Рами фыркнул.
– От чего? Именно от того, к чему мы стремились?
– Я не хотел ставить вас в опасное положение…
– А почему ты не сказал мне, чтобы я мог решить самостоятельно?
– Потому что знал, что ты согласишься, – признался Робин. – Потому что ты немедленно вступил бы в «Гермес» и бросил все, ради чего трудился в Вавилоне…
– Я трудился только ради этого! – воскликнул Рами. – Думаешь, я приехал в Вавилон, чтобы стать переводчиком королевы? Птах, я ненавижу эту страну. Ненавижу, как англичане смотрят на меня, ненавижу ходить на их вечеринки как животное в зоопарке. Мне ненавистно, что одно мое присутствие в Вавилоне – это предательство моего народа и веры, потому что я становился тем самым человеком, которого мечтал создать Маколей. Я мечтал о чем-то подобном «Гермесу» с той самой минуты, как сюда приехал…
– В том-то и дело, – сказал Робин. – Именно поэтому это было для тебя слишком рискованно…
– Но не для тебя?
– Не для меня.
Робин внезапно разозлился.
Он мог не объяснять. Робин, чей отец работал на факультете, Робин, который при правильном освещении мог сойти за белого, был защищен, в отличие от Рами и Виктуар. Если в ту ночь перед полицией предстали бы Рами и Виктуар, их не было бы на этом корабле, они находились бы за решеткой, и это в лучшем случае.
Кадык Рами дернулся.
– Проклятье, Робин…
– Уверена, это было непросто, – смело вклинилась Виктуар, пытаясь их примирить. – «Гермес» так помешан на секретности, ты же помнишь…
– Да, но мы ведь хорошо друг друга знаем. – Рами бросил на Виктуар сердитый взгляд. – По крайней мере, так думали.
– «Гермес» – это катастрофа, – напирал Робин. – Они проигнорировали мои предупреждения, подвергли опасности своих людей, и если бы вы вступили в общество на первом курсе, это не принесло бы вам ничего хорошего…
– Я был бы осторожен, – нахмурился Рами. – Я не такой, как ты, не боюсь собственной тени…
– Но ты не осторожен! – в отчаянии бросил Робин. Теперь они начали обмениваться оскорблениями. Значит, разговор стал предельно откровенным. – Тебя же схватили, разве нет? Ты импульсивен, не задумываешься о последствиях… Стоит только задеть твою гордость, и ты тут же взвиваешься…
– А как насчет Виктуар?
– Виктуар…
Робин осекся. Ему нечего было предъявить. Он не рассказал Виктуар о «Гермесе», потому что ей было что терять, но он не хотел произносить этого вслух, только в качестве аргумента в свою защиту.
Однако она поняла, о чем он. И не обратила внимания на его умоляющий взгляд.
– Слава богу, что появился Энтони, – сказала она.
– И последний вопрос, – резко сказал Рами. Робин понял, что он буквально кипит от ярости. Это не просто очередной взрыв эмоций. Это поворотный момент в их отношениях. – Что ты сказал, чтобы отвертеться? Что выдал?
Робин не мог солгать Рами в лицо. Он хотел, потому что слишком сильно боялся правды и того, как Рами посмотрит на него, когда ее услышит, но просто не мог ее скрыть. Иначе просто взорвался бы.
– Он хотел кое-что узнать.
– И?
– И я кое-что ему сказал.
Виктуар закрыла рот рукой.
– Все?
– Только то, что знал. А это немного, Гриффин об этом позаботился. Я даже не знал, что он делает с книгами, которые я приносил. Я рассказал Ловеллу только об убежище на Сент-Олдейтс.
Но это не помогло. Виктуар все равно смотрела на него, как будто он только что пнул щенка.
– Ты что, обезумел? – сказал Рами.
– Это не имеет значения. Гриффин туда не ходит, он сам мне сказал, и его все равно не поймают, он очень осторожен и наверняка уже покинул страну.
Рами потрясенно покачал головой.
– Но ты его выдал.
Это было крайне несправедливо. Робин ведь спас их, он сделал единственно возможное, чтобы уменьшить ущерб, а это куда больше, чем когда-либо делал для него «Гермес». Так почему они так набросились на него?
– Я лишь пытался вас спасти…
Рами это не тронуло.
– Ты пытался спасти себя.
– Слушай, – рявкнул Робин. – У меня нет семьи. Только договор, опекун и дом в Кантоне с мертвыми родственниками, которые наверняка до сих пор гниют на кроватях. Вот куда я плыву, вот каков мой дом. А у тебя есть Калькутта. Без Вавилона я никто.
Рами скрестил руки на груди и сжал челюсти.
Виктуар бросила на Робина сочувственный взгляд, но ничего не сказала в его защиту.
– Я не предатель, – умоляюще произнес Робин. – Я просто хочу выжить.
– Выжить не так уж сложно, Птах, – с суровым взглядом сказал Рами. – Но нужно постараться при этом сохранить достоинство.
Оставшаяся часть плавания была ужасна. Рами, похоже, высказал все что хотел. В общей каюте они с Робином напряженно молчали. Обеды и ужины в кают-компании проходили не лучше. Виктуар вела себя вежливо, но отстраненно; она мало что могла сказать в присутствии Летти и пыталась поговорить с Робином наедине. А Летти все еще злилась на них, поэтому все разговоры практически прекратились.
Дела обстояли бы лучше, если бы в кают-компании присутствовал кто-то еще, но они были единственными пассажирами на торговом судне, а моряки не проявляли интереса к общению с оксфордскими студентами, которых считали нежелательной обузой. Бо́льшую часть дня Робин проводил либо в одиночестве на палубе, либо в своей каюте. При любых других обстоятельствах это путешествие стало бы увлекательной возможностью изучить уникальную лексику моряков, сочетающую многоязычие, неизбежное при многонациональном экипаже и далеких пунктах назначения, с техническими флотскими терминами. Что такое день баньяна? [979] Что такое шкимушгар? [980] Обычно он был бы рад это узнать. Но сейчас пребывал в унынии, был одновременно озадачен и возмущен тем, что лишился друзей, пытаясь спасти их.
Бедняжка Летти недоумевала больше всех. Остальные, по крайней мере, понимали причину внезапной враждебности. Летти не имела ни малейшего представления о том, что происходит. Она совершенно случайно попала под перекрестный огонь. Она понимала лишь, что все пошло наперекосяк, и изводила себя, пытаясь узнать причину. Кто-то другой, возможно, стал бы замкнутым и угрюмым, обидевшись на неразговорчивость ближайших друзей. Но Летти не утратила прежний напор, решив добиться своего силой. Когда никто так и не объяснил ей, что случилось, она стала подлизываться к одному за другим, пытаясь выведать их секреты с помощью обезоруживающего дружелюбия.
Но это произвело эффект, противоположный ее намерениям. Рами стал выходить из кают-компании всякий раз, когда она входила. Виктуар, которая занимала одну каюту с Летти и не могла от нее сбежать, постоянно выглядела изможденной и раздраженной. Когда однажды Летти попросила у нее соль, Виктуар так злобно огрызнулась, что Летти отпрянула.
Но это ее не остановило. Наедине с кем-либо из них она каждый раз заговаривала на очень личные темы, как дантист, прощупывающий зубы, чтобы увидеть, где болит больше всего, и найти зуб, нуждающийся в лечении.
– Просто не будет, – однажды сказала она Робину. – У тебя с ним.
Робин поначалу подумал, что она говорит о Рами, и окаменел.
– Я не… О чем ты говоришь?
– Это так очевидно, – ответила она. – Ты так на него похож. Все это видят, и все сходятся во мнении.
Он понял, что Летти говорит о профессоре Ловелле, а не о Рами. Робин испытал такое облегчение, что позволил втянуть себя в разговор.
– У нас странные отношения, – признался он. – Но я уже настолько привык, что перестал задаваться вопросом, почему дела обстоят именно так.
– Почему он не признает тебя? – спросила Летти. – Из-за семьи, как ты думаешь? Из-за жены?
– Может быть. Но мне все равно. Честно говоря, я не понимаю, как поступить, если он вдруг признает себя моим отцом. Не уверен, что хочу быть Ловеллом.
