Рами выплюнул трюфель в салфетку.
— Что ты хочешь сказать?
— Иногда редкие и дорогие вещи хуже.
— Не говори это англичанам, это разрушит их чувство вкуса. — Рами окинул взглядом толпу. — О, смотри, кто прибыл.
Летти пробивалась сквозь толпу к ним, таща за собой Викторию.
— Ты — доброта. — Робин поспешил вниз по лестнице. — Ты невероятная.
Он говорил серьезно. Виктория и Летти были неузнаваемы. Он так привык видеть их в рубашках и брюках, что иногда забывал, что они вообще женщины. Сегодня, вспомнил он, они были существами из другого измерения. Летти была одета в платье из бледно-голубого материала, которое подходило к ее глазам. Рукава у нее были огромные — казалось, что она могла бы спрятать там целую баранью ногу, — но, похоже, такова была мода этого года, потому что разноцветные, развевающиеся рукава заполнили территорию колледжа. На самом деле Летти была очень красива, понял Робин; он только никогда не замечал этого раньше — под мягким светом фей ее дугообразные брови и резко очерченная челюсть выглядели не холодными и строгими, а царственными и элегантными.
— Как тебе удалось сделать такие волосы? — спросил Рами.
Бледные, упругие колечки обрамляли лицо Летти, бросая вызов гравитации.
— Зачем, бумаги для завивки.
— Ты имеешь в виду колдовство, — сказал Рами. — Это неестественно.
Летти фыркнула.
— Тебе нужно больше встречаться с женщинами.
— Где, в лекционных залах Оксфорда?
Она рассмеялась.
Однако Виктория действительно преобразилась. Она сияла на фоне глубокой изумрудной ткани своего платья. Ее рукава тоже вздулись, но на ней они выглядели весьма очаровательно, словно защитное кольцо из облаков. Ее волосы были скручены в элегантный узел на макушке и закреплены двумя коралловыми булавками, а на шее, словно созвездия, сияла нитка таких же коралловых бус. Она была прекрасна. Она и сама это знала; когда она вгляделась в выражение лица Робина, на ее лице расцвела улыбка.
— Я хорошо поработала, не так ли? — Летти с гордостью оглядела Викторию. — И подумать только, она не хотела приходить.
— Она похожа на звездный свет, — сказал Робин.
Виктория покраснела.
— Привет. — К ним подошел Колин Торнхилл. Он выглядел довольно пьяным; в его глазах было оцепенение и расфокусированный взгляд. — Я вижу, даже баблеры соизволили прийти.
— Привет, Колин, — настороженно сказал Робин.
— Хорошая вечеринка, не так ли? Оперная певица была немного гулкой, но, возможно, дело в акустике часовни — это действительно не подходящее место для выступления, нужно больше пространства, чтобы звук не терялся. — Не глядя на нее, Колин протянул свой бокал с вином перед лицом Виктории. — Избавься от этого и принеси мне бордовое, хорошо?
Виктория удивленно посмотрела на него.
— Принеси сам.
— Что, разве ты не работаешь?
— Она студентка, — огрызнулся Рами. — Ты встречал ее раньше.
— Встречался? — Колин действительно был очень пьян; он продолжал раскачиваться на ногах, а его бледные щеки приобрели насыщенный румяный цвет. Стакан так неуверенно висел на кончиках его пальцев, что Робин боялась, что он разобьется. — Ну. По-моему, они все выглядят одинаково.
— Официанты в черном, и у них подносы, — терпеливо сказала Виктория. Робин был поражен ее сдержанностью; он бы выбил бокал из рук Колина. — Хотя я думаю, что ты мог бы попробовать немного воды.
Колин сузил глаза на Викторию, как бы пытаясь разглядеть ее получше. Робин напрягся, но Колин только рассмеялся, пробормотал что-то под нос, похожее на слова «Она похожа на Трегера» [826], и ушел.
— Задница, — пробормотал Рами.
— Я похожа на обслуживающий персонал? — с тревогой спросила Виктория. — А что такое Трегер?
— Неважно, — быстро сказал Робин. — Просто — не обращай внимания на Колина, он идиот.
— А ты выглядишь неземной, — заверила ее Летти. — Нам всем нужно просто расслабиться, всем — здесь. — Она протянула руку Рами. — Твоя смена уже закончилась, не так ли? Потанцуй со мной.
Он засмеялся.
— Нет, конечно.
— Пойдем. — Она схватила его за руки и потащила в сторону танцующей толпы. — Этот вальс не сложный, я научу тебя шагам…
— Нет, правда, прекрати. — Рами высвободил свои руки из ее.
Летти скрестила руки.
— Ну, просто сидеть здесь неинтересно.
— Мы сидим здесь, потому что нас и так едва терпят, и потому что, пока мы не двигаемся слишком быстро или не говорим слишком громко, мы можем слиться с фоном или, по крайней мере, притвориться обслуживающим персоналом. Вот как это работает, Летти. Смуглый мужчина на балу в Оксфорде — забавная диковинка, пока он держится в рамках и не обижает никого, но если я буду танцевать с тобой, то кто-нибудь меня ударит, или еще хуже.
Она надулась.
— Не драматизируй.
— Я всего лишь проявляю благоразумие, дорогая.
Один из братьев Шарп, проходя мимо, протянул руку Летти. Это показалось довольно грубым и перфектным жестом, но Летти взяла ее без комментариев и ушла, бросив Рами неприязненный взгляд через плечо, когда уходила.
— Молодец, — пробормотал Рами. — И доброго пути.
Робин повернулся к Виктории.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Я не знаю. — Она выглядела очень нервной. — Я чувствую себя… не знаю, обнаженной. Выставленной на показ. Я сказала Летти, что они решат, что я персонал…
— Не обращай внимания на Колина, — сказал Робин. — Он придурок.
Она выглядела неубежденной.
— Разве они все не похожи на Колина?
— Привет. — К ним подбежал рыжеволосый мальчик в фиолетовой жилетке. Это был Винси Вулкомб — наименее ужасный из друзей Пенденниса, вспомнил Робин. Робин открыл рот, чтобы поприветствовать его, но глаза Вулкомба полностью скользнули по нему; он был сосредоточен исключительно на Виктории. — Ты ведь учишься в нашем колледже, не так ли?
Виктория на мгновение огляделась вокруг, прежде чем поняла, что Вулкомб действительно обращается к ней.
— Да, я…
— Ты Виктория? — спросил он. — Виктория Десгрейвс?
— Да, — сказала она, вставая немного прямее. — Как ты узнал мое имя?
— В вашем курсе только две таких, — сказал Вулкомб. — Женщины-переводчики. Вы должны быть гениальны, чтобы быть в Вавилоне. Конечно, мы знаем ваши имена.
Рот Виктории слегка приоткрылся, но она ничего не сказала; казалось, она не могла понять, собирается ли Вулкомб над ней посмеяться или нет.
— J'ai entendu dire que tu venais de Paris. — Вулкомб склонил голову в легком поклоне. — Les parisiennes sont les plus belles [827].
Виктория улыбнулась, удивленная.
— Ton français est assez bon [828].
Робин наблюдал за этим обменом, находясь под впечатлением. Возможно, Вулкомб был не так уж ужасен — возможно, он был просто болваном в компании с Пенденнисом. Он тоже недолго размышлял, не развлекается ли Вулкомб за счет Виктории, но подглядывающих друзей не было видно; никто не заглядывал тайком через плечо и не притворялся, что не смеется.
— Лето в Марселе, — сказал Вулкомб. — Моя мать — француженка; она настояла, чтобы я учился. Как по-вашему, это сносно?
— Ты немного преувеличиваешь гласные, — серьезно сказала Виктория, — но в остальном неплохо.
Вулкомб, к его чести, не выглядел обиженным этой поправкой.
— Я рад это слышать. Не хочешь ли ты потанцевать?
Виктория подняла руку, заколебалась, затем посмотрела на Робина и Рами, словно спрашивая их мнение.
— Иди, — сказал Рами. — Наслаждайся.
Она взяла Вулкомба за руку, и он оттолкнул ее.
Робин остался наедине с Рами. Их смены закончились; колокола прозвонили одиннадцать минут назад. Они оба натянули свои фраки — одинаковые черные одежды, которые они в последний момент купили в «Эде и Рейвенскрофт», — но продолжали оставаться в безопасности у задней стены. Робин предпринял было попытку вступить в перепалку, но быстро отступил в ужасе — все, с кем он был смутно знаком, стояли плотными группами и либо полностью игнорировали его, когда он приближался, что заставляло его чувствовать себя неуклюжим и неловким, либо спрашивали его о работе в Вавилоне, поскольку это было, очевидно, все, что они о нем знали. Но всякий раз, когда это происходило, его атаковали дюжиной вопросов со всех сторон, и все они были связаны с Китаем, Востоком и обработкой серебра. Как только он убегал обратно в прохладную тишину у стены, он был так напуган и измучен, что не мог вынести этого снова.
