Она по-прежнему слышала дирижабли, но больше их не видела. Гул ослабел, как будто те сначала подлетели к горе, но потом повернули обратно.
Может, дирижабли их не заметили? Скорее всего. Если туман так опасен для путников, то, несомненно, опасен и для дирижаблей. Они наверняка дожидаются, пока небо расчистится, чтобы определить точное положение целей.
Сколько осталось времени? Несколько часов? Или минут?
Дышать становилось все труднее. Во время похода через горы Рин привыкла к разреженному воздуху, но на такую высоту они не поднимались. Руки и ноги разламывались от усталости, так что хотелось кричать от боли. Каждый шаг казался пыткой. Рин еле волокла ноги и уже ползла с черепашьей скоростью, вкладывая все оставшиеся силы.
Но не останавливалась. С самого начала они договорились устроить привал на полпути, если слишком быстро устанут, но когда над головой кружат дирижабли, это уже было невозможно.
Шаг за шагом, твердила она себе. Один шаг. Потом другой. И еще один, пока, наконец, крутая тропа не уступила место плоскому камню. Рин рухнула на четвереньки, тяжело дыша и радуясь хотя бы секундному отдыху.
– Это здесь, – прошептала за ее спиной Дацзы.
Рин подняла голову и прищурилась, пока не различила сквозь туман контуры Небесного храма – внушительной девятиярусной пагоды с красными стенами и скошенной кобальтово-синей крышей, сверкающей так ярко, словно здание построили только вчера.
Дверей в храме не было. На месте двери в стене было прорезано квадратное отверстие, а за ним ждала лишь темнота. И никакой преграды для ветра и холода. То, что находилось внутри, не нуждалось в защите – мрак пульсировал собственной мощной и темной энергией. Рин чувствовала эту энергию в воздухе, который становился все плотнее по мере приближения, и по ее коже побежали мурашки.
Здесь граница между миром богов и миром смертных размывалась. Благословенное место. Про́клятое место. Рин не могла точно решить.
Темный вход в храм манил и притягивал. Но Рин вдруг охватило сжимающее сердце желание убежать.
– Давай же, – подтолкнула ее Дацзы. – Входи.
Рин нервно сглотнула и шагнула через порог, освещая темноту пламенем. В нижнем помещении храма не стало теплее. Но не было и холодно. Температура как будто отсутствовала, идеальная пустота. Воздух неподвижен. Ни пылинки. Место, высеченное вне границ реального мира, вне времени.
Глаза Рин постепенно привыкли к сумраку.
В Небесном храме не было окон. Стены на всех девяти этажах были из твердого камня. Даже потолок, в отличие от всех пагод, где побывала Рин, полностью перекрывал небо, не пропуская ни луча света. Только в ее ладони горел красный огонек.
Рин осторожно увеличила пламя, пытаясь осветить каждый уголок, но так, чтобы не устроить пожар. Наверху стояли на пьедесталах статуи шестидесяти четырех богов, в точности как в Пантеоне. Пламя отбрасывало огромные искаженные тени на высокие каменные стены, придавая им устрашающий вид.
Да, здесь, безусловно, присутствовали боги. Рин не просто их чувствовала, она их слышала. Вокруг раскатывался странный шепот, но слова пропадали, как только она пыталась их распознать. Рин задержалась у пьедестала Феникса. Глаза бога смотрели вниз, прямо на нее – насмешливые, приветливые и манящие. «Давненько не виделись, малышка».
А в центре стоял алтарь.
– Великая черепаха, – пробормотал Цзян. – Сурово ты с ним обошлась.
Дракон-император неподвижно лежал на ложе из чистого нефрита, безмятежно сложив руки на груди. Он не был похож на человека, вот уже два десятилетия обходящегося без воды и пищи. Но при этом совершенно не был похож на живого человека, а казался частью этого храма, неподвижным, как камень. Его грудь не поднималась, как будто он не дышит.
Сходство с членами семьи Инь было бесспорным. Лицо Жиги напоминало фарфоровую статую – крепкий лоб, прямой нос, прекрасные, словно высеченные под нужными углами черты. На плечах лежали длинные волосы цвета воронова крыла. При взгляде на него у Рин закружилась голова. Как будто она смотрит на труп Нэчжи.
– Не будем тянуть, – сказала Дацзы. – Цзыя?
Цзян откликнулся молниеносно. Не успела Рин и глазом моргнуть, как он бросил оленя на каменные плиты и всадил в его шею нож.
Олень судорожно открыл пасть, но не издал ни звука, лишь с предсмертным клокотанием хлынула кровь.
– А теперь поспеши, прежде чем он умрет.
Дацзы оттолкнула Рин от алтаря, а Цзян подтащил к его подножию брыкающегося оленя.
Агония оленя казалась мучительно долгой. И наконец свелась к последним судорогам, а кровь потекла по щелям между плитами пола. Все это время Дацзы стояла на коленях, прижав руку к боку животного, и что-то бормотала себе под нос.
И тут по храму прокатился треск, превратившись в долгие громовые раскаты, становящиеся все громче и громче. Казалось, пагода вот-вот взорвется. Рин ощутила в воздухе прилив энергии. Слишком мощной энергии – она сдавливала горло, и Рин задыхалась. Она в ужасе попятилась к стене.
Дацзы говорила все быстрее и быстрее, с ее губ слетали непонятные слова.
Цзян стоял совершенно неподвижно. Его лицо исказилось в странной и незнакомой гримасе, Рин не могла понять – то ли это ужас, то ли восторг.
А затем сверкнул белый свет и громыхнуло в последний раз. Только когда Рин врезалась спиной в стену, она поняла, что ее сшибло с ног.
Перед глазами заплясали искры. Тело сжала сокрушительная боль. Рин хотелось свернуться в комок и раскачиваться взад-вперед, пока все это не прекратится, но страх вынудил ее встать на колени, откашляться и прищуриться, пока не вернулось зрение.
Цзян прижался спиной к противоположной стене, по-прежнему неподвижно, его лицо ничего не выражало. Дацзы распласталась у подножия алтаря. Из уголка ее губ тянулась тоненькая струйка крови. Рин поковыляла к ней, чтобы помочь, но Дацзы покачала головой и указала на алтарь. Впервые за двадцать лет Инь Жига встал.
Глаза Дракона-императора были ярко-синего цвета. Он медленно оглядел храм, впитывая в себя все, что видит.
Рин не осмеливалась пошевелиться. Она даже говорить не могла – слова казались неуместными. Какая-то сила сжала ей челюсти, а воздух давил на виски, как камень.
– Ты меня слышишь? – Дацзы встала на колени и взяла Жигу за руки. – Жига?
Тот долго смотрел на нее. А потом заговорил хриплым, как хруст гравия, голосом:
– Дацзы…
Цзян засопел.
Взгляд Жиги быстро метнулся в его сторону, а потом вернулся к Дацзы.
– И долго я отсутствовал?
– Двадцать лет. – Дацзы откашлялась. – Ты… ты знаешь, кто ты?
Жига помолчал, нахмурившись.
– Я путешествовал, – сказал он. Хотя бы голос Жиги не имел ничего общего с голосом Нэчжи – хриплый после долгого молчания, словно царапающий камень ржавый клинок. – Не знаю где. Было темно, и боги молчали. А я не мог вернуться. Не мог найти обратный путь. Я все гадал, кто мог… – Его взгляд внезапно остановился на Дацзы, словно Жига вдруг понял, что говорит вслух. – Теперь я вспомнил. Мы поссорились.
Бледная шея Дацзы задрожала.
– Да.
– И ты остановила ссору.
Теперь его взгляд остановился на Дацзы уже надолго. Что-то происходило между ними, но Рин не могла в этом разобраться. Сожаления, страсть и обида. Что-то опасное.
Жига резко отвернулся.
– Цзыя, – позвал он. Голос стал более гладким и громким, а стены пагоды усиливали его.
Цзян вскинул голову:
– Я здесь.
– Так ты тоже пришел? – Жига встал на ноги, отведя руку Дацзы, которая пыталась помочь. Он был намного выше Нэчжи, наверное, рядом с дядей тот выглядел бы ребенком. – Ты уже забыл ту глупую девчонку? Мы ведь из-за нее поссорились, да?
Лицо Цзяна осталось бесстрастным, как скала.
– Я рад снова тебя видеть.
Жига повернулся к Рин.
– А это еще кто?
Рин по-прежнему не могла говорить. Она попыталась сделать шаг назад, но, к своему ужасу, застыла на месте. Взгляд Жиги словно стальными иглами пригвоздил ее к полу, парализовал без каких-либо усилий.
