— Сейчас они, скорее всего, сядут есть и забьют свои мозги марихуаной, считая, что до темноты мы не посмеем тронуться с места. Мы находимся на небольшой возвышенности и, если пойдем дальше, все равно себя обнаружим до темноты, упростив зулусам задачу. Вместо этого мы возьмем на запад, доберемся до вот того малого распадка в трехстах метрах ниже и пойдем по нему на запад. Через пару километров, когда между нами окажется чаща кустарников, — африканер показал на темную полосу далеко от нас, — мы свернем восточнее и продолжим путь. Ужинать будем на ходу, остановимся, лишь когда выбьемся из сил. Если мы сможем идти всю ночь, как бы это трудно ни было, к утру окажемся в предгорьях, лишая наших преследователей преимущества.
— Нат, сколько мы пройдем, если идти до утра? — мой вопрос заставил улыбнуться африканера.
— Примерно тридцать пять-сорок километров, если все выдержат темп, ночью идти и легче, и тяжелее. Легче, потому что нет жары, тяжелее из-за плохой видимости. К тому распадку спускаться будем по одному, интервал сотня метров, одиночное передвижение менее заметно. Первым идет Пит, остальные в порядке нашего сегодняшнего передвижения.
Получив команду, Пит скользнул вперед. Он бежал легкой трусцой, держа спину горизонтально земле и опустив к ней руки. Когда он достиг распадка, я почти мог поклясться, что его можно принять за лань, если сильно не всматриваться.
— Бежим в таком же положении, как Пит. Поверхностный взгляд на таком расстоянии даже в бинокль не распознает человека, — Нат дал мне отмашку, — вперед Алекс.
Я бежал, чувствуя себя идиотом и пытаясь сохранить равновесие, что оказалось нелегко в таком согбенном положении. Когда пробежал эти триста метров трусцой, было ощущение, что пробежал несколько километров. Когда до распадка добрался замыкающий Кевин, Нат скомандовал:
— Пользуясь тем, что нас теперь не видно, будем бежать трусцой, переходя на шаг, называемый бушменской ходьбой. При ходьбе наклоняете тело немного вперед, упор на ночки, пятки практически не участвуют. Ваше тело толкает вас вперед, чтобы не упасть, переставляете носки, это экономит силы и добавляет скорости.
Первые полчаса никак не мог понять ритма такой ходьбы, постоянно сбиваясь с шага, потом дело пошло. С удивлением обнаружил, что не приходится выкидывать вперед уставшие ноги, прилагая усилия, тело само влекло, и надо было только успевать переставлять ноги.
Пройдя по распадке пару километров, мы приблизились к чаще кустарников, после которой снова свернули восточнее.
Сам Нат и его племянники шли вообще без видимых усилий, Руд и Айман пыхтели, но тоже вроде справлялись. Тяжелее всех было мне, я все равно сбивался с ритма и снова начинал его с небольшой пробежки. Пот лил по всему телу, дважды Нат разрешил остановиться и попить по паре глотков воды. Мы шли и бежали трусцой, дыхание у меня, наверное, было седьмое, но я терпел. Помимо всего, было стыдно оказаться слабее всех.
Когда солнце скрылось и наступили сумерки, африканер перешел на обычный шаг. Теперь приходилось осторожнее идти, все время смотря под ноги. Подъем уже начал ощущаться, скорость еще упала. Часа три спустя после захода солнца африканер смилостивился над нами, объявив получасовой привал и ужин. Хлеб решено было не трогать, все получили по одному банану, который даже не коснулся стенок моего желудка. С трудом удалось погасить его бунт, норовящий перейти в прямое неподчинение, грозящий уничтожением съестных припасов.
Когда Нат объявил подъем, мне с трудом удалось сдержаться, чтобы не послать очень далеко в одно экзотическое место в организме женщины. Через скованность и боль поднялся последним.
— Алекс, ты сможешь идти? — в голосе африканера было сомнение.
— Я смогу, даже когда вы все сдадитесь, — зло ответил, потому что все остальные выглядели бодрее меня при свете почти полной луны. Она давала немного света, но уже через несколько метров вокруг себя было видно неплохо.
Мы продолжили путь. Сейчас уже шли заметно медленнее, особенно в сравнении с бушменской ходьбой. Через несколько минут мышцы, тоскливо послав импульс боли, согласились работать в нормальном режиме, я даже мог бы прибавить скорости, если бы видимость позволяла.
Я не знаю, по каким ориентирам нас вел Нат, но он ни разу не остановился, периодически виляя между кустарниками и обходя встречающиеся нагромождения камней. Подошвы ног горели, трава почти пропала, периодически встречались участки земли, покрытые слоем мягкой земли и пыли. Но и мелкие камешки, впивающиеся в ноги, встали встречаться чаще. Несколько раз я даже подскочил на одной ноге, попав по острому камешку.
Когда тонкий край нашего светила стал показываться над горизонтом восточнее нас, африканер остановил нашу группу. Свет понемногу рассеивал тьму, и теперь и я видел достаточно неплохо, буквально в сотне метров от нас начинался довольно крутой склон, усеянный кустарниками и одинокими деревьями.
— Сейчас у нас есть примерно три часа, пока за нами не отправится погоня, можно перекусить и отдохнуть. Если мы после небольшого отдыха сможем сделать рывок и продержаться пару часов, вряд ли они пойдут за нами в горы глубоко, зулусы не любят горы и не умеют по ним ходить.
Нат сел на землю, подавая всем пример. Ужасно хотелось пить, но, помня его советы, пришлось сдержаться. Через полчаса Нат распределил оставшиеся бананы между нами, теперь из еды у нас оставалась лишь неполная буханка хлеба. Воды тоже было мало, у меня оставалось меньше пол-литра, примерно также было у остальных. Три бутылки нес Руд, но это был запас на самый крайний случай.
— Нам понадобится примерно три дня, чтобы пройти через гряду и выйти к поселениям, где живут люди. В основном это цветные, но встречаются и фермы белых. Кроме того, за грядой начинается равнина, где мы встретим и традиционные деревья полудиких негров. Они, в принципе, не враги и состоят из разных племен, опасаемся только зулусов. Если вы отдохнули, самое время идти, каждая минута сейчас — это повышение наших шансов, — закончил Нат, потягиваясь и вставая.
Теперь я увидел, что подошва правой ноги рассечена осколком камня, кровь успела свернуться, но боль была неприятной. Осторожно, стараясь не цеплять колючки, мы начали восхождение. Когда мы были на полпути к вершине этого склона, переходящего в другой, усеянный крупными деревьями, Кевин позвал дядю.
— Дядя, они едут, — парень показывал пальцем, но я, сколько ни старался, не смог увидеть машину.
— Они еще далеко, там нет дороги. Им ехать час до нашего холма, мы успеем перебраться на второй склон. Нечего стоять, пошли, ребята, укрытие уже близко.
Через полчаса мы еще не достигли вершины холма, путь преграждали колючие кусты, приходилось лавировать между ними. Лежащие на земле шипы мешали идти. То один то другой с проклятиями на разных языках хватались за ногу, вытаскивая кривые маленькие шипы.
Когда мы наконец добрались до вершины холма, я, выглянув из-за кустарников, наконец увидел преследователей. Джип, скорее всего, лендровер с открытым верхом. Машина медленно выбирала дорогу среди кустарников и валунов. Сейчас они находились примерно в пятистах метрах от нашего последнего привала.
Нат поторопил нас, и мы, наконец пройдя проклятую чашу с колючками, перешли на более высокий склон, поросший нормальными деревьями. К хвосту нашей колонны прошел Пит, снял винтовку с плеч. Встретившись глазами с Натом, понял, что это по его указанию. Мы продолжили путь. Хотя склон был круче и приходилось помогать себе руками, идти стало легче. Слой опавших листьев покрывал землю, даря отдых измученным ногам. Примерно минут сорок спустя я услышал одиночный винтовочный выстрел, за которым последовала беспорядочная стрельба, продолжавшаяся минут пять. Затем все стихло.
— Привал, — объявил Нат.
Мы устало опустились на землю, прислоняясь к стволам деревьев. Ждать пришлось недолго, снизу слышался шорох, через несколько минут появился раскрасневшийся от быстрой ходьбы в гору Пит. Видно было, что парень торопился и очень устал, но лицо его сияло радостью.
