Но у любого страха есть свой источник. Страшные рассказы пьяного Колега действительно звучали жутковато, а местами и страшновато. И будь перед ним в этот вечер за столом обычные путники — без сомнений, они бы развернулись и отправились домой, послав к чёртовой матери эту деревушку. Но мы необычные путники. Ради цели мы никогда не свернём и, тем более, не повернём назад. Мы идём в самую гущу. Мы идём туда, где тяжелее всего на свете. Я готов распахнуть глаза и броситься в самый эпицентр источника страха.
Мне очень понравился задор моего друга. Этот огромный воин, чья кожа покрыта бронированными наростами из коктейля гноя и сукровицы с щепоткой белых струпий, с ужасно уродливой секирой из двух лиц, бегал вдоль бревенчатого забора высотой в три этажа и жутко булькающим голосом поднимал свою армию в бой. Дрюня словно ждал драки. Его горящие белёсые глаза громко вопили на всю деревню, что в сторонке он не останется. Этот день он не собирается пересиживать в избе. Или перекладывать на плечи местной братии. Нет, нет и еще раз нет! Сегодня его секира сполна напьётся крови врагов. Любыми врагами. Лишь бы они неслись на него с выставленным вперёд оружием, и это оружие смотрело ему в лицо.
— К воротам! — вопил Дрюня на гнойных воинов, с трудом отрывающие свои задницы от скользкой земли. — Быстро! Шевелите булками! К воротам!
Происходящее так увлекло меня, что я даже не заметил подкравшуюся ко мне Кару. Волчица встала возле меня и уставилась мордой в сторону ворот. Я мысленно спросил её:
«Ты чувствуешь хоть кого-нибудь?»
«Нет» — ответила волчица.
Действительно, лес молчал. Я мог не сомневаться в способностях Инги, и тому подтверждением была сама Кара, что постоянно обитала в моей голове. Но уставившись на ворота, за которыми простирался влажный лес до самого края земли, я прислушивался, но никого не слышал. Там, за воротами, — пустота. Такую же «пустоту» я ощутил в день, когда мы наткнулись на стаю Альфы. Ни один из зверей не отвечал мне на запрос. Не отвечал из-за того, что его сознание было заняты другим зверем, более могущественным и сильным, способным блокировать все входы и выходы посторонним.
Сегодня я снова посторонний.
На помостах вдоль всего забора уже выстроились лучники, нацелившиеся стрелами в сторону леса. У ворот собралась целая куча из Дрюниных воинов и местных солдат. До меня дошли споры. Горячие, острые. Спорил мой друг, и он не просто спорил! Он яростно усирался…
Я двинулся в сторону ворот.
— Ты откроешь нам ворота, — булькал Дрюня, — и мы выйдем наружу!
Я видел, как голова Дрюни возвышалась практически над всеми воинами. Его взгляд был устремлён в центр толпы, а вот на кого — мне не видно. Подбежав к толпе, без всяких раздумий я вклинился в плотный строй и устремился к самому центру.
— Мы не будем отпирать ворота! Это самоубийство!
Я узнал голос, он принадлежал Ансгару. Сын герцога лично принимает участие в обороне! Уважуха парню, не стал отсиживаться в подвале с нытиками. Но это несколько не удивило меня. Даже с глазу на глаз парень держался стойко, без капли страха. Жалко только, что у парня перед решающей битвой началась совсем иная битва. Битва интересов.
Когда до спорящих оставалось рукой подать, над нашими головами раскатилась волна ужасающего вопля, который не в состоянии повторить даже сотня умирающих людей в страшных муках. Из леса донеслись оглушительный гвалт, жуткий до ужаса.
Все тут же притихли, вокруг воцарилась тишина.
Оглушительный вопль повторился с новой силой. И только сейчас я сумел уловить мученический звериный вой. Сотни, а может и тысячи зверюшек вопили в едином порыве, как по чей-то команде. Словно в зоопарке уже пару недель животных морили голодом, от чего те в бешенстве бегали по клеткам и вопили во всю глотку.
— Открой ворота! — гаркнул Дрюня на пацана, лишь устоялась тишина.
Ансгар уже был облачён в красивый кожаный доспех, прошитый по краям золотой нитью. Наплечники скорее были для красоты, что подтверждалось теснением в виде непонятных мне узоров и символов. Но кем бы ты ни был, в какой бы привилегированной семье ты не родился, грязь всегда тебя найдёт. Огромные комья уже успели сползти ко кожаным штанам и ботинкам обратно на землю. Ансгар стоял в грязной луже, уставившись в глаза Дрюне. Стальной меч наготове. Взгляд решительный, ни капли сомнений. Здесь, в этой деревни никто не смеет оспаривать его приказы. Тем более — чужаки.
— Мы не станем открывать ворота! — отрезал Ансгар.
Дрюня уже открыл рот, чтобы возразить, но я быстро вклинился в разговор. Я подошёл к своему другу, схватил его под руку и потянул в сторону. Дрюня поддался моему напору, шагнул назад.
— Дрюня, мы не будем ничего требовать от паренька, — сказал я.
— Я еще ничего от него не требовал! — запротестовал Дрюня. — Я прошу по-хорошему.
— Они не станут рисковать и открывать тебе ворота.
— И что ты мне предлагаешь?
— Мы пример бой здесь, в этой деревне.
— Червяк, ты хочешь, чтобы моя секира разила врага или всех, кто попадёт ей под лезвие?
— Просто, смотри, кого и куда бьёшь.
— Тебя это тоже касается! — гавкнул Дрюня, уставившись на мой длинный меч.
Он был прав, места здесь не то, чтобы мало, но и не сказать, что шибко много для точного удара по врагу. Каждое движение будет нести смертельную опасность для всех, даже для местных вояк, что будут крутиться у нас под ногами. Идея выйти за ворота может и имеет смысл. Но мы не знаем, что нас ждёт за воротами. И это глупо. Глупо идти туда, где враг неведом. Пусть даже это наше кредо по жизни, но сейчас мы подвергаем риску не только наши жизни. Мы забываем об этом.
— Мы не будем требовать открыть врата, — объявил я Дрюне.
— Ты испугался?
Я ощутил на себе довольно ироничный взгляд моего друга. Возможно, он хотел сыграть на моём самолюбии или чувстве страха, но я был непреклонен. У меня не было никакого желания нести ответственность за жизни сотни людей.
— Я испугался за жизни этих людей, — сказал я, уставившись Андрею в глаза. — А ты? Ты подумал об этих несчастных? Или бухло затуманило твой рассудок?
— Червяк, ты чего тут праведника включил? Я же тебе говорю, я опасаюсь покалечить людей.
Может действительно, я стал слишком подозрительным. Лукавит мой друг или нет, это уже ничего не значит. Ворота мы не станем открывать. С этим решением, неохотно, но Дрюне пришлось согласиться. Мы подошли к Ансгару и уточнили, что нас ожидает.
— Те немногие, что уцелели в дальних деревнях, с выпученными от безумия и страха глазами вторили какой-то бред, — сказал юный правитель. — Мы еще лично не встречались с этой угрозой. Слухи. Земля полна слухов, и слухи ведают нам о сокрушительной волне, где каждая капля — обезумевший зверь. Оглушительный вопль заставляет цепенеть от страха, и после лес рождает серую волну. Ни одна деревня не устояла. Трусы бежали первыми, и их трусость породила слухи. Возможно, чужая трусость сегодня спасёт наши жизни, но от этого мне не будет спокойнее на душе. «Кровавый лес» не успокоиться. Будет хлестать нас до тех пор, пока не вымрет всё зверьё, или мы. Это наше проклятье. Плата за непокорство. Плата за нашу силу.
— Сегодня мы с вами, — сказал я, смотря Ансгару в глаза. — Сегодня мы погуляем на славу, и не заплатим ни единого гроша!
— Да! — крикнул Дрюня, вскидывая над головой секиру, — посидим нахаляву!
Его слова скрылись в раскате звериного воя. Стоящий стеной лес перед вратами и высоким забором взревел хрустом ломающихся веток и лопающихся стволов. Сотни птиц взмыли в небо с верхушек высоченных сосен и дубов.
Я снова ощутил в воздухе страх. Но не людской. Это был всеобъемлющий животный страх. И он стремительно ширился.
— Андрей, — обратился Ансгар к моему другу. — Я не открою вам ворота, но я хочу доверить тебе их сохранность.
Дрюня крепко, с ощутимым хрустом, сжал двумя ладонями древко уродливой секиры и ехидно улыбнулся, прекрасно понимая, на что намекает пацан.
