— Лучше навозом, — подумав, согласилась Калина. — Или в нынешнем мире навоз, как и петухи, перевёлся?
— Да не, навоз не перевёлся.
— Вот и ладно. Что ж, братец. Бывай. Только, как соберетесь за море-окиян воевать, сперва ко мне загляните.
— Зачем? — не то, чтобы Наум Егорович против был, но вот с учётом специфики данной особы предложение получалось на диво двусмысленным.
— Клубочек вам дам заговорённый, чтоб не заплутали в землях заморских, — она улыбнулась. — А ещё баньку истоплю. Банька у меня хорошая…
— С водицей из речки твоей? — усмехнулся Женька.
— А то… вам оно сгодится.
— Это да… это верно… кто от смерти ещё так защитит… так что заглянем, сестрица. Супругу кланяйся за меня…
И поклонился. А Наум Егорович не стал, хотя чувствовал себя на диво глупо. И потому буркнул под нос:
— Идём, а то ж…
Первый луч солнца коснулся стены. Он проступил на ней этаким золотым пятном, и тотчас полыхнуло небо, и земля под ногами качнулась, вздохнула, будто бы живая. Ветер коснулся лица, лизнул, снимая остатки липкого тягучего этого то ли сна, то ли яви.
И впору отряхнуться. Оглядеться.
Убедиться, что было оно. Что на самом-то деле было, а не примерещилось от препаратов, которыми Наума Егоровича тут пичкали.
— Идём, — Женька вдохнул полной грудью. — А то и вправду… чуешь?
— Что?
— Силу. Стало быть, справилась… хорошая девчонка. Умненькая. Глядишь, наконец, и этот узел развяжется… источник вон прям плещет силу. Дыши, дыши… оно сейчас полезно.
— Ты о ком?
— О своём. Не обращай внимания, — Женька махнул рукой. — Просто… жизнь-то налаживается.
Наум хотел сказать, что это смотря у кого, но не стал.
А ведь и вправду налаживается.
Глава 51
Где речь идёт о ведьмах, котах и немного — царевичах
Молодой аистокрад, богатый и завидный жених.
О перспективных женихах
Ульяна опустилась на траву.
Нет, всему есть предел. И она к своему подошла. Потом вышла за него, чтобы снова вот подойти к другому, а теперь сил не осталось. На то, чтобы стоять.
Вот она и села.
На траву.
Почему-то хотелось плакать, горько-горько и навзрыд. А причины не было. Плакать же без причины как-то глупо, что ли. По-детски совсем.
— Это твой добрый молодец? — девочка села рядом и, подхватив кота под передние лапы, втянула его на колени.
— Он самый.
Данила плескался и нырял, то с головой уходя под эту огненную воду, то выныривая и отряхиваясь. И тогда от волос его летели рыжие искры.
— А он Иван-царевич или Иван-дурак? — уточнила Аленка.
— Не знаю. Иногда одно, иногда другое…
— А ты ведьма?
— Да, — Ульяна точно знала ответ на этот вопрос.
— А кот у тебя есть?
— Нет.
— Как это, чтобы ведьма и без кота?
— У меня есть котошпиц. Или шпицекот? В общем, он оборотень и немного потерялся.
— А… бывает, — Алёнка кивнула и подтолкнула кота к Ульяне. — На вот, погладь.
Кот недобро зыркнул жёлтым глазом. И хвост его дёрнулся, намекая, что не всякое предложение следует вот так сразу и принимать.
— Спасибо, но…
— Калина говорит, что коты нужны, чтобы беды забрать. Если его обнять, то сразу семь бед и заберет, — Алёнка стиснула кошака, который только хвостом по ногам мазнул.
— Аккуратней. Ему больно.
— Да нет, я ж умею. Не маленькая. Он хороший, — и массивную кошачью башку сунули под руку Ульяне. Она осторожно погладила.
— Легче? — поинтересовалась Алёнка.
— Пожалуй.
Желание плакать исчезло. Наверное, кошачья магия сработала. А может, само по себе.
— А ты тут живёшь? — спросила Ульяна и не стала убирать руку, в которую ткнулся влажный кошачий нос. Пальцы обнюхивали деловито и долго, возможно, надеясь на награду за старание, но Ульяне нечем было кота угощать.
— Ага. Временно. Пока у нас с квартирой там решается, — Алёнка махнула рукой. — Тут хорошо. И воздух свежий. Бабушка говорит, что свежий воздух — полезный. И ещё гуси есть.
— Гуси — это аргумент. А у меня — кошкошпиц, упырь и русалка. Ещё мыши.
Чёрные уши дёрнулись.
— Бронированные. И саблезубые.
Уши сдвинулись к макушке, а на кошачьей морде появилось выражение недоверчивое.
— У них там империя. И император, а ещё императрица, Эмфизема Прекрасная…
— Красиво, — оценила Алёнка и протянула. — Эмфизема… и ещё Прекрасная. Я как вырасту, тоже прекрасной стану.
— Эй, — на мосту появилась темноволосая девушка. — А вы чего не купаетесь?
— Да как-то… — Ульяна покосилась на воду. По тёмной поверхности пошли огненные трещины, которые в одном месте затягивались, чтобы появиться в другом. — Не тянет, что ли…
Девушка была красива, пусть и пугающей красотой. Вот только хромала отчётливо.
— У неё нога костяная! — сказала Алёнка важно. — Но это потому, чтоб в мир мёртвых зайти можно было…
— Калина, — сказала девушка, подходя ближе. — Рада познакомится, сестрица.
— А ты тоже моя родственница?
— Очень и очень дальняя… мы всем ведьмам родня. Ягинья я.
— Извини, но ни о чём не говорит. Я ведьма начинающая.
— И без кота! — наябедничала Алёнка.
— Ничего, это потому что начинающая, — Калина улыбнулась. — Станет продолжающей, сразу и заведёт. А ты, егоза, почему из дому сбежала? Ты же знаешь, что нельзя тебе пока на эту сторону.
— Я ж недалеко. Я просто поглядеть…
— Поглядела?
— Ага.
— Тогда иди, помоги бабушке на стол накрыть. Завтракать пора, вон, солнце подымается, а ты, чай, снова голодная убежала. Дядя твой беспокоится.
— Слышал, Бандит? — Алёнка вскочила и не без труда подняла кошачью тушу. — Нам идти надо… скатерть положить, тарелки достать. Молока ещё принесть…
— Твоя дочь?
— Нет, — Калина покачала головой. — Племянница мужа. Но, пожалуй, что теперь и моя. Моею силой пока и держится. Приглядись.
Алёнка, отпустив кота, бежала вприпрыжку и казалась обычной девочкой, только если приглядеться, то становилась заметна странная дымка над нею, будто сама фигура её расплывалась.
— Что с ней?
— Ушла она. Почти. За родителями. Дети крепко к ним привязаны. И порой сие не во благо, — Калина говорила немного странно. — Её родители погибли. Она сама чудом выжила.
На больную Алёнка походила не больше, чем Данила на умирающего.
— Вась… — крикнул он, махнув рукой. — Да что ты там встал! Иди купаться!
— Скажи своему рогатому, чтоб не боялся, — Калина откинулась, опираясь на локти. — Иди, демон. Оно тебе на пользу будет… тоже дурак. Душу свою сковал сперва, а теперь маешься и оковы снять не можешь. Иди, иди… чего стоишь?
— Я не уверен, что это следует делать, — спокойно ответил Василий. — Если я правильно понял, то здесь есть частица огня первородного, который сродственен стихии хаоса…
— Умный.
— Есть такое, — подтвердила Ульяна.
— И он может повлиять на моё эмоциональное состояние.
— Ещё как, — подтвердила Калина.
— А я не знаю, сумею ли справиться с ним. Эмоции…
— Васёк, — Данила бегом вскарабкался на берег, словно тот разом стал ниже, и подскочил к Василию. Прежде, чем тот успел сообразить, Данила обнял, рывком поднял его, чтобы в следующее мгновенье с диким гоготом рухнуть в воду.
— Всё-таки Иван-дурак, — вынуждена была подытожить Ульяна.
Река выдохнула столп огня и пара, но по-над огненной водой показалась белая макушка Василия. Сгорать он точно не собирался.
— Мир, конечно, переменился, — Калина глядела на них с улыбкой. — Да не так уж и сильно. Люди прежние. И в любом дураке есть что-то от царевича. И наоборот. Вопрос в том, что в конечном итоге верх возьмёт.
Это точно. Не угадаешь.
— Так почему она тут? Она здоровой выглядит.
— Алёнка? Водица эта раны залечит, но телесные. Над душой она бессильна. А душе было тяжко. Маятно. И горе навалилось, и боль, и многое иное. Боль-то я забрала, но этого уже недостаточно. Рвалась душа на волю, а коли сильно хочет, то ни одно тело её не удержит. Не одно, так другое случилось бы. Для беды многого не надо. Вот и решила я, что не след ей в мире живых пока быть. Тут, в моих владениях, у меня и силы больше, и возможностей. Пусть поживёт, приспокоится, поймёт, что не одна она на этом свете. Глядишь, и душа улетать передумает.
