— Что? — Троекуров высунул голову за дверь.
— Да вот, нашли у Давыдова. Поглядите сами.
Сработало. Троекуров шагнул на крыльцо. В тот же миг я одной рукой зажал ему рот, другой притиснул руки к бокам. Затащил в дом. Захар закрыл за нами дверь.
Тишина. Темнота. Никого не видно.
Уфф.
Существовала вероятность, что слуги ещё не спят. И я подумывал о том, чтобы не рисковать. Запихнуть Троекурова в карету, вывезти туда же, где мы обрабатывали «кикимору», и пообщаться на природе. Но по некоторым причинам это было неудобно.
Я сделал ставку на то, что Троекуров вряд ли заинтересован в том, чтобы о его тёмных делишках знала прислуга, и не прогадал. Слуги то ли спали, то ли Троекуров их разогнал, чтобы не палиться.
— Проверь, — шёпотом приказал я Захару.
Тот кивнул. Отправился на разведку.
Ориентироваться в темноте пришлось почти наощупь. Я затащил Троекурова в первое же подвернувшееся помещение. Через пять минут появился Захар и доложил, что в доме чисто. Никого.
— Молодец, — похвалил я Троекурова, — хороший мальчик.
Захар подошёл к столу и зажёг свечи в подсвечнике. Троекуров разглядел наши лица. Точнее, моё. И задрожал мелкой дрожью.
Захар связал Троекурову руки за спиной. А я убрал ладонь от его рта. Приказал Захару:
— Разберись там.
Захар кивнул и исчез. А я обратился к Троекурову:
— Что? Не ждал?
Троекуров молчал. Не ждал, видимо.
— Ты серьёзно думал, что четыре придурковатых гопника — это то, что может меня остановить?
Троекуров затрясся. Я съездил ему по физиономии. И ласково сказал:
— Мальчик. Запомни. Я очень сильно не люблю, когда меня убивают. И то, что ты этого не знал, не освобождает тебя от ответственности. Большой уже, мог бы и сам догадаться.
— Нашёл, — объявил довольный Захар, возникая на пороге.
Показал мне увесистый кошель.
— Как-то скромно, — оценив размер, решил я. — Ищи дальше. Он же не просто так приехал, а барышню обхаживать.
— Нет! — впервые подал голос Троекуров. — Больше денег нету!
— Да что ты, — улыбнулся я. — Тогда озвучу ещё один немаловажный момент. Чем дальше врёшь, тем меньше проживёшь. Для понимания: я только что ушатал троих из тех четверых, что ты ко мне прислал. Четвёртый остался в живых только для того, чтобы привести меня сюда, но это ненадолго. Твой единственный шанс не присоединиться к этим ребятам прямо сейчас — сказать, где лежат деньги.
Троекуров шмыгнул носом.
— А если я скажу, а вы меня всё равно убьёте?
— Да мы тебя и так всё равно убьём. Но в первом случае будет ещё и больно.
— Нет! — Троекуров затрясся.
— «Не губи!» — поправил я.
— Что?
— Правильно говорить «не губи!». Вся мразота так говорит, не отбивайся от коллектива.
— Я не мразота!
— А кто же ты, интересно? Честный благородный человек?
— Ты собирался свататься к моей невесте!
— Во-первых, не собирался и сказал об этом открытым текстом. Во-вторых — ну, не нравится тебе, что к невесте сватаются, так вызывал бы на дуэль.
— На дуэли ты бы меня убил.
Ну да, логично. Не придерёшься.
— Короче, — я встряхнул Троекурова за воротник. — Где деньги, говори?
Оказалось, что деньги банально притырены под перину. Захару — выговор, мог бы и сам сообразить.
Захар исчез за порогом. А я в задумчивости посмотрел на Троекурова. Вытащил кинжал, провёл пальцем по лезвию. Троекуров сбледнул с лица окончательно. Пробормотал:
— Мой отец тебя не простит!
— Твой отец даже не узнает, что я тут был. Я воткну в тебя кинжал, а рядом в живописной позе мы положим труп того парня, которого ты нанял. С твоей визитной карточкой в руке, — я бросил визитку на колени Троекурова. — Его, полагаю, опознают как не самого законопослушного человека в городе. Спрашивается, к какому выводу должен прийти криминалист, который будет осматривать место преступления? Правильно: ты зажал парню бабло, он на тебя напал. В драке не победил никто. А меня тут вообще не было. Я сразу после званого обеда поехал на постоялый двор и спать завалился.
Троекуров захлопал глазами. Дошло, надо же.
Прошептал:
— Что мне сделать для того, чтобы ты оставил меня в живых? Отказаться от Елены Афанасьевны?
— Елена Афанасьевна мне вообще не упёрлась, говорил же. А вот ты пригодиться можешь.
— Как?
— Ну, точно не так, как могла бы Елена Афанасьевна. Но это пока всё, что могу сказать. Будь готов работать по первому требованию. Тогда отпущу.
— Я готов! — глаза Троекурова засветились надеждой.
— К чему ты там готов, мы ещё посмотрим. Пока запомни: брякнешь папаше хоть полслова о том, что здесь было — я узнаю и из-под земли тебя достану. Не говоря уж о том, что тебя за такие фокусы собственный папенька и уроет. Я тебе не абы кто, а Воин-подмастерье, — я стащил с руки перчатку.
Троекуров увидел кометы, выстроившиеся в правильный треугольник. Глаза его округлились.
— Не ожидал?
— Н-нет…
— Ну, теперь ожидай. И помни: по первому требованию!
* * *
В кошеле, извлеченном из-под матраса, мы с Захаром насчитали пятьдесят империалов. Нехило так мальчик приехал барышню окучивать. В кошеле, который поменьше, набралось еще почти сто рублей. В общем, в ближайшее время жить можно. На первый взнос Салтыкову точно хватит, а дальше поглядим. Интересно, как там у Егора дела?
После всех утомительных неурядиц этой ночи мы с Захаром наконец вернулись в наш без малого пятизвёздочный отель и разошлись по апартаментам. Я перед сном ещё раз мысленно пересчитал свои родии. Да, оказывается, так тоже было можно. Закрываешь глаза, сосредотачиваешься и видишь на чёрном фоне как будто пять шаровых молний. Шатаются туда-сюда. Типа как неусвоенная энергия.
Интересно, а вот если до самого предела прокачался — куда потом деваются родии? Если все ранги взяты и Знаки открыты. Просто копятся? Или там, дальше, что-то новое открывается? Вряд ли в базовом справочнике содержится вообще вся премудрость охотников от и до…
Ладно. Доживём — увидим, выживем — учтём.
Любоваться родиями было, конечно, приятно, однако мудрость состоит в том, что ресурсы должны использоваться. До следующего ранга — аж двадцать родий, а в наличии у меня всего пять. И вряд ли до охоты на колдуна я успею собрать сколько-нибудь значимое количество, лучше открыть что-то полезное сейчас.
Я поднял руку и начертал в воздухе знак Красного Петуха. Он вспыхнул и потух. Больше родии перед глазами не появлялись, все ушли в знак.
По-хорошему, испытать бы обновочку. Но не в помещении же это делать. А переться опять куда-то — ну его нафиг, надоело. Снова какая-нибудь беда на голову свалится, разбирайся с ней… Бед вокруг много, а я — один. Себя любить надо, вот.
С этой глубокой мыслью я и уснул.
* * *
Утро выдалось серым, мрачным и унылым.
— Отличная погодка, чтобы свалить в свою усадьбу, — решил я, глядя в окно.
Сей план принялся немедленно претворять в жизнь. Спустился вниз, спросил завтрак. Пока Фёдор транслировал мне горячие новости (кто-то минувшей ночью убил одного известного головореза, а другого так долбанул по морде, что тот потерял память и впал в детство; общественность выражает беспокойство, не твари ли вышли на охоту), выполз зевающий Захар.
— Погода — дрянь, — категорически заявил он.
— По приметам, скоро жара начнётся, — вставил Фёдор.
— Эт точно, — усмехнулся я. — Начнётся.
Фёдор, смекнув, что я о чём-то своём, немедленно свинтил по делам. Захару принесли завтрак.
— Домой поедем, — сказал я. — Поешь — иди, пинай Антипа. Пусть полный бак зальёт, и айда. Притомился я что-то от городской жизни.
Это, кстати, было чистой правдой. За двадцать лет привык к обществу себя и двух немногословных стариков. А когда вокруг ходит такая куча народу и болтает без умолку — тяжко. Хочется всех поубивать, а нельзя. Обидятся, не так поймут.
— Сию минуту, — кивнул Захар. — Покупать больше ничего не будешь?
