— Инга, — сказала воительница, — я с ними не останусь! Мы идём до конца! Кашель меня отпустил, и я чувствую себя гораздо лучше!
Тут она не обманула, кашель действительно прекратился. Хорошие зелья варит старик! На ноги ставит за пару суток. Но последнее слово не за мной. Дрюня быстро уловил мой вопросительный взгляд, и так же быстро принял решение. Встав перед Осси, могучий воин в гнойном доспехе со всей серьёзностью смерил взглядом женщину.
— Идти сможешь? — спросил он.
— Смогу…
Когда мы уже собирались покинуть Юстину и её женщин, Дрюня вдруг подошёл к ней. Огромный воин в грубом доспехе был выше на две головы. Помолчав, Дрюня вдруг вгрызся пальцами себе в щёку. Маленький кусочек корки треснул, раздался звук лопающейся кожи. Лунные глаза спрятались за веками, а губы еле заметно обнажили гнилые зубы.
— Как же я не на вижу это! — голос Дрюни наполнился болью, а затем страданием, когда он резко дёрнул рук в сторону. — СУКА!
— Зачем мне это? — спросила Юстина, когда Дрюня протянул ей кусок своей кожи.
— Когда доберётесь на Оркестра, на воротах позови Эдгарса. Когда явится старик, передай ему этот кусок и скажи, что это лично от Андрея. Он всё поймёт. Вас накормят, напоят и согреют. Дадут жильё.
Юстина забрала протянутый ей кусок кожи и убрала в карман платья. Напоследок Дрюня окинул взглядом женщин, сидящих вокруг костра, послушал крики детишек. Что-то произошло в его голове, точно не знаю что, но словно на этой поляне он приобрёл недостающую в его сердце частичку доброты. Вполне возможно, что перед нами стояли новые жильцы деревни Оркестр. Пройдёт время, и эти женщины заведут семьи, нарожают детей. Поля для посевов будут увеличиваться в размерах с каждым годом. Людской ресурс бесценен. Или Дрюня определил ему цену?
Юстина поймала на себе взгляд огромного война, подняла голову.
— Здесь мы разойдёмся, — сказал Дрюня, — но мы не прощаемся.
— Хорошо, Андрей. Я верю в вас. Верю в то, что вы справитесь. Спасёте моего мужа!
Дрюня поспешил уйти. Воин вышел на дорогу и тут же скрылся в тумане. Ему нужно вернуться за остальными. Шаркающей по земле поступью ко мне подошла Осси. Я предложил ей дружеское плечо, на которое она тут же бросила руку. Я обнял её за пояс, и мы двинули к дороге.
Такой непроглядный и густой туман мог спрятать под собой целую автостраду. В такую погоду садиться за руль — самоубийство. Между твоим лобовым стеклом и несущейся на тебя пустотой — всего пару метров. Ты даже не успеешь нажать на тормоза. Ты даже не поймёшь — задница какой машины вдруг выскочила перед твоим носом.
За моей спиной раскатился гвалт двух десятков женских голосов, чьи взгляды обратились в сторону дороги. По ней никто не нёсся. По ней мерно вышагивали пол сотни огромных воинов, чьи закованные в уродливый доспех тела еле заметно проявлялись в толще пара.
Я глянул через плечо на обомлевшее лицо Юстины и произнёс:
— Я не обманывал тебя. Пол сотни воинов.
Так сейчас необходимая всем надежда вдруг появилась на прослезившихся глазах Юстины.
Глава 9
Как и предположил Дрюня, дорога до деревни Лофказ заняла двое суток.
Здоровье Осси стремительно улучшалось. Когда первые сутки мне практически постоянно приходилось её тащить с собой рядом, то на вторые — девушка шла во главе отряда самостоятельно. Но, как бы она не старалась изобразить полное выздоровление, в её движениях я отчётливо замечал остатки болезни. Пройдёт еще пару тройку суток, и только потом она окончательно станет здоровой. И даже начавшийся на вторые сутки дождь уже никак не мог повлиять на её самочувствие.
Вновь небо над нашими головами почернело. Яркие вспышки молний кратковременно озаряли тянущуюся к горизонту дорогу. Под ногами хлюпала серая жижа, влажный песок плотно забивался в трещины на поверхности пластин доспеха вплоть до самых колен. С каждым шагом я слышал как противно хрустит этот песок.
Мы медленно, но уверенно приближались к деревне. И с каждым шагом меня хватали незримые руки сомнений. Меня то тянуло в одну сторону, то в другую. Размышляя над этим, мне пришлось признаться самому себе, что я боюсь неизвестности. Да, переживать за наши жизни мне не стоило, оставшиеся жителе деревни навряд ли могу представлять для нас какую-либо опасность. Но в том и кроется изюминка. Я боялся стать угрозой для них. Мне до конца не ведом план моего друга, раскусить его непросто, слишком уж он щедро разбрасывается добрыми поступками направо и налево. В любой момент он мог попросить свои дары обратно, образно говоря конечно же.
Но, мне кажется, я зря демонизирую своего другана. Он был простым парнем, и навряд ли стал таким уж рассудительным и жёстким.
Очередной всполох, ослепительный для человеческого глаза, разорвал небо. Серебристая молния в одно мгновение нарисовала трещину на небе и вонзилась в прямую линию густых сосен. И именно в это мгновение мы увидали высоченный забор по правую сторону от дороги. Стена из толстенного частокола не уступала в длине девятиподъездному дому, а ширина — пропадала в гуще леса, скрывающего под своими густыми кронами доброю половину деревни.
— Пришли, — констатировал Дрюня. — Теперь главное нам не обосраться.
Дрюня посмотрел на свою ладонь, на которой блеснул серебряный кулон. Капли дождя разбивались о крохотный бараний рог и как куски битого стекла разлетались в разные стороны, тут же скрываясь в глубоких трещинах гнойной пластины.
Осталось дело за малым.
Сильный ливень помог нам подобраться к деревне поближе, но мы прогадали. Нас заметили еще тогда, когда очередная молния накрыла лес, дорогу и доспехи пол сотни солдат своим ярким светом. А потом…
А потом небо почернело еще сильнее. Оно стало каким-то густым и непроглядным, как моторное масло, текущее по драному линолеуму. Вглядываться в черноту за ответами было уже поздно, когда мы услышали до боли знакомый свист.
— СТРЕЛЫ! — взревел Дрюня.
Он быстро притянул к себе Осси и скрыл её под собой, повернувшись к смертельному облаку своей широкой спиной. Незамедлительно мы все последовали примеру своего командира.
Стрелы забарабанили по нашим уродливым доспехам как декабрьский дождь лупит по металлической крыши псих-диспансера. Нам было страшно, но дисциплинированный взвод не дёрнулся. Никто не дернулся, даже когда стрелы умудрялись вонзаться своими наконечниками в узенький слой сукровицы, что протекал между пластинами доспеха. Плащ Дрюни усеяли десяток небольших дыр, пару стрел застряли, и так и остались висеть, даже когда воин выпрямился.
Осси осталась невредимой, ни одна из стрел не коснулась её тела. А вот я… Я мог только догадываться о толщине брони, защищающей мою плоть, но в данный момент меня больше беспокоило совсем другое. Меня беспокоила прочность моей брони. В спину ударила волна боли, словно сотня разгневанных шершней кинулись жалить мою кожу.
Поймав удивлённый взгляд Дрюни, я закинул руку за спину. А вот это любопытно! Ладонью я нащупал деревянные древки и мягкое оперение торчащих из моей спины стрел. Выдернул одну и поднёс к глазам, чтобы с пристрастьем рассмотреть стрелу, которая вполне может убить меня, если выпустить её мне в сердце с пары метров. Таких странных наконечников я еще не встречал. Он был выточен толи из какого-то морского камня, то ли из какой-то редкой древесины. Шершавый и острый как бритва по обеим краям. Я покрутил наконечник белёсого цвета перед носом, вглядываясь в каждую тончайшую трещинку и бороздку, портившие аэродинамические свойства, но, видимо, здесь на это всем плевать. А потом мне в голову закрались сомнения на счёт моих версий о материале. И чем дольше я рассматривал обоюдоострый наконечник, сумевший прошить мой доспех, тем больше я склонялся в сторону новой версии, что сделан он был далеко не из камня, и тем более не из дерева. Кость… Я могу ошибаться, но, судя по всему, он сделан из кости.
Когда я начал выдёргивать остальные стрелы из своей спины, Дрюня яростно зафыркал. Зачем-то снял секиру с бедра. Ситуация его вывела из себя окончательно. Гневный взгляд с трудом мог прятаться за узкой щёлочкой прикрытых век.
