– Все будет нормально, – сказала она. – Две недели в постели, и заживет. Рану я ему почистила, сосуд зашила. Как получилось, конечно, но все‑таки. Ногу отрезать не придется.
– И на том спасибо, – пробормотал немец с жутким акцентом.
– Но идти он не сможет. Нужно носилки соорудить. Через неделю можно будет ушить рану, пока не стала – гной может течь. А еще вот, – она передала немцу упаковку таблеток. – Пить по одной два раза в день. Тут на семь дней упаковка, но у меня одна всего с собой. Нужно бы по‑хорошему недели две.
– Найдем, – пожал я плечами.
– Да, и прекращайте пичкать его обезболивающими, – продолжила хирург. – Если не хотите из него сделать конченого наркомана, то хватит. Если болит – значит, он жив. Все ясно?
– ОК, док, – кивнул Шон и поднялся на ноги. – Все сделаем. Тень, Хосе – срубите пару деревьев, соорудим носилки. И в путь. Далеко идти?
– С раненым часа за два с половиной доберемся, – пожал я плечами. – Обратно пойдем быстрее.
– Принято.
– Ну, пошли, попрыгали, – Бренна пару раз хлопнула в ладоши.
И работа закрутилась.
Глава 23
В деревню мы возвращались вдвоем с Роджером, Саша осталась на базе. Договорились только, что мы ей одежды привезем и остатки припасов из деревни. Она, конечно, не хотела, потому что сразу сказала, что во время боя будут жертвы, в том числе и среди мирных, а помочь кроме нее им будет некому, но я смог уговорить. Главное в этой ситуации, чтобы она сама не пострадала, потому что потерять единственного хирурга для нас будет большой бедой.
Конфликта между ЧВКшниками и гвардейцами не возникло, хотя небольшое напряжение было, конечно. Но мне вроде как удалось его разрядить, дав им целеуказание. Ничего, поработают вместе, притрутся, все нормально будет. Когда открывается счет убитых совместно врагов, это всегда работает на боевое слаживание, какими бы разными вы не были бы. И опять же, тут работает то, что они окажутся замараны одной кровью. Хотя, конечно, у ЧВКшников руки и так по плечи в крови, включая ту, что вытекла из моих сослуживцев.
Мы с Роджером набрали гранат, они очень сильно могут пригодиться во время штурма домов, где засядут бандиты. РГД‑5 по четыре штуки на брата. У остальных НАТОвские должны быть, да и мы будем основной ударной силой, как профессиональные военные. Остальным сложнее, конечно, но ничего, справимся.
Солнце уже постепенно начинало подниматься, парни должны были уже ждать на позициях – им ведь нужно было и точки оборудовать, камней натаскать для укрытий, да и вообще. На этот раз отработать конвой собирались не на том месте, где до этого устроили засаду, а на отрезке шоссе до поворота. Так что выдвинулись мы в разные стороны.
Алмаз, который сидел в лагере уже неделю, никакого неудовольствия не высказывал, более того, даже пленный был все еще жив. Хотя татарин с ним очень просто поступил, чтобы тот не сбежал – он его натурально на цепь посадил в подвале. Отыскал где‑то, вбил в стену крюк, да и надел на парня ошейник. Если честно, даже меня это немного напугало.
И одежду всю отобрал, и обувь, чтобы бежать еще сложнее было. Так что пленный окончательно сломлен оказался, исхудал и ослаб. Думаю, если мы в этот раз с ним переговорим, то он гораздо больше и охотнее расскажет, лишь бы эти унижения и муки прекратились.
Когда мы подходили к селу, на вид все было спокойно. Никто не стрелял, и ничего не горело, а значит, не потребовалось поджигать. Так что шли мы спокойно, я даже наслаждался рассветом. Удивительно, но за все время с того момента, как я очнулся, наблюдать рассвет мне приходилось очень часто. Ну а что поделать, это ведь наше время, когда солнце только встает, и зомби ведут себя вяло. Я думаю, распорядок дня выживших сильно поменяется, ложиться станут до заката, а подниматься за пару часов до рассвета, чтобы закончить все утренние дела и подготовиться к вылазке.
И это было красиво. Рассветы в Крыму вообще достаточно красивые, ничего не скажешь.
Вошли мы прямо через главную дорогу – бандитов на блокпосту не было. Да вообще никого не было на улицах, все притихло. Если я правильно предполагаю, то деревенские сейчас попрятались по сараям, баням и подвалам. Остается надеяться, что никто нас не сдал, и мои товарищи сейчас не сидят в той же яме, где до этого держали ЧВКшника.
Но не успели мы пройти и десятка метров, как откуда‑то спереди послышались выстрелы. Заполошная длинная очередь, несколько коротких в ответ. Потом пара одиночных выстрелов.
Твою мать. Что же тут творится?
Командовать не пришлось, я просто бросился вперед, а Роджер двинулся за мной, я услышал только, как щелкнул предохранитель на его автомате. На бегу я тоже сбросил его – все‑таки носить Калашников с патроном в патроннике, и не на предохранителе опасно, а правила техники безопасности написаны кровью.
Перестрелка продолжилась. Отстучало еще несколько выстрелов, потом опять очередь. Я повернул, и тут в голову ударила догадка – стреляют возле моего дома.
Меня внезапно накрыло ледяным спокойствием. Не знаю, почему, но все эмоции будто одновременно вышибло из головы. Есть шансы, что они отобьются. Они вооружены, умеют стрелять, а дом – это достаточно надежное укрытие.
Но я побежал еще быстрее. Повернув на дорогу, я увидел троих бандитов, что стреляли по окнам моего дома. Потом дульную вспышку из одного из окон, и один из ублюдков поймал грудью очередь, и рухнул на землю, да так и остался лежать.
Моя девочка. Все‑таки достала одного. Не зря я ее этому учил, совсем нет.
А остальные долбанули длинными в это окно. Я вскинул автомат к плечу, поймал в коллиматорный прицел одного из бандитов, и нажал на спусковой крючок, привычно отсекая короткие очереди. Одна, другая, третья. Бандит завалился, на асфальт, замер.
Второй резко повернулся ко мне, но Роджер стрельнул одиночным, и он упал, брызнув содержимым черепушки. Нет, все‑таки морпех – отличный стрелок, я не факт, что повторил бы его выстрел, да еще и на ходу.
– Контролируй улицу! – приказал я, бросившись к дому. – Всех, кого увидишь, если это не наши, гаси нахуй.
Я узнал бандитов. Двое из них – те самые, что вытащили Лику из дома, в том числе и тот, которому я гортань сломал. Третий был мне не знаком. Нет, точнее я его видел до этого, но не знал, как зовут.
Только на пороге дома я понял, что команду дал на русском, но морпех, похоже, и так все понял. А я рванул на себя дверь, но она не открылась. Заперто.
Выхватил топор и дважды долбанул по косяку, разщепив доски. Открыл еще раз, и ворвался внутрь. Пробежал через дом, метнулся ураганом, и тут же наткнулся на ствол автомата, который смотрел прямо на меня.
Мы встретились взглядом с Наташей, и она не выстрелила. Узнала меня. Хотя однозначно была на взводе. Я перевел взгляд ниже и увидел Лику, которая лежала на полу. И по ее ночной рубашке расплывалось кровавое пятно.
Ее лицо и руки были посечены осколками стекла, оно тут было вообще везде, разлетелось во все стороны. Хрустя им тяжелыми ботинками, я подскочил к девушке, разорвал ночнушку, и увидел аккуратное входное отверстие в груди, с правой стороны. Из него, пузырясь, выливалась алая кровь. Легкое. Сука.
Рванув из кармана перевязочный пакет, я разорвал оболочку и наложил ее на рану. Она резиновая, и специально для того и сделана, чтобы дырки в груди закрывать, не пуская туда воздух. Потом чуть поднял, перевернул, и увидел гораздо более рваное выходное отверстие.
Девушка охнула и открыла глаза, посмотрела на меня. И улыбнулась. Улыбка на окровавленном лице выглядела жутко. Но я почему‑то понял, что она просто рада меня видеть.
– Край, – прошептала она, и выпустила изо рта струйку крови.
– Молчи, – приказал я, разорвал второй пакет и закрыл оболочкой дырку уже в спине. Обернулся к Наташе и заорал. – Помоги поднять ее, ну! Давай!
Девчонка ничего не сказала, схватила Лику и кое‑как приподняла ее, типа усадила. Я же принялся бинтовать, прямо через тугую девичью грудь моей девушки.
