— Слушать мою команду! Обе машины — полный впер-р-ред!
Крейсер рванулся вперед. Расчётное время прибытие было три часа пополудни. Капитан откинулся в кресле, гадая, чем вызван такой интерес службы разведки к объекту в рыбацкой лодке.
Отослав эсэмэс Александру, Никитин решил вздремнуть. Проснувшись через два часа, увидел ответное, в котором его просили быть на месте встречи. Точка на экране снова мерцала красным цветом, медленно двигаясь к югу. «Сторожевой» вынужден был сделать небольшой крюк в сторону Омана, потому что гидроакустик обнаружил наличие субмарины в двадцати милях от крейсера. На дезориентацию противника ушло около часа, теперь корабль шел на малом ходу, соблюдая меры предосторожности. Никитин кусал губы от нетерпения, но вмешиваться в работу капитана не стал. Лишь когда сонар доложил, что субмарина вне зоны действия и их курс не может быть определен, крейсер вернулся на прежний курс, увеличивая скорость.
Еще за два часа до рандеву информация о надвигающемся грозовом фронте была на столе у Зотова ожидалось пятибалльное волнение — легкая рябь для такого гиганта как «Сторожевой». Зайдя в каюту, он увидел, что Никитин спит прямо в одежде. Передумав его будить, капитан вернулся в рубку.
В половине четвертого крейсер лег в дрейф в двенадцати милях от северного побережья острова Сокотра. В ста милях севернее бушевала гроза, волнение моря усиливалось. Шторм шел мимо крейсера, задевая его по касательной, шел на побережье Сомали. Включив радар, Зотов не обнаружил в радиусе ста милей целей, похожих на маленькое суденышко.
— Почему мы остановились, Алексей? — потягиваясь, шел навстречу Никитин.
— Мы на точке встречи, — коротко по-военному ответил Зотов, недовольный фамильярностью штабной крысы.
— Как на месте? По монитору лодка от нас в ста километрах!
В голосе Никитина промелькнула растерянность. Круто повернувшись, он бросился в капитанскую каюту, сопровождаемый Зотовым. Погода меж тем ухудшалась, волнение мор было не менее трех баллов и ветер крепчал с каждой минутой. Половину неба с северо-востока заволокло тучами.
В каюте Никитин открыл ноутбук и включил программу отслеживания: мерцающая красная точка была северо-восточнее на целый градус. Никитин посмотрел на капитана, склонившегося над его плечом:
— Алексей Иванович, сколько времени нам потребуется до контакта с объектом на полном ходу? — теперь голос был просительный.
— Не менее двух часов. Но, боюсь, мы не успеем, — Зотов постарался, скрыть неприязненность в голосе.
— Почему?
Никитин даже съежился от слов капитана крейсера.
— Это, — Зотов ткнул пальцем прямо в мерцающую точку, — самый центр штормовой бури. И если над вашим человеком не приглядывают с небесной канцелярии, рыбацкой шхуне не продержаться два часа в эпицентре шторма.
Тем не менее, не глядя на потерянного Никитина, он подошел к переговорному устройству и скомандовал:
— Внимание, рубка, говорит капитан! Курс норд-ост семьдесят градусов, обе машины полный вперед! — Вернувшись к столу, на котором стоял ноутбук, Зотов прошептал: — Держитесь, мы идем.
Никитин только благодарно посмотрел на капитана:
— Если мы успеем, капитан, я ваш вечный должник. Но почему мы не встретились с лодкой, ведь у них было достаточно времени?
— Буря относит их на северо-восток, — Зотов снова подошел к переговорному устройству: — Внимание, машинное отделение, говорит капитан! Выжать максимум из двигателей, снять ограничители мощности!
Двое мужчин в каюте капитана полчаса неотрывно смотрели, как сокращается расстояние до мерцающей точки на карте.
— Еще час, и мы встретимся, — Зотов вытер вспотевший лоб, напряжение Никитина передалось и ему.
Они переглянулись и снова уставились в монитор. Словно издеваясь над ними, мерцающая точка вспыхнула в очередной раз и погасла.
Глава 7.Из огня да в полымя
Что-то с невероятной силой ударило меня по ребрам: открытый в диком крике рот захлестнуло водой. Вращаясь в темной толще воды, я потерял ориентацию, где небо и где море. На какой-то момент спасательный жилет и круг вытянули меня из глубины: я увидел серое в разрывах небо и снова ушел под воду. Когда меня вытолкнуло второй раз, почувствовал, как рука Аймана хватает меня за шиворот. Стало немного дышать, гигантская волна ушла, теперь удавалось держать голову выше волн, подскакивая на них, как поплавок.
Дождь продолжался с прежней силой, холодный он, больно сек по лицу и плечам. Аймана тоже хорошо потрепало, багровый след тянулся от левого глаза к скуле, где ссадина кровоточила.
Наши спасательные жилеты и круги, к которым были привязаны руки, хорошо держали на воде. Мне показалось, что высота волн стала немного меньше. Недалеко от нас виднелась наша лодка килем вверх, с каждой секундой удаляясь от нас.
У меня была острая боль в правом подреберье, из-за которой каждый вдох отдавался неприятными ощущениями. Свист ветра был все еще силен, мне пришлось напрягаться, чтобы меня услышал сомалиец.
— Доплывем до лодки, попробуем перевернуть ее.
Айман отрицательно помотал головой, показывая на свою левую руку, вывернутую под неестественным углом. Лодка продолжала отдаляться, уменьшая наши шансы на спасение. Повозившись, мне удалось распутать свою левую руку, превозмогая боль в подреберье.
Отплыв на несколько метров, я понял, что лодку мне не догнать, каждый гребок правой рукой отдавался такой болью, что я еле сдержался, чтобы не закричать. Гребя левой, вернулся к Айману и вцепился в круг. Так мы держались, помогая друг другу около двух часов, когда шторм реально не стал ослабевать.
В последний раз поднявшись на гребень волны, я увидел, как наша перевернутая лодка скрылась из глаз. Волнение моря еще продолжалось, но уже было не таким сильным, дождь тоже ослабевал. Айман держался неплохо, хотя вывихнутая рука ему приняла сильную боль, несколько раз я слышал его стоны, когда мы неудачно соскальзывали с гребня волны.
Наступила ночь, волны уже были не выше метра, но дождь продолжался, хотя и с меньшей интенсивностью. Небо по-прежнему было в тучах, луны и звезд не было видно. Мне даже удалось задремать, положив подбородок на спасательный круг.
Когда я проснулся, ветра практически не было и дождь прекратился, небольшие волны плавно покачивали нашу сцепку из тел и спасательных кругов.
Далеко в стороне мелькнул огонек, увеличиваясь и постепенно уменьшаясь в размере. Вначале мне показалось, что это свет маяка, но в следующий момент осенило, что это поисковый прожектор.
— Помогите! Мы зде-е-есь! — закричал я из-за всех сил, и острая боль пронзила ребра справа.
Боль была такая, что на минуту я даже не мог дышать. Айман, проснувшийся от моего крика, увидел огонек и тоже стал кричать на английском. С отчаянием я смотрел, как свет удаляется, становясь меньше в диаметре: сколько до него было, пару километров или пару десятков, не разобрать. Но не было шума работы двигателя корабля, по крайней мере мы его не слышали, как ни вслушивались.
Волны становились меньше, ветер стих совсем, уже ничто не напоминало о разыгравшейся недавно буре. Ужасно хотелось пить, щипало глаза от соленой воды, рот и носоглотка горели.
— Айман, — позвал я рыбака, но он не откликнулся. «Неужели он умер?» — мысль ужаснула мысль, но рыбак был жив, он вяло пошевелился во сне. Несмотря на то, что мы находились в теплых водах, было холодно. «Если нас не спасут в ближайшие сутки, мы умрем от переохлаждения или акулы съедят», — мысль об акулах заставила инстинктивно поджать ноги.
Я попытался грести левой рукой, но боязнь упустить спасательный круг победила. Кое-как я закрепил обрывок веревки от круга на левой руке, терпя боль в подреберье.
Когда я очнулся в очередной раз, на западе зачинался рассвет. Четверть солнечного диска поднялась над водой, обещая согреть с утра и изжарить нас к вечеру. От голода сосало под ложечкой, от жажды хотелось выпить соленую воду, но это лишь ухудшило бы ситуацию.
