– Это мой долг, – сказал он. – Тебе не понять.
На это Рин было нечего ответить.
Нэчжа молча смотрел на нее, его меч без дела болтался на боку. Лицо его исказилось, словно он пытался проглотить слова, которых не имел прав произносить.
Было бы так просто его убить. Он едва держался на ногах. Его бог только что сбежал, трясясь от страха перед более сильным противником, о существовании которого Рин и помыслить не могла. Если бы она сейчас вспорола Нэчже живот, его раны уже не затянулись бы.
Но она не могла вызвать огонь. Не чувствовала ярости, не могла призвать на помощь даже слабое подобие гнева. Не могла ругаться или кричать. Совсем не так она представляла себе их встречу.
«Сколько еще возможностей ты отбросишь?» – спросил Алтан.
Как минимум еще одну, решила она, проигнорировав его язвительный смех.
Если бы она вспомнила, как ненавидеть Нэчжу, то сумела бы его убить. Но сейчас просто повернулась к нему спиной и позволила ему уйти своей дорогой, а сама пошла своей.
Глава 30
Пипацзы умирала.
За полчаса, пока Рин тащила ее к главным силам рядом с городом, чтобы послать за Ляньхуа, состояние девушки быстро ухудшилось. Когда Рин положила ее на сухой брезент на берегу, пульс у нее был совсем слабым. Рин даже подумала, что она уже умерла, пока не подняла ей веки и не увидела, как цвет радужки меняется с карего на черный.
Она дала Пипацзы опиум. Рин всегда держала пакетик опиума в заднем кармане, а с тех пор как начала посылать шаманов сражаться, удвоила запас. Но ничего не вышло. Пипацзы послушно вдохнула дым, однако не прекратила стонать, а вздувшиеся на коже фиолетовые вены стали еще толще.
Бог завладевал ею.
Великая черепаха! Рин смотрела на белое лицо Пипацзы, стараясь не паниковать. Шаманов, чьим разумом завладел бог, невозможно убить. Они заперты в ловушке собственного тела и приговорены к вечной жизни, до конца времен.
Рин не могла обречь Пипацзы на такой конец.
Но это значило, что придется ее убить, пока глаза девушки еще окончательно не перестали быть карими, пока она цепляется за мир смертных.
Рин положила дрожащую руку на горло Пипацзы.
– Я принесла опиум! – на бегу прокричала Ляньхуа. Тяжело дыша, она остановилась перед Пипацзы. – Ты…
– Я уже пыталась, – сказала Рин. – Не получилось. Она на грани, и боль не унимается, она внутри, Нэчжа что-то с ней сделал, чего я не вижу, но думаю, что у нее внутреннее кровотечение. И ты… Не трогай.
Ляньхуа опустилась на колени перед Пипацзы, но тут же отдернула руку.
– Дотронься до нее через одежду, – предложила Рин. – И наблюдай за песком. Будь осторожна. Она себя не контролирует.
Ляньхуа кивнула. Надо отдать ей должное – она не испугалась и сосредоточилась. Выдохнула, закрыла глаза и вытянула пальцы над Пипацзы. Мокрая одежда девушки озарилась мягким сиянием.
Веки Пипацзы затрепетали. Рин затаила дыхание.
Возможно, это еще не конец. Может, проблема только в боли, и Пипацзы к ним вернется.
– Пипацзы! Пипацзы!
Рин подняла голову и беззвучно выругалась. По берегу с криком неслась Цзюто, ее младшая сестренка.
Кто ее сюда пустил? Рин готова была придушить этого человека.
– Назад!
Рин вытянула руку, не подпуская к Пипацзы сестру. Цзюто была миниатюрной, но перепугана и в истерике, она вырвалась из рук Рин и упала на колени перед сестрой.
– Не вздумай! – выкрикнула Рин.
Но Цзюто уже оттолкнула Ляньхуа и с рыданиями бросилась к сестре:
– Пипацзы!
Рин и Ляньхуа попытались ее оттащить, и тут Пипацзы подняла голову:
– Не надо.
Ее глаза открылись. Они были совершенно нормальными, карими. Рин колебалась, схватив Цзюто за рубашку.
– Тише, тише. – Пипацзы погладила сестру по голове. – Успокойся, Цзюто. Я жива.
Рыдания Цзюто внезапно сменились испуганной икотой. Пипацзы поглаживала сестру по спине, шепча на ухо ласковые слова.
Рин посмотрела на Ляньхуа.
– Она…
Ляньхуа замерла, раскинув руки.
– Я точно не знаю. Я восстановила ее ребра, но остальное… Не понимаю…
Пипацзы встретилась с Рин взглядом. На ее лице отразилась мука.
– Слишком громко.
У Рин екнуло сердце.
– Что слишком громко?
– Они кричат, – пробормотала Пипацзы. Ее глаза потемнели. – Они… Ох…
– Думай о нас, – поспешила сказать Рин. – О своей сестре…
– Не могу. – Руки Пипацзы, по-прежнему лежащие на плечах Цзюто, затряслись. Пальцы загнулись словно когти, скребущие по воздуху. – Она здесь, она…
– Уведи ее отсюда, – велела Рин Ляньхуа.
Ляньхуа тут же поняла. Она обхватила Цзюто за пояс и потащила. Цзюто с завываниями сопротивлялась, но Ляньхуа ее не выпустила. Она оттащила Цзюто к лесу, пока, наконец, стенания Цзюто не затихли вдали.
– Не уходи, Пипацзы, – сказала Рин. – Слушай мой голос…
Пипацзы не ответила.
Рин не знала, что делать дальше. Ей хотелось обнять Пипацзы и успокоить, но Рин боялась ее трогать. По ключице девушки до самой шеи расплылось большое фиолетовое пятно, а потом и все лицо стало багровым. Пипацзы выгнула спину. Она задыхалась, борясь с невидимой силой.
Рин в ужасе отпрянула.
Пипацзы повернула голову к Рин. Ее движения выглядели неестественными, словно кто-то дергал ее за невидимые нити, как марионетку.
– Пожалуйста, – взмолилась она. Ее глаза на мгновение окрасились в карий. – Пока я еще здесь.
Рин потрясенно застыла.
Смерть или Чулуу-Корих. Три простых, но таких жутких слова. Рин знала это с самого начала. Для цыке есть только два исхода – смерть или каменное заточение. И лучше смерть. Командир должен об этом позаботиться.
– Сосредоточься, – произнесла Рин со спокойствием, которого не ощущала. Она не могла снять с себя ответственность, ей придется это сделать. Сейчас смерть для Пипацзы равноценна милосердию. – Тебе придется с ней побороться. Чтобы не отравить меня.
– Хорошо, – прошептала Пипацзы.
– Спасибо.
Рин нагнулась, приложила левую руку к щеке Пипацзы, придавила ее плечо коленом и дернула.
Треск получился громче, чем она ожидала. Рин потрясла ладонью, сосредоточившись на боли, чтобы не пришлось смотреть в остекленевшие глаза Пипацзы. Рин никогда прежде не приходилось ломать человеку шею. Ее когда-то этому учили, и много раз в Синегарде она тренировалась на манекенах. Но до сих пор не понимала, сколько сил на самом деле требуется приложить, чтобы сломать позвоночник.
* * *
Теперь все было кончено.
Рин вошла в город пешком. Никто не возвестил о ее прибытии, за ней не следовали музыканты и танцоры. Почти никто ее не заметил – горожане были слишком поглощены катастрофой. Рин была так истощена, что видела только какую-то суету. Сожженные и окровавленные тела несли в город на носилках; толпы людей стремились выбраться из городских ворот с мешками, набитыми одеждой, семейными реликвиями и серебром, забирались на остатки арлонгского флота, пытаясь сбежать на нескольких кораблях, не затонувших, пока бушевал Дракон.
Она смутно понимала, что победила.
Арлонг лежал в руинах. Гесперианцы сбежали. Нэчжа со своим правительством поспешно отступил по каналу. Все это Рин снова и снова докладывали ликующие офицеры, но она бродила вокруг в полутрансе, настолько уставшая и потерянная, что не могла им поверить.
Как это можно назвать победой?
Рин знала вкус победы. Победа – это когда она обугливала вражеские войска божественным огнем, а ее солдаты с радостными криками бежали рядом, получив то, что заслужили по праву. Победу нужно заслужить. Победа дается по справедливости.
Но происходящее выглядело мошенничеством – как будто соперник споткнулся, а она объявила это своей победой. И поэтому победа казалась непрочной и ускользающей, словно в любой момент ее могут вырвать из рук.
– Не понимаю, – твердила она Катаю. – Что произошло?
– Все кончено, – ответил он. – Город наш.
