— Александр Владимирович, Камилла Григорьевна, премного раз вас видеть! — закричал Юсупов через весь зал. И криком мгновенно выключил многоголосый шум: вошедший в жениховский возраст младший наследник рода Юсуповых вызывал в публике немалый интерес. — А я думал, что вы позже придете. Камилла Григорьевна, вы позволите несколько вопросов задать вашему супругу? — поинтересовался он, уже приблизившись достаточно, чтобы не напрягать глотку. Однако понижать голос тоже было не в его привычках, и в воцарившейся тишине наш разговор слышали, похоже, все находящиеся в зале гости.
— Рад встрече, Феликс Феликсович. Саша в вашем распоряжении, но ненадолго. С минуты на минуту должен приехать и Сергей Никифорович…
— Господин Лихачёв уже приехал, на я надеюсь успеть — Феликс улыбнулся. — Александр Владимирович, мы тут учредили Общество российских автомобилистов, в связи с чем я хочу вас пригласить стать его почётным членом — и с этими словами он достал из кармана конверт и сунул мне его в руки. — А при Обществе мы сделали автомобильный музей, и в нем уже собраны почти все ваши машины. Причем мне удалось для музея выкупить самый первый "Призрак" и самый первый "Пассат". И у меня к вам просьба: вы же, насколько я знаю, своим сотрудникам машины сразу почти меняете на новые. Не будет нескромным попросить продать музею и первый "Кадиллак"? Когда он высвободится, конечно…
— Это не ко мне вопрос, вам Камиллу Георгиевну спрашивать нужно, она на нём ездит.
Камилла хихикнула:
— Думаю, что когда высвободится, вы его и даром получите. Потому как только для музея он годным и останется.
— Премного вам благодарен! Кстати, только сейчас вспомнил… Илларион Иванович просил узнать, нельзя ли для Императора выделать и новую машину с гербами?
Николай Александрович отрёкся весьма своеобразно, и я, откровенно говоря, даже не понял, кто столь специфически-российскую форму отречения придумал. Говорили, что именно Воронцов-Дашков, но иногда упоминали Вячеслава Константиновича как автора идеи — я и склонялся именно к последнему варианту. Царь отрёкся от любых форм участия в управлении страной, но не от титула — и оставил за собой (или ему оставили) право присуждения именного дворянства и титулов. Конечно, титул — это всего лишь приставка к имени, а выслуженное дворянство (дающее серьёзные налоговые льготы) и раньше без Императора давалось — но народ меряться разным давно привык и теперь, по словам того же Иллариона Ивановича, ежедневно Николаю поступало до сотни писем с просьбами "о монаршей милости".
И надо отдать должное: к этой своей обязанности Николай относился серьёзно. Ну, во-первых, он постановил, что любая подобная просьба будет им рассматриваться исключительно при уплате тысячи рублей в казну (Игнатьев даже специальную акцизную марку выпустил). А во-вторых, старался и без просьб награждать (ну, хоть титулом) людей "за службу России". Думаю, что к Николаю Павловичу отставной царь нежных чувств не питал, но на заслуженную пенсию ушел князь Игнатьев. Оба брата Рейнсдорфа стали баронами по результатам войны, а пуск Волховской ГЭС дал стране барона Графтио и графа Иванова.
В качестве благодарности (а ещё за то, что он скандалить по поводу отречения не стал) я сначала подарил ему парочку "Пассатов". Николай удобство автомобилей оценил, и заказал у меня два "Кадиллака" — и с этими машинами возни было много: молдинги, решетка радиатора и прочие блестелки были не никелированные, а золочёные, а за задних дверях пришлось еще и орлов вешать. Тоже золочёных, но еще и бронзовых, к тому же литых, так что потребовалось двери и раму переделывать.
Теперь же Николай возжелал обновить парк — и очень кстати. Петли бронированных дверей не то что орла — слона выдержат, а вот обсуждение царского заказа на пять машин сразу услышало довольно много народу. И для большей части собравшейся элиты нации это обсуждение вылилось в привычное "желание царя — закон для подчиненных": по окончании презентации было заказано больше полусотни лимузинов. Правда, об этом мы узнали лишь на следующий день: у нас с женой чуть истерика не началась, когда услышали, как какой-то важный господин с треском разрываемого шаблона поинтересовался у другого столь же важного господина:
— Так это что же выходит? Все эти иностранные машины выделываются русскими мужиками? Так за что же мы деньги-то платим?
Пришлось просто убежать — чтобы хохотом окончательно не разрушить основы мировоззрения будущих покупателей.
Привыкнут со временем. Не быстро и, скорее всего, далеко не все…
Глава 38
— Евгений Алексеевич! — в голосе Станислава Густавовича слышалась странная смесь тоски и раздражения, — Ну хоть Вы ему объясните: нельзя так! Меня он не слушает, так может к Вам прислушается?
— Думаю, объяснить будет несложно, вот только сперва расскажите, что именно я должен объяснять?
— Ну как что… я же Вам отписал…
— А, насчет заводских магазинов? Откровенно говоря, я не совсем понял, почему это плохо…
— Извините… — Станислав Густавович на долю секунды смутился, но, как и всегда, тут же «смело перешел в наступление» — возможно, для неспециалистов я пишу не всегда понятно, посему расскажу, а Вы непонятное переспросите. Отниму буквально минуту, но это действительно очень важно. Волков решил, что в заводских магазинах следует продавать самые важные товары, как крупы, сахар, соль, хлеб. Еще рыбу с мясом…
— Так это же хорошо, — несколько недоуменно ответил Евгений Алексеевич.
— Конечно хорошо, и всё это продается уже который год…
— Так из-за чего вы ко мне подошли?
— Но продаются не только продукты, а и одежда, обувь, мебель… всё продается. А так же продукты из изысканных, например мандарины, апельсины, бананы те же…
— И что? Извините, я не вижу тут причин для неприятностей…
— Так Волков решил все эти «излишества», как он назвал, из продаж изъять! В заводских магазинах, на внутренние деньги…
— Что?!
— Да, — Станислав Густавович с довольным видом откинулся в кресле, — он распорядился подготовить список самых нужных товаров, которые в магазинах быть должны всегда, а прочие товары более туда не поставлять.
— Да вы шутите… или что-то неверно поняли.
— Я-то верно понял, вот, и приказ у меня есть: подготовить ассортиментный минимум продуктовых и промтоварных магазинов компании.
Линоров внимательно прочитал протянутую Петрашевским бумагу.
— Ну, это он погорячился… — процитировал он своего шефа. — А обоснование какое-то давал? Ведь, сами знаете, некоторые его…. предложения, да, поначалу выглядят весьма странными, а затем…
— Поначалу-то я и сам так подумал… Нет, когда я лично поинтересовался, он сказал что фруктов заморских мало ввозить выходит, будет-де выгоднее их за государевы деньги продавать… А то в магазинах-то они и дешевле отпускаются, да и покупают их немного, портятся заметной частью…
— И сколько доходу выходит в этом случае?
— По деньгам-то вроде выходит немало, с одного банановоза доход как бы не до миллиона за рейс… в прошлый месяц как раз в Петербург банановоз на пробу пришел.
— Сумма изрядная…
— Так столько же, если не поболее придется рабочим платить уже не расчетными копейками, а полновесными рубликами!
— А рабочие при том еще и недовольны будут… если банан детишкам придется в городской лавке дороже вдвое покупать.
— Вот, Евгений Алексеевич, Вы о том и скажите. А попутно ему и вот это в подкрепление слов своих отдайте — Станислав Густавович протянул руководителю службы безопасности тетрадку.
— Что это? Позвольте взглянуть?
— Тут расчёт, почему торговля без прибылей в магазинах наших выгод втрое дает в производствах. Сам я, откровенно говоря, побаиваюсь сам ему такое нести: не по чину, скажет…
— Это вы зря. Отдам, конечно, да и сам почитаю: мне такие расчёты самому помощь изрядную окажут. Но — скажу вам по секрету — ему можно без боязни всё говорить. Юрий Феоктистович его как-то неучем обозвал, когда про машину какую-то спор у них вышел. Так Волков его профессором института за то назначил, и сам к нему же на лекции ходил… Я передам — но в следующий раз Вы уж сами: быстрее выйдет.
