Двое белых, оказавшихся отцом и сыном, настаивали на Намибии, упирая на то, что Намибия была колонией ЮАР и две станы связывают вполне дружеские отношения. Нат с племянниками упирал на необходимость двигаться в Ботсвану, у которой были напряженные отношения с ЮАР, но которая благосклонно относилась к миграции белого населения из ЮАР. Я и Айман не принимали участия в споре, не имея представления о этих странах, Руду было наплевать на все, этот парень потерял интерес к жизни после изнасилования и убийства жены.
Наша восьмерка разделилась. Отец и сын решили идти в Намибию и, несмотря на все уговоры Ната, взяли три литровые бутылки воды, одну зажигалку и четверть хлеба, попрощались с нами и зашагали в сторону юго-запада. У нас на шестерых осталось десять литров воды, почти полная буханка хлеба, гроздь бананов, зажигалка, кружка и банка кофе, не считая винтовки с четырьмя патронами, висевшей на плече у Пита.
— Вперед, — глубоко вздохнув, скомандовал я.
Нам предстояло преодолеть примерно семьсот километров по диким местам. Посмотрев на наши босые ноги, вспомнил про четыре вида смертельно ядовитых змей Африки, и мне стало не по себе. Это не считая всякой нечисти в виде опасных хищников и насекомых.
— LsoleSilo, — попробовал я на слух имя алмаза, ставшего неожиданной причиной нашей свободы.
Глава 14. Бушменская ходьба
Наша колонна, уменьшившаяся до шести человек, взяла курс на северные отроги Драконовых гор. Основные хребты этих гор располагаются севернее и восточнее, но даже того, что нам предстояло преодолеть, хватало с лихвой. По словам Ната, Драконовые горы так были названы бурами из-за труднопроходимости: протянувшись в длину больше тысячи километров, они не образуют горную цепь. Это конгломерат гряд раскинутых хаотично, в наиболее широких местах достигающих в глубину до семисот километров.
На наше счастье, нам предстояло преодолеть западные отроги, самые невысокие и самые узкие в ширину. Не успели мы тронуться и пройти несколько сотен метров, как я понял, что путешествие может закончиться не начавшись. В босые ноги больно впивались неровности почвы. Когда дошли до края травы, стало еще хуже. Сухие острые травинки, выгоревшие под солнцем, доставляли неприятности, а я умудрился получить колючку в подошву.
Нат огляделся и заметил небольшой карьерчик, в стороне от основного. Попросив нас подождать, он пошел в разведку, и вскоре мы услышали его голос, зовущий нас. На самом дне карьерчика была вода в углублении, этот карьер начали разрабатывать, но, наткнувшись на глиняный пласт, забросили. Алмазы не бывают там, где глина, это аксиома. Африканер набрал в руки глины и стал размачивать ее в воде, затем мять, словно гончар, готовящийся к производству изделий. Получив мягкую пластичную однородную массу, Нат стал втирать в подошвы ног.
— Это, конечно, не обувь, но на первое время будет защищать пока защитный слой не сотрется, — пояснил африканер свои действия.
Мы все дружно последовали его примеру. Получив вязкую однородную массу, я втирал ее в подошвы ног в несколько этапов, стараясь добиться толстого слоя. Но Нат предупредил, что только тонкий слой будет держаться, чем толще слой, тем он быстрее раскалывается на куски после высыхания. Через полчаса у нас получилось что-то вроде импровизированных носков из глины.
Теперь трава не беспокоила ноги, но, если попадался камешек, было все равно больно. Стараясь ступать след в след, мы шли в боевом порядке. Впереди с винтовкой шел Пит, следом Айман, потом я. Руд и Нат в середине, а замыкал шествие Кевин с тесаком в руках. Через час ходьбы я понял, почему Нат говорил о двух неделях. Прямо на дороге попадались чащи колючих кустарников, похожих на наши акации, иногда дорогу преграждали небольшие лужи с глинистыми берегами, служившие зверям водопоем. Мы обходили их слева или справа, стараясь не сбиться с курса.
Через три часа заболели ноги, а теперь приходилось идти в небольшой, почти незаметный подъем. Мы сделали привал, когда солнце достигло зенита. Идти в такую жару было невозможно, пот лил ручьем и нам грозило обезвоживание, запасы воды надо было беречь. Пока нам не встретился ни один источник воды, пригодный для питья. Те лужи, что мы обходили, были грязно-серого цвета, и несло от них, как от мусорной свалки. Практически у каждой лежали скелеты животных, попавших на закуску хищникам. Самих животных мы пока не видели.
На мой вопрос Нат ответил, что это не лучшие места. Половина растущей травы непригодна для поедания, и звери сюда, скорее, просто на водопой приходят. Расположившись в тени большого дерева, напоминавшего акацию с ее рассеянной тенью, мы пережидали жару. Нат строго запретил пить воду сразу после привала, сказав, что жажду так не утолить. Вначале надо было немного охладить тела в тени, тогда воды потребуется меньше.
В вопросах выживания в дикой среде он имел наибольший опыт, никто не стал возражать, даже когда он объявил, что ужинать будем только ночью, обед на сегодня был отменен. Понимая, что наших скудных запасов не хватит, все согласились. Это были люди, привыкшие терпеть и обходиться малым. Все, кроме меня. Голод меня донимал уже пару часов, но я терпел, понимая, что если поддамся, то скоро ничего не останется вообще.
С нашего места отдыха хорошо проглядывался покинутый нами рудник, расстояние было еще слишком малым, чтобы чувствовать себя в безопасности. Будь у нас машина, мы могли бы проехать до начала скал тридцать пять-сорок километров. Словно издеваясь над нами, показалось облачко пыли со стороны дороги на Блумфонтейн. Минут через пять машина заехала на место кровавой бойни. Модель разглядеть было невозможно.
— Сколько мы прошли? — спросил я африканера, который, сложив ладошки наподобие бинокля, пытался разглядеть машину.
— Максимум километров восемнадцать, — Нат продолжал смотреть не отрываясь.
Блин, я думал, что мы за пять часов прошли примерно двадцать пять, а мы за полдня прошли совсем мало. Словно прочитав мои мысли, Нат продолжил:
— Сегодня сможем пройти примерно тридцать пять, завтра и послезавтра еще меньше. Потом, если будет воды и еда, скорость увеличится, потому что пойдем на спуск и организм начнет привыкать к нагрузкам.
Машина размером коробок спичек стояла неподвижно. Мне казалось, что разумнее начать движение, увеличивая между нами дистанцию в случае возможной погони.
— Они сейчас осматривают окрестности в бинокль, если мы шевельнёмся, нас заметят. Неподвижных в рубашках под цвет окружающей выгоревшей на солнце травы, нас нелегко увидеть. Пока сидим, отдыхаем, можно немного поспать. Кевин, смотри за машиной, увидишь, что тронулись, скажи мне, — с этими словами Нат растянулся на траве, прикрыв руками глаза от солнечных лучей.
Спать мне не хотелось, но я все равно решил последовать его примеру, вытянув ноги, которые гудели от непривычной ходьбы. Так мы пролежали около двух часов, пока Кевин не окликнул дядю:
— Машина тронулась, они, кажется, уезжают обратно.
— Никому не вставать и не шевелиться! Это может быть уловка, чтобы мы обнаружили себя, — команда африканера остановила мое начатое движение.
Тем временем машина, по словам Кевина, продолжавшего наблюдения, скрылась за холмами, но пылевого облачка в сторону Блумфонтейна не было видно. Нат оказался прав, я восхитился умом и прагматизмом африканера, который в ответ на мое удивление неторопливо пояснил:
— Они не нашли следов обуви, но знают, что мы ушли. Босиком мы не могли уйти далеко, зулусы быстро поняли, что мы их видим и просто затаились. Сейчас они подождут немного, потом вернутся и останутся на ночь. Утром пойдут по следам, и передвигаясь на машине, лишь изредка останавливаясь, чтобы найти след, довольно быстро нагонят нас в предгорьях. Зачем им идти в погоню вечером, когда мы просто сможем спрятаться? Завтра все будет зависеть от того, успеем мы добраться до предгорий или нет.
Наши преследователи, видимо, поняли, что мы не собираемся выдавать свое местоположение и машина, как и предсказывал опытный Нат, вскоре вернулась во двор. Спустя полчаса африканер скомандовал подъем:
