— Неужели всё это правда? — спросила она.
— Да.
— Тогда… тогда я что, попала в ад?
— Для кого как.
— Червяк, — произнесла она, и её губы растянулись в материнскую улыбку. — Это и вправду ты?
Я мог не отвечать, она и так всё поняла.
— Я… я всё вспомнила, — глаза её словно вспыхнули, изумление растянула кожу лица. — Я всё вспомнила. Этот гнусный ублюдок поймал меня возле твоего дома. Я пришла к тебе ночью, хотела побыть с тобой. Он неделю держал меня в голой квартире. Обои были содраны, мебель пропахла сыростью и гнилью, а мои ноги постоянно мёрзли от холодного бетона. Я не могла позвать на помощь, у меня попросту не было на это сил. Или желания… Он через силу пичкал меня какими-то таблетками и заставлял запивать целые горсти скисшими соками. Я теряла сознание, а чаще становилась как овощ. А потом… потом…
Женские глаза вдруг уставились в небо над моей головой, и она оглушительно завыла. Сплетённые между собой злость и боль раздирали её глотку, рывками выбираясь наружу. Я вынужден был прикрыть её рот, положив ладонь на разинутые губы. Она моргала и мычала.
Мычала и моргала. Завертела головой, пытаясь скинуть мою ладонь. Я убрал руку.
— Этот ублюдок сварил меня! — прохрипела она, задыхаясь от безумия. — Этот ублюдок сварил меня в ржавой ванной, а я даже ничего не почувствовала. Лишь потом, когда смогла убежать. Когда оказалась на улице.
Чувствовалась рука моей матери. Она часто передавала дяде Денису упаковки, внутри которых звенели стеклянные колбы. Я мог только гадать, насколько сильные препараты она могла таскать домой из моей лечебницы. Главная медсестра. Главная везде.
Кровавые глаза вновь уставились на меня. В них медленно зарождалась злоба.
— Ты… ты убил меня! Ты задушил меня в тот день!
— А ты хотела бы дальше жить?
— Ты убил меня! Сволочь! Ублюдок!
Женское тело в кровавой корке вдруг охватила судорога. Она вся затряслась, но тому виной не было копьё, торчащие из её груди. Злость. Она затряслась от злости и ненависти ко мне.
— Ты забрал мою жизнь!
— Я проявил милосердие.
— Иди ты к чёрту, ублюдок, со своим милосердием!
Сжав губы, я выпрямился и обхватил древко копья двумя руками. Её тело не успокаивалось, продолжало колотиться в агонии злобы. Мне хотелось надавить со всей силой, чтобы наконечник копья пробил спину и погрузился в лужу крови.
— Откуда ты? — прорычал я, глядя в её обезумевшие глаза. — Где обитают «кровокожи»? Отвечай, или я убью тебя!
— Убьёшь меня, — зло процедила она сквозь липкие от слюны зубы, — и ничего не узнаешь! Вынешь копьё — и вы все умрёте в один миг! Я бы могла тебе всё поведать, мой плащ мог бы нашептать тебе дорогу, указать путь. Но мне зачем это?
— Ты одна из нас?
— Кто! Я? Как ты там меня называл — Паразит? Нет, мой хороший, это ты паразит!
Её тело всё также продолжало колотиться в густой луже крови, но на смену злости пришёл смех. Заливистый смех отражал иронию, а широкая улыбка — снобизм. К моему сожалению, у моих ног лежала не та Мария, которую я помню по прошлой жизни. В отличии от Дрюни, она была полна ненависти ко всему миру и готова была всех истребить, кто осмелился встать на её пути. Она упивалась своей силой. И даже не допускала мысль о смерти, которая над ней нависла так же реально, как и «Длань праха».
Прах. Мне стоило лишь надавить на древко, как всё, что нас окружает, обратиться в прах. Рассыплется песком, погребя под собой все тайны. Мой путь оборвётся в этой точке, оставив меня с болью в душе и сотней вопросов. Этот мрачный вечер не имеет права закончиться на столь печальной ноте.
Звериный глаз на моём наплечнике нервно озирался по сторонам, транслирую мне замыленную картинку, словно я всматривался сквозь мутное стекло в чью-то квартиру. И если бы это был человеческий глаз — деталей было бы не разобрать. Но звериный глаз, невзирая на окружающий нас мрак, прекрасно улавливал детали. Я видел, как в свету зелёного пламени Дрюня с Ансгаром подбежали к Осси. Как они рухнули на колени возле её переломанного тела. Как что-то нашёптывали ей на ухо. Кара кружила рядом, изредка бросая взгляд сожаления в мою сторону.
Я мог бы вынуть копьё…
Или вогнать глубже… и всё обратится в прах.
— Ну! — гаркнула на меня «Кровавая мученица». — Что ты выбрал, паразит⁈
— Я выбираю жизнь. Да, ты не ослышалась. Я подарю тебе жизнь…
Чуждый смех хлынул в мои уши. Я выпустил древко копья, опустился на колено возле женского тела в кровавом доспехе. Наполненные кровью глаза на мгновение вспыхнули радостью с тенью победы, но я развеял тень, когда в моей ладони вырос кинжал из моей собственной крови.
— Ты не считаешь себя паразитом? — спросил я, заглянув ей в глаза.
— Нет! — наглая улыбка нервно подёргивалась на её уверенном лице, но привкус сомнения вдруг отдал кислым. Побледневшее лицо скривилось.
— Я покажу тебе, кто ты есть на самом деле!
Всё её тело содрогнулось, но не от смеха, и не от злости. Три удара кинжалом проломи крепкую броню на животе «кровокожа». В образовавшееся отверстие я просунул ладонь и отковырял куски брони, как тонкий лёд, обнажив кожу.
— Что ты делаешь? — хрипела женщина, кинув обезумевший взгляд на мои руки.
— Пытаюсь докопаться до истины.
Кровавое лезвие, изрытое трещинами и крохотными кратерами, вонзилось в плоть, заставив «кровокожа» взвыть от боли. Я надавил сильнее, топя лезвие целиком в её животе.
Она больше не улыбалась, и не строила хищные глазки. Снобизм был полностью смыт страхом неминуемой смерти, однако на смену ему пришло оцепенение и безнадёжность, утопившая женские руки еще глубже в крови.
«Кровокож» взвыл еще громче, когда моя ладонь в перчатки из застывшей крови погрузилось к ней в живот. Я нащупал липкие кишки, крепко обхватил их и выдернул наружу.
Бледный канат плоти с витками из голубых вен блеснул зелёным светом, когда я расправил его перед её лицом. Женские губы шевелились без устали, но ни единого слова не прозвучало внутри расколотого дуба. Я видел, как её глаза скользили по кишкам, в поисках ответов. Но она боялась задавать вопросы. Она боялась узнать правду. Боялась уверовать в реальность.
— Мария, — прошептал я, — ты такой же паразит, как и я.
Я разрубил кишки надвое кинжалом. Тело женщины содрогнулось, но она была живее всех живых. Лицо подрагивало, глаза продолжали наблюдать, словно наполнились любопытством, которое жаждало открыть истину.
Обеими руками я сдавил кишки, и левой ладонью начал выдавливать содержимое наружу как пасту из тюбика. Из распоротого конца на тело женщины выплеснулся сгусток крови, вслед за которым показался кончик скользкого червя. Голова паразита. Блестящая, извивающаяся, белёсого оттенка и вся перепачканная кровью.
Мария лишь раскрыла рот от изумления.
— Я сохраню тебе жизнь, чтобы твои труды не пошли насмарку. Я сохраню твоё наследие ради мира.
Держа в левой руке кишки с торчащей головой червя, я перерубил узловатый канат у самого живота «кровавой мученицы». Связь с телом полностью утратилась. Лежащая передо мной женщина изогнулась, разинула рот и принялась мычать. Ровное дыхание вдруг сбилось, затем участилось. Её взгляд стал опустошённым и бездушным, словно передо мной лежала кукла, без разума, без воли и без каких-либо инстинктов. Мёртвое тело, лишившееся паразита, что всё это время поддерживал в нём жизнь.
Кусок скользких кишок я обмотал вокруг талии, подобно ремню, а кровавая броня приняла его как родного, слегка утопив в себя. Маслянистый канатик мгновенно запульсировал, опутывающие его вены заметно вздулись. Я мог не беспокоиться, жизнь внутри кишок уцелела. Да не просто уцелела. Наглый паразит попытался завладеть моим телом, желал сожрать мой разум. Через пронизывающие насквозь моё тело сосуды, я ощущал чуть заметный поток агрессии и злости, пытавшийся расползтись по всему моему телу и отравить мою кровь злобой. Нечто неосязаемое стремилось забраться в кишки Инги и утопить меня в кровавой массе. Но всё тщетно. Я пресекал любые попытки атаковать моё тело изнутри, а чуть позже пустил по венам чужих кишок свою горячую кровь, упрятав их хозяина в клетку, сплетённую моим разумом.
