— Почему ты думаешь, что не спала? — спросил Георгий.
— Дак, холодрыга в доме, — объяснил Джек. — Дрова, как взяла у нас, так вон и лежат. — Он кивнул на рассыпавшуюся по полу возле печки охапку. — Этот дом, поди, больше года не топили.
Георгий прошёл в комнату, потрогал печку. С детской обидой в голосе подтвердил:
— Холодная.
— Надо же, — фыркнул Джек.
А Георгий, до сих пор рассеянно оглядывающийся по сторонам, вдруг нахмурился. Обошёл печку. И обескураженно сказал:
— Тут письмо.
— С того света? — ухмыльнулся Джек.
Но, тем не менее, быстро подошёл к нему. Серый, Эри и Виссарион — следом.
На широком боку печки, когда-то белом и гладком, а теперь пожелтевшем и облупившемся, было написано углем:
«Не ищите меня.
Мой долг — нести людям учение Матери Доброты.
Надеюсь, что рано или поздно вы тоже найдёте в себе силы избавиться от скверны.
Ариадна».
Серый заметил, что у Джека, уставившегося на надпись, шевелятся губы — в посёлках Цепи взрослые читали плохо, по складам. Некоторые вовсе были неграмотны. Отец не раз вздыхал о том, что школы неплохо бы устраивать не только для детей, но и для и их родителей. В этом паства Шамана от жителей Цепи заметно отличалась — Георгий при чтении затруднений явно не испытывал. И Ариадна, зараза такая, в своём послании ни одной ошибки не сделала. Буквы были выведены твёрдым, аккуратным почерком самой прилежной ученицы в классе.
— Учение нести, значит, — дочитав, насмешливо проговорил Джек. — Ну, на чужой-то кобыле — чего бы не нести. Я бы тоже отнёс.
— Она сразу сказала, что не хочет, чтобы вы возвращались с нами, — виновато признался Виссарион. — Наверное, уже тогда решила, что уйдёт.
— Учение Матери — благое дело, — объявил Георгий.
— Ну, так шагай вслед за девкой, — предложил Джек. — На пару больше отнесёте.
Георгий посмотрел с удивлением.
— Я не Посланник Матери Доброты. Как же я понесу знания?
— Блин, точно, — спохватился Джек. — Извини, братан. Я сперва-то не разглядел. Теперь уж вижу, что не Посланник... А куда послать-то надо? А то, может, я сгожусь? Так послать могу — в три ночи не вернёшься.
Виссарион прыснул. Георгий укоризненно посмотрел на него. А Серый, оглядевшись, сдёрнул с заслонки печи висящую на ней, должно быть, ещё со времён до того как всё случилось заскорузлую тряпку и принялся стирать с побелки надпись.
— Зачем стираешь? — спросил Георгий.
— А ты хочешь, чтобы все соседи прознали, что от вас ещё и девка сбежала? — вопросом на вопрос отозвался Джек. — Серый, ты особо-то не надрывайся. Размажь так, чтобы не прочесть — и хорош... Ладно, послания — посланиями, а завтрак сам себя не приготовит. Надо хоть воды вскипятить. Как раз дрова пригодятся, — Джек сел на корточки и принялся собирать с пола рассыпавшуюся охапку.
А Серый стирал надпись — точнее, развозил по белому боку печки угольную грязь — и думал о том, что за тряпку взялся вовсе не для того, чтобы скрыть от каких-то неведомых соседей, которые в этот дом в ближайшие сто лет вряд ли заглянут, побег Ариадны.
Это у Джека паранойя по части заметания следов, Серому такое и в голову не пришло. Его просто бесила надменная Ариадна, а оставленная ею напыщенная надпись выбесила ещё больше.
И за Джеково беспомощное шевеление губами вдруг стало обидно. Эта дура вон как гладко пишет, а Джек, как большинство взрослых в Цепи — почти не грамотный. В общем, хорошо, что Ариадна сбежала. А то Серый в конце концов ей бы точно в лоб зарядил, повод бы нашёлся — в этом не сомневался почему-то. Не посмотрел бы, что девчонка.
***
Больше по пути происшествий не случалось. Отряд скакал всю ночь и за час до рассвета вступил на знакомую ухоженную дорогу, ведущую к посёлку Шамана.
Дорога шла то вверх, то вниз. В очередной верхней точке Джек вдруг придержал коня, всматриваясь в темноту.
Георгий остановился рядом с ним:
— Что там?
— У тебя в посёлке овцы — курящие? — вопросом на вопрос отозвался Джек.
— Чего? — обалдел Георгий.
— Некурящие, значит? Тогда, братан, паршивые новости. Пожар у вас был.
Теперь Серый и сам увидел, что над лежащим внизу, у подножия гор, посёлком Шамана стелется дым. И в воздухе запахло пожарищем, печной дым так не пахнет.
— Мать-Заступница, сохрани! — охнул Георгий. — Скорее! Туда!
И поскакал вперёд.
— От мужик непоседливый, — трогаясь вслед за Георгием, покачал головой Джек. — Русским языком ему сказали: был пожар! Бы-ыл. Потушили уже. Кабы нет, так мы б огонь давно заметили... А он, знай, посайгачил — что твой кобель за сучкой.
Но, тем не менее, скорости Джек прибавил. В посёлок они прискакали, ненамного отстав от Георгия.
И ещё издали услышали заполошные крики.
— Что там?
Серый поднялся в стременах, пытаясь разглядеть, что происходит на дальнем конце посёлка — крики доносились оттуда. За спиной скачущего впереди Джека ничего не видел.
— По воплям — махач, — буднично отозвался Джек. — Спорим, миротворцу нашему первому хлебало обглодают? Если уже не обглодали.
— Ты про Георгия? — ахнул Виссарион.
— Ну, а про кого?
— Ой, поехали быстрее! — взмолился парень. — Пожалуйста!
Джек, впрочем, и сам поскакал быстрее. Разогнал коня по ровной поселковой дороге, перемахнул живую изгородь, отделяющую посёлок от полей, и к месту сражения прибыл первым.
Серый перепрыгнул изгородь вслед за ним и увидел, что в прогнозе Джек не ошибся.
Георгий сидел на земле, держась за лицо. Из разбитого носа текла кровь. «Обглодать хлебало» ему, видимо, действительно успели.
На горизонте густо стелился дым от пожарища — Серый сообразил, что горел то ли сенной сарай, то ли ещё какая-то хозяйственная постройка, это её обугленные останки дымились.
А в десятке метров от живой изгороди образовалась куча-мала из дерущихся тел. В драке принимала участие, навскидку, половина мужского населения посёлка. Вокруг дерущихся топтались растерянные мужчины, не охваченные побоищем, и суетились охающие женщины — в одной из них Серый узнал мать Серафиму.
— Душевно у них тут, — оценил Джек, — аж разгонять жалко, — но, тем не менее, соскочил с коня и бросил поводья Серафиме: — Подержи, красавица!.. Серый?
Серый кивнул и тоже спешился. Он успел приглядеться к местным и заметить, что недостаток опыта мужики искупают настойчивостью и спортивным азартом. А азарт в драке последнее дело — если оно, конечно, не для удовольствия. Ну, и опыт тоже никто не отменял.
Вдвоём с Джеком они принялись расшвыривать дерущихся.
К точным, умелым ударам местные оказались не готовы. Вылетев из эпицентра побоища, повторно в него вступать уже не решались. А самому Серому прилетело всего дважды, и то по чистой случайности — драться с ним или Джеком всерьёз местные даже не пытались. Отползали в сторону и обалдело хлопали глазами. Серый успел увериться в том, что расписываемые Георгием и Виссарионом «ужасы» больше напоминают комедию, когда вбитые с детства рефлексы заставили резко отскочить в сторону.
Увидел, от чего отпрыгнул, и похолодел — мимо пронёсся и запнулся о машинально подставленную ногу Серого один из тех мужиков, кого отшвырнул в сторону. Только теперь абориген был вооружён вскинутым над головой топором.
Мужик, из-за подставленной подножки, растянулся на земле, но обронённый им топор схватил другой.
Издал звериный, победный рык — кажется, до него только сейчас дошло, что такую мирную вещь, как топор, можно использовать в качестве оружия.
Соплеменники от мужика брызнули в стороны — будто он стал камнем, брошенным в воду, и по воде разошлись круги. Завизжали женщины. На месте, не считая Серого, остался только один человек. На чьи бойцовские навыки, судя по происходящему, недавнее ранение не повлияло.
— По дрова собрался, родной? — повернувшись к озверевшему аборигену, спокойно спросил Джек.
Серый заметил, что к пистолету он даже не прикоснулся — у самого-то рука рефлекторно дёрнулась. Но увидел знак Джека: не лезь, разберусь, — и руку от оружия убрал.
