— Договориться? Это вряд ли, — Женька пожал плечами. — А вот поговорить можно. Давай вон присядем, пока суть да дело… мы над тобой не властны. Ты нам вреда не причинишь.
— Уверен?
Женька глянул этак, с насмешечкой, как человек, который знает куда больше, чем иные. И может, даже больше, чем сам Хозяин.
— Можешь, конечно, рискнуть, но времени у тебя уже, почитай, и не осталось. Да и…
Земля под ногой зашевелилась, и Хозяин сделал шаг назад, готовый ударить. Но вместо руки мертвеца, чего он исподволь ожидал, показался тонкий корешок. А чуть дальше из земляной кучи выглянул и побег, который прямо на глазах начал вытягиваться, превращаясь в коричневую ветку, сплошь усаженную шипами. А вон и ещё одна.
И ещё…
— Что тут происходит? — поинтересовался Хозяин, окончательно успокаиваясь. И через корень переступил.
— Батюшка гневаться изволит. Ты кусок леса его не просто отнял, но жизни лишил, — пояснила женщина, присаживаясь у корешка. Она наклонилась к нему, будто собираясь поцеловать, но вместо этого выдохнула. И тёмные искры повисли над землёй. И спешно, будто опасаясь промедлить, высунулись навстречу им ветки. — Он в своём праве.
— Все… в своём праве, — Хозяин отступил к скамье. Время. Он должен потянуть время. Там явится Милютин. И остальные. Пусть и институтские, но люди. Главное, что люди. С людьми всегда можно найти общий язык. — Ну и чего вы узнать хотите? Они? Чего они хотят узнать?
— Так сам знаешь. Интересно людям, за что они жизнь отдали. И с чего вот всё это началось, — Женька обвёл руками. Где-то там, за краем тумана, раздался скрежет и скрип. И грохот. — Не дёргайся, это лес стену обвалил… Наум, скажи своим, чтоб потом таблички поставили и охрану какую. Лес, если разошёлся, то долго дурковать станет.
— Скажу, — спокойно согласился Наум, ноги вытягивая. — Может, пациентов всё же вывести?
— Не, пока смысла нет.
Дурной разговор.
И ситуация такая…
Но время… время, он чуял, работало на него. А потому пускай беседуют. И он постарается.
— С чего началось… — Хозяин откинулся на спинку лавки и вытянул ноги. — Это долгая история, если вам, конечно, и вправду интересно.
Глава 46
Где выясняется кое-что о родственниках
Гномы были уставшие и голые. Эльфы решили их взять.
О том, до чего коварными бывают враги.
Отец был совсем на себя не похож. Такой… молодой и в красном пиджаке поверх чёрной майки. Золотая цепь посверкивает. А в ухе — серьга. Волосы дыбом торчат и выкрашены в белый.
— Ты пришла! — сказал он радостно и раскидывая руки, точно собираясь обнять матушку. — Я ждал!
— Нет… нет, нет, нет… я не хочу! Ты умер! Умер!
— Ага. До этого я уже допёр. Только уйти не могу, — отец остановился в трёх шагах и руки сунул в карманы. — Ты не пускаешь. Поводок твой треклятый. Вот говорили мне, не связывайся с нею!
— А ты связался? — не удержалась Ульяна.
— Дочка, — отец улыбнулся широко-широко. — Надо же, какой выросла! И на мамашу свою долбанутую не похожа! В нашу породу!
Да уж. Как-то иначе Ульяне эта встреча представлялась.
— И да, связался. А чего? Она ж видною была… это теперь старуха!
— Сам ты старуха! — обиделась матушка. — Я за собой слежу!
— Ага… так отпустишь?
— А ты меня?
— Больно ты мне нужна, — фыркнул папенька и сплюнул.
— Ну да, и никогда не была…
— Да ладно… ну повздорили. Ну ты тоже пойми! Я ж не скрывал, что у нас так, потусить и только. Ничего серьёзного. А ты вдруг ребенок с наездом. Мол, ребенок будет, то да сё… думаешь, первая, которая таким макаром развести пыталась? Да посмотри на меня! Куда мне было жениться! Какой ребенок⁈
Слушать это было тоже странно.
— Ты так и сказал. Мне бы послать тебя куда…
— Вот-вот… а мне бы свалить туда, куда ты послала, и побыстрее. Ну или не наезжать. Или хотя бы помягче, что ли… извини.
— Что? — матушка выдохнула.
— Извини, говорю. Дурак был. Я тебя тогда… ну… обозвал я её. Нехорошим словом. И не одним. И злой был, и принял ещё. Ну и понесло. Прошёлся хорошенько. Припомнил, что из глухомани приехала, что тут никто и зовут никак. И что выпендривается, а деревня всё равно лезет. И что сама она ничего из себя не представляет, а хочет на чужом горбу в рай въехать. И всякое-разное… и про ребенка тоже.
Тут отец явно смутился, сгорбился даже.
— Уль, ты пойми, что… ну для меня тебя ещё не было. Ну, как теперь. Так, были какие-то наезды и претензии только. Вот.
— Понимаю, — как ни странно, но Ульяна его действительно поняла.
— А потом пошёл и думаю… ну хрень же. На душе тошно. Погано так. От самого себя воротит. Будто… с другими как-то оно и плевать было, что там, да как там.
— Так у меня братья есть или сёстры?
— Не знаю, — папенька пожал плечами. — Может и есть где. Но навряд ли. У меня не те подружки были, которые на своём горбу дитёнка тянуть станут в одно рыло. Мигом бы с алиментами нарисовались, если б и вправду… может, потому и не сильно переживал. Ну, давал бабла и всё, расходимся. Все довольны. Никто никому предъяв не кидает. А Розка… она ж не скандалила тогда. Замолчала и велела убираться. Вот…
— Почему не убрался! Просто не убрался!
— Ну… так-то… говорю ж… — папенька провёл руками по крашеным волосам. — Совесть заела, что ли… подумал, что… ну будет дитё, так пусть будет. Даже прикольно. Возраст у меня уже и не совсем пацанский. Бизнес есть. Деньжата тоже. А жениться не обязательно же ж. Чай, не старина глубокая, чтоб из-за пуза и жениться. Я б и так помогал. И наследник…
— Наследница.
— Тогда ещё не понятно было! Я три дня думал.
— А на четвертый явился весь такой важный, надутый, что индюк!
Господи, а Ульяне когда-то казалось, что родители — взрослые люди. Они и теперь-то на взрослых не похожи. А тогда? Как они вообще тогда жили? Такие вот бестолковые?
— Заявился и сквозь зубы цедит, что, мол, так и быть, разрешаю тебе рожать, но отцом вписывать не вздумай и на алименты тоже, иначе ребенка отберу, а ты покатишься в свою глухомань одна. А будешь хорошей девочкой, помогать стану. Квартирку сниму. И денег дам. Только, чтоб никаких мужиков. И вообще, раз так, то теперь всё будет, как я хочу. Представляешь⁈
— Ну дураком был! — папенька развёл руками. — Мне казалось, я просто условия формулирую. Чтоб понятно и на будущее. Рамки там выставляю и всё такое. А она ж не возражала. Глянула так, искоса, и кивнула. Вроде как хорошо.
— Я поняла, что не оставит он нас в покое. Домой возвращаться я не хотела. Там моя сестрица и остальные. В очередной раз показывать им, как они правы были, считая меня неудачницей? Остаться в городе? Одной с ребенком? Без жилья. Без работы. Без…
— Ты же получила дом, мама.
— Вот именно. И про то, что денег нет, тоже не стоит плакаться, — добавил папенька. — Я никогда не жадничал.
— Тем паче долю приданого ты забрала. И свою, и сестры.
— Ладно… дом был, — матушка несколько смутилась. — А вот деньги… что-то ушло на меня. Я пыталась как-то развеяться… отдохнуть. Потом история эта с источником… ты хоть представляешь, сколько стоили нормальные целители? А во что восстановление обошлось? Я три месяца у моря прожила, в себя прийти пытаясь. Это недёшево.
Интересно, как вообще люди взрослеют? Когда? И почему некоторые раньше других.
— Опять же, что-то ушло на дом. Там и вправду требовалось и крышу отремонтировать, и канализацию подвести, газ. Внутри хоть немного облагородить, а то плесень по стенам расползалась. У меня же сил на заговоры и не оставалось! А ремонт — дело такое, только втянись… и потом… я неудачно вложилась.
— Мам?
— Что? Будто не понимаешь, как оно бывает… господи, да правы они все! Я дура и неудачница! И всё спустила, даже сама не поняла, как! Главное, денег почти не оставалось. И обидно. Если бы ты знала, как обидно, когда они все живут и радуются, а ты… и этот ещё ультиматумы ставит. Я и решила, что нет. Что если сделка, то на моих условиях.
