— Пей одним залпом. А как уснёшь, помни, что всё вокруг — это морок. Никого не слушай, ни с кем не заговаривай и главное — не бойся. Сварог тебя защитит.
Ага, защитит. А где он раньше был твой Сварог, когда я с Людотой Ковалем языками зацепился? Ну нет, в таких делах на богов лучше не надеется — только на собственную удачу. Хоть бы она меня ещё не покинула.
— Пей! Время дорого, — поторопил Баламут.
Помимо нас двоих, в палатке не было ни единой живой души. Ну оно и понятно, слишком многие видели, как алатырь-камни добывались. Оттого и не стоило всем подряд знать, чем мы заниматься собрались. Ведь как не погляди, а это же форменное людоедство.
Заперев побольше воздуха в груди и прикрыв глаза, я припал к кадушке. Колодезная водица водопадом скользнула вдоль неба.
Надеюсь, они хоть камни от чужой крови отмыли…
* * *
Вокруг, насколько хватало глаз, плескалась темнота. Не кромешная, а такая в которой можно, пусть и с трудом, но различить собственные руки.
Знакомое местечко. Разве что на этот раз куда более оживлённое. Во время прошлого моего посещения здесь обитал один лишь Людота Коваль, теперь же я различал десятки искр, расположенных в разных направлениях.
И что делать? Куда идти? В прошлый раз выбора у меня как такого не имелось, я просто пошёл на звук. Теперь же ситуация иная. Я сам могу выбрать направление.
Вот только надо ли оно мне? Может плюнуть на всё и остаться на месте? Баламут ведь не требовал от меня каких-то свершений, просто наказал быть настороже.
— Стоум…Стоум, — достиг ушей заунывный призыв.
Знакомый голос вновь и вновь вещал моё имя, пока я пытался понять, откуда исходит призыв. Казалось, кромешная тьма вокруг не только глушит все звуки, но и мешает определить их направление. В прошлый раз ничего подобного не было и в помине. Неужто это оттого, что я поглотил силу сразу нескольких алатырь-камней?
Одинокая искорка вдали пару раз мигнула в унисон призыву. Похоже, мне туда.
Несмотря на темноту, шагать было легко. Я отчего-то был уверен, что в этом месте нельзя оступиться и тем паче упасть.
Чтобы отвлечься от местных странностей и хоть чем-то себя занять, принялся считать шаги. Примерно через сто шагов я уже мог различить небольшой освещённый пятачок со столом посредине. А ещё через пятьдесят разглядел и того, кто за этим столом сидит.
Ну здравствуй, невинноубиенный соратник, не думал, что увижу тебя столь скоро.
С нашей последней встречи Мотыга сильно изменился. Тот выстрел из дуболома не прошёл для него даром, верхнюю часть парня будто склеили из нескольких кусков. Причём сделали это столь неаккуратно, что причислить его вновь к людям стало весьма затруднительно. Да и узнать тоже. Если бы ни знакомый голос и привычная форма, я мог бы и не признать в этом чудище бывшего соратника. А ведь совсем недавно Мотыга был краше многих родовичей. Одна только сутулая спина и выдавала в нём работягу-простолюда. Да и сейчас выдаёт. Эх, выходит, даже могила не смогла исправить этот недостаток.
— Чего уставился, что страшно? — «поприветствовал» меня Мотыга и указал на пустующий стул. — Садись, разговор есть.
Масляная лампа, что всё это время стояла на столе, приветливо мигнула пару раз. Выходит, это именно она привела меня к Мотыге.
Не став крутить носом, я принял приглашение и умастил свой тощий зад на сидушке. Предстоящая беседа обещала быть как минимум необычной. Конечно, мне не стоило ждать каких-то откровений, как это было с Людотой. Всё же Мотыга — птица не того полёта. Но раз позвал — значит сказать ему есть чего. Ну, не жаловаться же он вздумал? Тем более, что и помер он не от моих рук. Если и может он кого винить в своей гибели, так только Колышка.
— Ты мне никогда не нравился… — начал было Мотыга.
— Вообще побУю. Если у тебя всё, я пойду.
Не хватало мне ещё отношения с мертвецами всякими выяснять. Я здесь вроде как для того, чтобы силу алатырь-камней усваивать, а не сопли на пустом месте разводить.
— Сядь! — рявкнул мертвец.
От этого злого окрика его и так перекошенная рожа совсем расплылась, прямо как тесто. Огонёк лампы задрожал, словно от сильного порыва ветра.
— Хоть и не по нраву ты мне, но честь славийская дороже. Должен я тебе о кознях врага поведать, иначе с таким грузом тяжким мне в Правь не попасть. Я же в сознании был всё это время, всё видел и слышал, только помешать никак не мог. А ещё видения эти треклятые меня частенько посещали. О них я тебе и расскажу. А ты взамен, как всё закончится, родичей моих навести. Скажи им, что пал я в бою как герой. В общем, придумай чего-нибудь, ты же у нас в этом деле мастак. По рукам?
— Да ты я смотрю, шутником заделался, после того как помер.
— Хорош зубоскалить, я не над твоей культёй потешался — выражение такое. Так согласен на уговор или нет?
— А если несогласен, то что? Неужто не расскажешь мне ничего про врага? Не смеши мои портки, ты ж славиец. Выложишь всё как миленький.
После такой отповеди мертвец приуныл. Знал он, что не сможет на меня никак повлиять, и я об этом знал.
Иногда твёрдые принципы — это не только великая сила, но и необоримая слабость. Так было и в этом случае. Как бы Мотыга ни хотел, не мог он пойти супротив собственного народа и заветов предков.
— Ладно. Сделаю, как просишь, — сжалился я.
— Уговор?
— Уговор.
* * *
— … Гридень вставай! Да вставай же ты жопа ленивая, враг на подходе!
Сквозь вату в ушах пробился сначала голос Баламута, а следом прозвучали выстрелы. Несмотря на надвигающуюся опасность, вставать ну вот ни капельки не хотелось. По всему телу распространялось томящее тепло, будто лежал я не на холодной земле, а под шерстяным пледом где-нибудь на печи. Приятный жар растекался по всему телу, даруя умиротворение и чарующую негу.
— Ну раз так, не держи зла!
Из-за наваждения и вялости я не сразу почуял угрозу в голосе Баламута, за что вскоре и поплатился. Левое бедро прострелило болью и апатию словно рукой сняло. Я рывком пришёл в себя и смог в полной мере оценить действия своего «спасителя». Баламут зарево всё ещё нависал надо мной вместе с масляной лампой в руках.
Прижёг! Этот выродок меня прижёг! Да если б знал, что так будет — чёрта с два бы я дал броню с себя стянуть! А ещё дурак всё гадал, чем ему моя защита не угодила?
Мне не оставалось ничего другого, кроме как резко отстраниться от спятившего командира. Я и раньше ему не особо доверял, а теперь, после такой выходки и подавно.
Неужто Баламут не мог придумать более щадящего способа, чтобы меня «разбудить». Или Зарево посчитал, что раз уж он Стоум и так весь в ожогах-то можно особо не сдерживаться?
