— Во-первых, — сказал я, — начинать разговор, не будучи представленным, невежливо. Я не имею чести знать вашего имени. Во-вторых, не зная, кто вы, я не знаю и того, с какой целью вы задаёте свой вопрос. Ответ не изменится. Просто кому-то его можно дать, а кому-то не стоит.
Дорофеев поспешил подойти и сгладить неловкость.
— Позвольте, я разрешу недоразумение. Владимир Всеволодович, это господин Троекуров, Николай Дмитриевич, из Смоленска.
Хм. Или Фёдор имел в виду отца паренька? Или для аристократов вот это и считается крутым норовом? Очень даже может быть. Это охотник с крутым норовом сначала выбивает все зубы, а потом задаёт вопросы. А у дворянства вполне могут быть и другие понимания крутизны.
— Нет, — ответил я.
— В… в каком смысле — «нет»? — растерялся Дорофеев.
— Это я не вам. Ответ на вопрос господина Троекурова: нет, я не собираюсь свататься к Елене Афанасьевне. Сватовство в мои ближайшие планы не входит в принципе. Я — охотник, в любой момент могу погибнуть. Не до семьи при такой работе.
Николай Дмитриевич в очередной раз покраснел и снова выкрикнул:
— А почему же тогда сегодня утром Елена Афанасьевна не соизволила меня принять⁈
— А ко мне-то этот вопрос каким боком? Я Елену Афанасьевну видел вчера впервые в жизни. Мы едва обменялись парой слов за ужином.
— Значит, вас пригласили на ужин⁈
Этот тупой разговор начал меня раздражать.
— Я — охотник, я выполнял боевую задачу. И оправдываться перед вами не считаю более необходимым.
Просверлив меня на прощанье яростным взглядом, Троекуров удалился в противоположную сторону. Общество нехотя вернулось к своим разговорам.
— Прошу прощения, — тихо сказал Дорофеев. — Я не знал, что этот юноша будет здесь.
— Да ладно, — пожал я плечами. — Не вы же нарывались.
Тут открылись двери в столовую, и всех вежливо пригласили жрать. Что и послужило сигналом к окончанию беседы.
За столом я оказался напротив самого Аркадия Дубовицкого, предводителя дворянства, который отважно предоставил хату под сегодняшнее мероприятие. Это был мужчина в полном расцвете сил, буквально пышущий здоровьем. Его цепкий взгляд, казалось, не упускал никого и ничего. Оно и понятно: быть предводителем — значит, быть в курсе всех слухов. А я тут уже, кажется, новый повод успел создать.
— Как вы находите Поречье, Владимир Всеволодович? — светски поинтересовался Аркадий.
А чего его находить, спрашивается? Поречье как Поречье. Выпить-пожрать-поднять-денег-снять-девицу-на-ночь — легко, только свистни. Все насущные вопросы, в общем, решаются. Но в приличном обществе, разумеется, так не ответишь.
— Уютный город, — выкрутился я.
— Именно так я всегда и говорю! — поднял вилку Аркадий. — Многие ругают Поречье за провинциальность. Смоленск — там и вправду всё иначе. Но есть в Поречье свой особый шарм.
Я кивал, не забывая закидываться халявной едой. Захар поступал так же, но ему было проще: кивать не приходилось.
— До меня дошли слухи, что у вас есть некие неприятности с этим разбойником Салтыковым? — перевёл тему Аркадий.
Изумительно он всё-таки вопросы задавал. Даже не хотелось челюсть сломать. Троекурову — учиться и учиться.
— Да разве же это проблемы! — отмахнулся я. — Если проблему можно решить при помощи денег, это не проблема, а временное затруднение.
Посмеялись. Начали расспрашивать меня про моё непростое ремесло. Пришлось рассказать пару баек. Публика попалась благодарная, раньше в их круг охотники не входили.
— Что ж, поздравляю вас, Владимир Всеволодович, — сказал Дорофеев, когда мероприятие закончилось, и мы вышли на освещённую фонарями улицу. — Впечатление вы произвели самое наиприятнейшее. Ждите приглашений. В ближайшее время будете местной достопримечательностью.
— Ненадолго, — зевнул я. — Говорят, скоро охотникам, начиная с Тысячников, государь дворянство будет жаловать.
— А вы думаете, их так много в Поречье — тысячников? — улыбнулся Дорофеев.
Н-да, пожалуй, что и вправду не два вагона. Учтём, что я за всё время видел из охотников только Егора да Прохора. Захар не в счёт.
— И потом, — продолжил Дорофеев, набивая трубку табаком, — поверьте моему опыту: жалованное дворянство в глазах света никогда не будет приравнено к родовому. В таком уж чудном мире мы живём: то, что добыто трудом, ценится обществом меньше, чем то, что досталось без труда. — Он зажёг трубку и, выпустив несколько клубов дыма, добавил: — Кстати, опасайтесь Николая Троекурова.
— В каком плане?
— В любом, — ответил Дорофеев.
И, попрощавшись, уселся в свою карету.
— Ну что, — спросил меня Захар, когда мы остались одни. — Чем дальше займёшься?
— Дальше нам надо зарабатывать деньги, Захар, — сказал я. — Много. А для этого нужно убивать тварей. Тоже много. Ещё над душой висит какой-то странный колдун, который хочет меня убить — тут приоритет критический. Я очень не люблю, когда меня пытаются убить, у меня от этого пищеварение ухудшается. Но это так, в перспективе. А конкретно сейчас — пойду в свои лухари апартаменты и завалюсь спать.
Однако кое у кого на мой счёт оказались другие планы. Когда мы с Захаром завернули за угол двухэтажного деревянного дома, у меня сработало «паучье чутьё». Ну, на самом деле я просто различил быстрое движение, а потом сработал защитный рефлекс — врубил Кольчугу.
Нож должен был вонзиться мне в живот. Однако острие ткнулось в невидимый доспех, а дальше случилось то, чего незадачливый гоп-стопщик не ожидал от слова абсолютно. Нож он, как и подобает полудурку, взял, видать, у мамки на кухне. Для ножевого боя тот был приспособлен слабо, гарда отсутствовала. Рука нападающего скользнула по рукояти, а следом и по лезвию.
Послышался визг, и парень отпрянул, прижимая порезанную руку к сердцу. Нож, звякнув, упал на мостовую.
А на меня налетели ещё трое. Все с ножами.
«Кольчуга выдерживает до трёх ударов, — вспомнил я строки из справочника. — После чего её необходимо ставить снова».
Я перехватил ближайшую руку с ножом, заломил её парню за спину, прикрылся им от двух других. Те замешкались — хватило ума не тыкать ножами в одного из своих.
Забрав из ослабевшей руки нож, я толкнул своего пленника вперёд, для бодрости выписав ему пинка. Краем глаза заметил, что тот, с порезанными пальцами, кинулся к своему оброненному оружию.
Я поднял руку и метнул нож прежде, чем успел что-то подумать. Нож вонзился по рукоятку парню в грудь, и он, хрюкнув, упал.
Минус один, осталось трое. Вооружённых — два.
— Ох, не того вы выбрали для гоп-стопа, ребятки, — сказал я и вытянул из ножен меч.
Они отвлеклись на движение, и я этим воспользовался. Сконцентрировал взгляд на том, что поздоровее, и мысленно изобразил нужный Знак — Знак Удара.
Сработало безотказно. Голова парня запрокинулась назад. Что-то хрустнуло, в воздух взвилась стройка крови из носа. Этот упал на спину. А двое оставшихся, вместо того, чтобы дать дёру, кинулись на меня.
Я бы порубил их мечом за пару секунд, но тут откуда-то слева сверкнула вспышка, и обоих придурков буквально смело. Они упали на мостовую в паре метров от меня. Больше не шевелились.
Захар торопливо убрал использованный амулет обратно в карман.
— Это что такое было? — спросил я.
— Связующий амулет, — промямлил Захар. Колени у него буквально ходуном ходили. — Пока сообразил… Извини.
— Ты мне помог, вообще-то. Не за что извиняться. Долго они так проваляются?
Захар глубоко вдохнул, выдохнул и окрепшим голосом ответил:
— С час должны.
— Отлично.
Первый из нападавших был безнадежно мёртв. Тот, которого я отоварил Ударом, валялся в отключке. Жить будет, но мозгов у него после сегодняшнего точно не прибавится. Оставались двое связанных. Силами амулета их притянуло спиной к спине.
Я присел напротив одного из них. Шевелиться он не мог, зато глазами вращал изрядно. В глазах читался ужас.
— Кто такие? — спросил я резко. — Ответишь правду — будешь жить. Зачем на меня бросились?
