Газлайтер. Том 34 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич

— Кого не любит… и-ик?

— Принца Кровавой Луны, по-вашему.

— А. Так Принц вообще-то многих кого убил, говорят… даже одного родственника Председателя. Ну, дальнего, не кузена даже. Но всё же родственника.

Я фиксирую услышанное:

— Понятно.

Но Лиан уже не держится. Турбо-пупса первым разморило, да ещё и градус внутрь он порядочно принял для своего веса. Мелкий тысячелетний альв уже чуть ли не засыпает. Видно, организм не выдерживает такого напора.

Приходится аккуратно поднять мелкого и перенести в предбанник, чтобы не перегрелся. Там он растянулся на лавке и сразу захрапел, как паровоз. М-да, вот тебе и малыш.

А тут уже и Одиннадцатипалый и Зар зашли. Спустя немного времени и Зар сдался. Хоть он и прожил сотни лет, банный жар взял своё. Лорд-дроу крякнул, проворчал что-то невнятное и ушёл в предбанник, решив охладиться в бассейне.

В итоге в парилке остаёмся только мы вдвоём — я и Ледзор. Пар густой, жар в кости. Всё вокруг словно в молочной дымке, полки дрожат от жара. Мы с Ледзором сидим напротив друг друга, распаренные, расслабленные, каждый со своей кружкой пенистого.

Ледзор неожиданно выдаёт:

— Знаешь, граф, а я ведь тоже королевской крови, хо-хо.

Я приподнимаю бровь и ухмыляюсь:

— Рад за тебя, Одиннадцатипалый. И раз уж заикнулся, давай подробнее.

Гигантский бородач кивает, откидывается на горячую стену:

— Да тут всё просто. Мы, морхалы, когда-то были большим северным королевством. Жили широко, шумно, пока финны не разрослись и не прижали нас. А потом… стали мы вымирающим видом. По всем законам получается, что я наследственный король. И вот думаю: пора бы нам, морхалам, возрождаться.

Я хмыкаю, ковш в руках перекатываю:

— Да возрождайтесь на здоровье. Правда, начинать придётся с маленькой деревни, но главное, как говорится, амбиции.

— Верно, хрусть да треск! — усмехается Ледзор и вдруг бросает: — А как ты смотришь на то, чтобы обручить твоего младшенького с моей племяшкой?

Я таращу глаза, чуть не выронив ковш:

— Ну ничего себе у тебя предложение по пьяни.

— А что такого, граф, хо-хо? — Ледзор хлопает ладонью по полке, будто речь идёт о покупке хаты, а не о браках. — Я же не претендую на твоего старшего. Понимаю: ему династические браки положены.

Я смеюсь:

— «Династический брак» как раз ты предлагаешь моему второму сыну, которому ещё и года нет!

— Ну а почему бы и не да?

— Моими же словами меня бьёшь, что ли?

— Ну хоть подумай, граф, — Ледзор упирается. — Моя племяшка точно будет силой не обделена. Ты же в курсе: у меня гены что надо. Я — Грандмастер физики, единственный в своём роде, а второй ледяной Дар у меня прижился отлично, сам знаешь — твоих рук ведь работа. Ты дашь ей такой же — и будет готовая мощная жена.

Я раздумываю, как бы не обидеть своего элитного гвардейца. Вообще кровинка Ледзора и правда завидная невеста благодаря магическому потенциалу, но сыну делать такую подлянку, как династический брак, точно не буду. Да и вдруг племяшка Ледзора страшненькая вырастет? Шучу, конечно.

Вслух я говорю другое:

— Ты прав в одном. Не каждому можно второй Дар «присобачить». Тут нужны хорошие меридианы. В чём-то ты прав, но всё-таки… По любви лучше, понимаешь?

Ледзор вздыхает, щёки над бородой красные от жара:

— Да, по любви было бы лучше всего. Но ты хоть подумай над этим.

Я отмахиваюсь, не желая дальше вдаваться в эту тему:

— Да ну тебя. Какие-то разговоры странные затеял. Давай лучше махнём в Финляндию, откусим кусок у финнов, чтобы Акулья Падь не была одинокой нашей землёй на севере. Или ещё лучше — к ханьцам дёрнемся, они и ближе. Отберём у рисоедов парочку морских портов. А то нафига они мне афганцев подогнали? Думаю, мы вдвоём справимся. А если что — позовём Грандбомжа. Он пока трезвый.

Ледзор расхохотался громко, грудным голосом:

— Граф, как скажешь! По твоему слову — хоть в пасть Золотому! Но я надеюсь, ты мне всё-таки дашь ответ насчёт детей. Хотя бы через годик-два.

Я качаю головой:

— Ну, блин, и сроки у тебя, конечно, конские.

Резиденция Хаято, Киото

Опозоренный, напившийся до скотского состояния, Хаято срывается на крик на племянника:

— Нахрена ты покинул Сэцубун⁈

Племянник огрызается не менее зло:

— А сам-то? Кто бы говорил.

Хаято захлёбывается яростью, лицо его перекошено:

— У меня выбора не было! Меня вышвырнули в окно! А ты зачем полез на Филинова… В итоге все видели, что ты ушёл. Мы оба ушли!

Слова сорвались грубо, но внутри Хаято гложет не злость на племянника, а куда более мучительное чувство. Как теперь ему являться на службу в министерство? Хорошо хоть сейчас празднества и выходные, но послезавтра придётся снова стоять в зале императорского дворца. И что тогда? Как он посмотрит в глаза коллегам, сановникам, конкурентам за министерское кресло? Там ведь его не просто осмеют — сожрут, растопчут, разорвут за такое унижение.

Мысли роятся, мешаются в голове. За два дня нужно что-то придумать, как-то реабилитировать репутацию. Он ведь пытался сыграть красиво: пытался обыграть русского, потому что польстился на его Замок Дракона — и в итоге остался ни с чем, только позор на весь двор. Теперь что? Ханьцы не откликаются на его секретные вызовы. Значит, рассчитывать придётся исключительно на себя.

Хаято сжимает кулаки так, что костяшки побелели, в висках гул от вина и злобы, но мысль одна проста и ясна: помощи ждать неоткуда. Оперативный план придётся выстраивать самому, и ошибаться он больше не имеет права.

Хмуро уставившись в пол, сиплым голосом Хаято произносит, не обращаясь ни к кому:

— Остаётся только одно. Позову я Филинова в храм Вечерней Хризантемы. А там наша гвардия спрячется в потайном помещении, и мы устроим обвал. Тайком провести людей не проблема — у меня есть связи среди жрецов.

Племянник недоверчиво спрашивает:

— По какому поводу ты туда позовёшь русского?

Хаято криво усмехается, в глазах хищный блеск:

— Я признаюсь, что строил против него козни. Скажу, что хочу перед императорским символом вместе очиститься. От такого жеста никто не откажется — отвергнуть будет считаться постыдным. А дальше сам знаешь. По ритуалу мы отдаём энергию водному источнику, в воде опустошаем истоки, а затем должны сидеть и общаться в закрытом помещении, ослабленные, на равных. Тут-то наши гвардейцы и подорвут потолок ему на голову, подстроив несчастный случай.

Племянник качает головой, сомневаясь:

— Но убийство собеседника при причащении карается смертной казнью.

Хаято отмахивается, злобно щурясь, словно всё это пустяки:

— Придумаем выход. Если Филинов умрёт, а я через два дня появлюсь во дворце — никто ничего не сможет предъявить. Все и так поймут, кто был виновником моего позора, и что с ним случилось. Никто не посмеет поднять на меня высокомерный взгляд. Главное — улизнуть от расследования. Тут помогут телепаты: сотрут мне память, и я буду чист, как младенец.

Хаято берёт стопку, опрокидывает в себя, обжигает горло и ухмыляется:

— Меня тоже можно слегка ранить для вида, чтобы показать, будто я сам едва выжил при обрушении. Красиво выйдет, громко, эффектно.

Племянник молчит, хмурится, взгляд его полон сомнений. План звучит слишком отчаянно, будто шаг в пропасть. Но старший Хаято, похоже, уже всё для себя решил, а, как говорят русские, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. В конце концов, если дядя откинет концы, младший Хаято станет главой рода.

На следующее утро Дед Дасар выходит на связь, причём не через мыслеречь, а по связь-артефакту, чтобы я мог поговорить с его приятелем, который давно обосновался на Островах Специй. Дасар назвал его «отличным осведомителем» и сказал, что я могу позадавать ему разные вопросы. Моряк представляется Биллом, голос у него сиплый, прокуренный.

— В общем, Ваше Величество, ракхасы на Специях достали всех, — начинает он. — С каждым днём всё больше звереют, творят чёрт-те что, никакого удержу. Если наши коренные за выпивку и мать родную продадут, то ракхасов — и подавно. Ненавидят их люто. Так что приходите покупать нашу лояльность. Местные люди и рады будут присягнуть любому, кто этих нелюдей сведёт на нет. Главное, чтобы у вас в карманах звенело.