— Я не это имела в виду, Рами, я только…
— Позволь мне попытаться объяснить, — мягко сказал Энтони. — Накануне отмены рабства во всех колониях мой хозяин решил, что хочет собрать вещи и вернуться в Америку. Там, видите ли, я не стал бы свободным. Он мог бы держать меня в своем доме и называть своим. Этот человек называл себя аболиционистом. Он годами осуждал общую торговлю; казалось, он просто считал наши отношения особенными. Но когда предложения, которые он публично поддерживал, стали законом, он решил, что не сможет вынести жертву потери меня. Поэтому я пустился в бега и нашел убежище в Оксфорде. Колледж принял меня и прятал до тех пор, пока я не был юридически объявлен свободным человеком — не потому, что их очень заботила отмена смертной казни, а потому, что профессора Вавилона знали мою ценность. И они знали, что если меня отправят обратно в Америку, они потеряют меня для Гарварда или Принстона.
Робин не мог разглядеть лицо Летти в темноте, но он слышал, как участилось ее дыхание. Он подумал, не собирается ли она снова заплакать.
— Добрых хозяев не бывает, Летти, — продолжал Энтони. — Неважно, насколько они снисходительны, насколько милостивы, насколько заинтересованы в твоем образовании. В конце концов, хозяева остаются хозяевами.
— Но ты же не веришь в это в отношении Вавилона, — прошептала Летти. — Правда? Это просто не то же самое — они не порабощали тебя — я имею в виду, Христос, у тебя было общение…
— Ты знаешь, что сказал хозяин Экиано, когда его освободили от рабства? — мягко спросил Энтони. — Он сказал ему, что через некоторое время у него будут свои рабы.
Наконец, туннель закончился ступенями, покрытыми деревянной доской, сквозь которую струился солнечный свет. Энтони прижал уши к планкам, подождал мгновение, затем отпер доску и толкнул.
— Поднимайтесь.
Они вышли на залитый солнцем двор перед старым одноэтажным кирпичным зданием, наполовину скрытым за массой разросшегося кустарника. Они не могли уйти слишком далеко от центра города — до него было не больше двух миль, — но Робин никогда раньше не видел этого здания. Его двери выглядели заржавевшими, а стены почти заросли плющом, как будто кто-то построил это место, а потом забросил его несколько десятилетий назад.
— Добро пожаловать в Старую библиотеку. — Энтони помог им выбраться из туннеля. — Даремский колледж построил это место в четырнадцатом веке как переполненное помещение для хранения старых книг, а потом забыл о нем, когда получил финансирование на строительство новой библиотеки ближе к центру города.
— Только Старая библиотека? — спросила Виктория. — Никакого другого названия?
— Ни одного, которое мы используем. Название обозначило бы ее важность, а мы хотим, чтобы ее не заметили и забыли — что-то, что вы пропустите, когда увидите в записях, что-то, что легко перепутать с чем-то другим. — Энтони приложил ладонь к ржавой двери, что-то пробормотал себе под нос, а затем толкнул. Дверь с визгом распахнулась. — Входите.
Как и Вавилон, Старая библиотека была гораздо больше внутри, чем можно было предположить по ее внешнему виду. Снаружи она выглядела так, как будто могла вместить максимум один лекционный зал. Внутреннее же помещение могло бы быть первым этажом библиотеки Рэдклиффа. Деревянные книжные полки исходили из центра, а еще больше выстроились вдоль стен, которые волшебным и противоречивым образом выглядели круглыми. Все полки были тщательно промаркированы, а на противоположной стене висел длинный пожелтевший пергамент с описанием системы классификации. Недалеко от входа находилась полка с новыми поступлениями, на которой Робин узнал несколько книг, которые он тайком брал для Гриффина в течение последних нескольких лет. На всех них были выцарапаны серийные номера Вавилона.
— Нам не нравится их система категоризации, — объяснил Энтони. — Она имеет смысл только в латинице, но не каждый язык можно так легко латинизировать, не так ли? — Он указал на коврик возле двери: — Вытрите обувь, нам не нравится, когда между полками остается грязь. А вон там есть стойка для ваших пальто.
Ржавый железный чайник непонятным образом свисал с верхней перекладины вешалки. Робин с любопытством потянулся к нему, но Энтони резко сказал:
— Оставь это.
— Извини, а для чего он?
— Явно не для чая. — Энтони повернул чайник к ним, чтобы показать дно, на котором виднелся знакомый серебристый блеск. — Это система безопасности. Она свистит, когда кто-то, кого мы не знаем, приближается к библиотеке.
— С какой парой слов?
— Разве вы не хотели бы знать? — Энтони подмигнул. — Мы обеспечиваем безопасность, как в Вавилоне. Каждый придумывает свои собственные ловушки, и мы не рассказываем другим, как это делается. Самое лучшее, что мы установили, это гламур — он не дает звуку выходить из здания, а значит, никто из прохожих не может подслушать наши разговоры.
— Но это место огромное, — сказал Рами. — Я имею в виду, вы не невидимы — как же вы остаетесь незаметными?
— Самый старый трюк в мире. Мы спрятаны на виду у всех. — Энтони повел их дальше в библиотеку. — Когда Дарем вымер в середине шестнадцатого века, и Тринити получила его собственность, они упустили из виду дополнительную библиотеку при передаче документов. Единственное, что значилось в каталоге этой библиотеки, были материалы, которыми никто не пользовался десятилетиями и которые имеют более доступные дубликаты в Бодлиане. Так что теперь мы живем на грани бюрократии — все, кто проходит мимо, знают, что это библиотека-хранилище, но все предполагают, что она принадлежит какому-то другому, более бедному колледжу. Эти колледжи слишком богаты, видите ли. Из-за этого они теряют контроль над своими фондами.
— А, вы нашли студентов!
Из-под стеллажей появились фигуры. Робин узнал их всех — это были бывшие студенты или нынешние аспиранты, которых он видел в башне. Он полагал, что это не должно было стать сюрпризом. Это были Вимал Сринивасан, Кэти О'Нелл и Илзе Дедзима, которая помахала им рукой, когда подошла.
— Слышала, у вас была плохая неделя. — Сейчас она была намного дружелюбнее, чем когда-либо в башне. — Добро пожаловать в Chez Hermes. Вы как раз вовремя для ужина.
— Я не знал, что вас так много, — сказал Рами. — Кто еще здесь инсценировал свою смерть?
Энтони усмехнулся.
— Я единственный призрак, живущий в Оксфорде. У нас есть несколько других за границей — Вайбхав и Фредерика, возможно, вы слышали о них — они инсценировали утопление на клипере, возвращавшемся из Бомбея, и с тех пор действуют из Индии. Лизетт просто объявила, что уезжает домой, чтобы выйти замуж, и все преподаватели Вавилона были слишком разочарованы ею, чтобы продолжить ее историю. Очевидно, что Вимал, Кэти и Илзе все еще работают в Вавилоне. Им легче выкачивать ресурсы.
— Тогда почему ты ушел? — спросил Робин.
— Кто-то должен быть в Старой Библиотеке полный рабочий день. В любом случае, я устал от студенческой жизни, поэтому инсценировал свою смерть на Барбадосе, купил билет на ближайший рейс домой и незаметно вернулся в Оксфорд. — Энтони подмигнул Робину. — Я думал, что ты поймал меня в тот день в книжном магазине. Я неделю не решался покинуть Старую библиотеку. Пойдемте, я покажу вам все остальное.
Быстрый осмотр рабочих помещений за полками выявил ряд текущих проектов, которые Энтони представил с гордостью. Они включали составление словарей региональных языков («Мы многое теряем, полагая, что все должно сначала пройти через английский»), неанглийские серебряные пары соответствий («Тот же принцип — Вавилон не будет финансировать пары соответствий, которые не переводятся на английский, поскольку все его бары предназначены для использования британцами. Но это все равно, что рисовать только одним цветом или играть только одну ноту на пианино»), и критика существующих английских переводов религиозных текстов и литературной классики («Ну, вы знаете мое мнение о литературе в целом, но что-то должно занимать Вимала»). «Общество Гермеса» было не только рассадником Робин Гудов, как Гриффин заставил поверить Робина; оно также было самостоятельным исследовательским центром, хотя его проекты приходилось осуществлять втайне, на скудные и разворованные средства [861].
