Газлайтер. Том 23 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич

Но есть один нюанс — в деревне ни души. Пусто. Тихо. Куда все подевались?

И тут неподалёку раскатывается гул артиллерийского огня.

Глава 10

Артиллерийский огонь как начался, так сразу и затих. Но, наверняка, ненадолго. Не просто так же деревня опустела.

Проходя мимо распахнутых ворот, я задаю себе вопрос: кто их так оставил — в спешке или из уверенности, что никто не вернётся? Заходя между домами, осматриваю улицы. Пусто. Ни голосов, ни движения, только ветер скользит по заброшенным дворам, покачивая створки незапертых окон. Никаких признаков жизни.

Но в одном домике, неподалёку, горит свет. Тонкой полоской он просачивается сквозь ставни, а изнутри доносится глухой звук посуды. Я подхожу к двери, стучу:

— Есть кто дома?

Изнутри раздаётся старческий голос:

— А кто спрашивает?

— Прохожий, — отвечаю.

Короткая пауза, затем добавляет:

— Не заперто, если что.

Дверь действительно открыта. Стоит толкнуть — и вхожу внутрь. Внутри тепло, пахнет тестом и молоком. Старик сидит за столом, рядом костыли, а сам неспешно ест, неторопливо пережёвывая. На плите блинница, воздух наполнен густым ароматом свежих блинов.

Он кивает мне, не отрываясь от еды:

— Ну и зачем пришёл?

Я задумчиво оглядываю стопку блинов, за эти пару секунд успеваю отправить Ломтика в холодильник в Невском замке, а потом неспешно достаю из кармана упаковку. — Да вот, сметаны принёс. А то какие же блины в сухомятку?

Дед замирает, хмыкает, и, расплывшись в улыбке, машет рукой:

— Садись, чего стоишь? Блины только с плиты. Сам испёк.

Я недавно завтракал, но отказываться от еды не собираюсь. Ставлю на стол сметану — деревенскую, свежую, невинские крестьяне ее нам поставляют. Накладываю себе блинов, пробую. Горячие, с хрустящими краями. Вкусно.

Дед прищуривается, словно оценивая меня.

— Ты откуда взялся вообще? Да ещё со сметаной. Все ж удрали.

Я пожимаю плечами, неспешно прожёвывая.

— Да, я проездом. Знакомых проведать.

Бросаю небрежный вопрос:

— Слушай, дед, а почему деревня пустая?

Старик вздыхает, отставляя ложку.

— А тебе знакомые не сказали? Эвакуировали всех царские войска.

Он смотрит в окно, словно надеясь увидеть кого-то за порогом.

— Говорят, твари приближаются. Какие-то гули…Была у нас деревня большая, на пять тысяч человек, а теперь никого нет. Всех вывезли, потому что скоро сюда стадо тварей прибежит.

Его голос спокоен, будничен.

— Царские войска их встречать будут. Ракетами да миномётами.

Задумчиво жую блин.

— Вот оно как…

Значит, твари серьёзные, раз деревню не стали защищать, а просто очистили. Плохо. Очень плохо.

Вполне вероятно, часть тварей всё равно сюда прорвётся. Какие бы ракетные и миномётные залпы ни устроили царские войска, что-то обязательно просочится линию обороны. Да и судя по тону старика, он не особо верит, что деревню не тронут

— Так бы шёл ты отсюда, парень, пока ноги есть, — добавляет он, дожёвывая блин, явно не особо переживая за свою судьбу.

С интересом разглядываю хозяина дома:

— А тебя почему не эвакуировали, дед?

Старик хмыкает, лениво отставляя тарелку.

— Сам отказался.

Он кивает на костыли, как будто этого достаточно для объяснения.

— Куда мне бежать да и чем? Это мой дом. Мне тут еды на полжизни запасено.

Он неспешно откидывается на спинку стула, ладонью поглаживая стол, будто решение его простое, как этот деревенский дубовый стол.

— Если пронесёт — буду дальше жить, телек смотреть.

Я киваю, доедая блин, и отодвигаю пустую тарелку.

— Понятно… Спасибо за угощение.

Дед хмыкает, отставляя кружку.

— Тебе спасибо за сметану.

Он небрежно добавляет, будто обсуждает погоду:

— Если что, иди на восток, там эвакуационный пункт. Может, ещё кого встретишь, если не уехали.

Я уже собираюсь уходить, но задерживаюсь на пороге.

— А слушай, дед, где тут кладбище? Хочу заглянуть.

Старик прищуривается, оценивающе глядя на меня.

— А, так вот почему ты не в курсе эвакуации? Там твои знакомые?

Я пожимаю плечами:

— Ну, типа того.

Он указывает рукой за деревню:

— На западе кладбище.

Медленно встаёт, опираясь на стол, и добавляет:

— Но ты долго там не задерживайся, а то твари же привалят.

Я хмыкаю:

— Да мне только повидаться и всё.

Киваю старику, выходя на улицу. За спиной остаётся тепло дома, запах блинов и сметаны, а впереди — пустые улицы и покосившиеся кресты на краю деревни. Путь неблизкий, но я не тороплюсь. Кладбище раскинулось на холме, растянувшись за линию деревни. Знакомая картина: покосившиеся кресты, старые памятники, заросли высокой травы. Тишина, глубокая, вязкая.

Но долго оставаться в одиночестве не приходится. Вдруг что-то мелькает у края могильных плит — тень, быстрая. Парнишка. Явно местный, потрёпанный, в запылённой одежде. Он несётся куда-то торопливо, постоянно оглядываясь по сторонам. Я уже догадываюсь. В деревне остались люди. Просто прячутся. А раз так, я не могу уйти, не позаботившись о жителях. Это моя родовая земля. Мои люди. Скоро я официально стану их графом. А значит, в беде оставлять их не вправе.

Мальчик замечает меня, тормозит и, будто видит меня каждый день, выдаёт:

— Дядь, червонец есть?

Я приподнимаю бровь. Заодно сканирую взглядом деревню. Пустые улицы, запертые дома, ветер, гоняющий пыль по дороге.

— А зачем тебе червонец? В деревне всего равно не осталось лавок.

Парнишка нахально пожимает плечами, разглядывая меня с тем самым выражением, которое бывает у уличных хитрецов.

— Ну, привычка. Хоть будет на пирожок. А уж у кого купить найду.

Я не моргнув глазом, через теневой портал даю мысленный приказ Ломтику достать бутерброд из холодильника. Щенок мгновенно реагирует. Спустя мгновение передо мной в руке оказывается еда. Судя по недовольному фырканью, соблазн умять добычу самому был велик, но удержался. Хорошо, что лохматого уже покормили хорошо.

Протягиваю бутерброд парнишке:

— На, вместо червонца.

Мальчишка смотрит на меня с удивлением, явно не ожидал такого расклада. Растерянно берёт бутерброд, но не спешит есть, оглядываясь по сторонам, словно что-то придумывает.

— О, пасиба… но мне ещё на ствол бабки нужны. Или на ножик. Скоро твари привалят… надо бы защищаться, дядь.

Я хмыкаю, наблюдая, как он, наконец, жадно вгрызается в бутерброд.

— Защита тоже скоро будет, — отворачиваюсь к могилам. — Очень скоро.

Не обращая больше внимания на мальчугана, активирую ментального легионера-некроманта.

— Поднимай.

— Кого? — голос в голове звучит хмуро, будто ему снова придётся заниматься чем-то непосильным.

— Всех.

— Так это же столько сил…

— Мои силы жалеешь? Делай давай.

Некромант вздыхает, но подчиняется.

Тьма сползает с могил. Земля содрогается, трещины пробегают по старым надгробиям. Из неё начинают подниматься мертвецы — скелеты, полуразложившиеся останки, почти целые трупы. Гнилые пальцы пробивают почву, скользкие кости щёлкают, собираясь воедино. Старые надгробия крошатся, из-под них медленно выползают бывшие обитатели деревни, поднимаясь, как забытые стражи этого места.

Мальчишка за спиной вскрикивает, шарахается назад и, не оглядываясь, уносит ноги, крепко сжимая бутерброд обеими руками.

Я сканирую маленькую армию взглядом, прикидываю, куда их направить — на защиту деревни или в разведку. Ведь не знаю, откуда твари полезут…

И тут вдалеке снова раздаётся канонада взрывов.

Царские войска начали обстрел.

Я замираю, вслушиваясь. Гулкий раскат артиллерии, разрывы снарядов, эхом отдающиеся по равнине. В небе вспыхивают оранжевые всполохи, багровая дымка стелется над горизонтом.

Я ухмыляюсь, потирая руки.

— Ага, значит, твари идут оттуда…

Направляю мертвецов к лесу, и боевая группа нежити выстраивается стеной на подступах к деревне. Из зарослей начинают появляться первые гули. Бледные, лысые, с вытянутыми мордами, они бегут на четвереньках, вытягивая клыкастые пасти, словно звери, почуявшие добычу. Их хриплое рычание смешивается с утробным шипением, когти рвут землю, оставляя борозды. Несколько сотен. Огромная, голодная орда, несущаяся прямиком к деревне. Но их встречает стена из нежити.