— Ложись на спину, — сказал я мужчине.
Он повиновался. Вначале завалился на бок, а потом повернулся и спиной плюхнулся на густое одеяло крови.
Всё прошло быстро.
Зико наблюдал с ужасом как преображался его воин, быть может даже друг. Дрюня не смотрел, он с опаской наблюдал за Бэтси и Хейном. Зато Осси не могла оторвать глаз с улыбкой наблюдая за тем, как я срываю с мужчины одежду, как он орёт от боли, когда смертельные раны начали срастаться с невыносимой болью, и как на его коже слой за слоем появлялся крепкий доспех из кровавой корки.
Было ли его решение предательством или чем-то иным — судить не нам. Но я убил его без сожалений, когда этот ублюдок, чуть почувствовав силу, кинулся на меня с выращенным из рук клинками. Наконечник из человеческой кости продырявил ему живот, затем несколько раз грудь и размозжил череп с еще не до конца сформировавшейся маской. Возможно, он хотел убить меня ради своих друзей, ради общей цели. А может, он банально не смог справиться с силой и властью, которую я ему подарил.
Безумие или благородство заставили пойти его на столь отчаянный поступок — тайна, впитавшаяся в огромное озеро алой крови, разлитое под моими ногами.
Глава 11
Пылающие в погребальном огне трупы не пахли запёкшейся кровью. Палёное мясо и жжёные волосы — вот что отравляло воздух едкой вонью.
Кровь покойных я забрал себе, когда люди Зико осматривали раненых и находили умерших. Им она больше не нужна, а нам еще пригодится.
Хоть эта битва и была выиграна, однако чувствовался запах поражения.
Огромная куча, в которой древесина была смешана с телами воинов, полыхала ярким светом. Огонь жадно пожирал всё, что попадалось на его пути, и отбрасывал в сторону обугленные кости вместе с искрами, словно слизав всё мясо он утрачивал интерес и тянулся своими пальцами в высь, к самой верхушке, где его ждал сладостный кусок — Норок, брат Зико.
Сам Зико стоял рядом со мной и с хрустом на зубах всматривался в разгорающийся огонь. Острый меч покоился в ножнах, руки — за спиной. Он сжимал кулаки с такой силой, что ногти вгрызались в кожу, и даже здесь, стоя от мужчины в одном шаге, я слышал сладковатый привкус меди, появляющийся на его ладонях.
— Я должен поблагодарить тебя, Инга, — нарушил молчание Зико. — Нам пришлось биться бы до последней крови. За нашими спинами — наш дом. И мы не имели никакого права дать кровокожам разнюхать дорогу к нашим семьям. Вы спасли наши жизни, Инга. Спасибо!
— Мне жаль твоего брата, — сказал я, накинув маску сострадания.
— Он умер человеком. Это его выбор. И не каждый человек решится на такой поступок. И только истинный муж вправе распоряжаться своей жизнью, даже в объятиях смерти.
В свете яркого огня поблёскивали лица мужчин, окруживших погребальный костёр. Среди них стояли Дрюня и Осси с абсолютно пустыми лицами. Где-то вдалеке, среди деревьев прятался от обжигающего пламени Хейн. Тело раздувшегося уродца, разум семилетнего мальчика, тронувшего раскалённый утюг. Но пробегая глазами по траурной процессии, я искал совсем другое. Я искал её. Бэтси. Огромная женщина стояла за спинами мужчин, всматриваясь в языки пламени. Стена из мужчин в кожаных доспехах ничуть ей не мешала наблюдать за происходящим. Огромная голова с оскалом кривых зубов возвышалась над мужскими лицами и поглядывала сквозь огонь в мою сторону.
— Эта Бэтси, кто она такая? — спросил я у Зико.
— Её отец умер в лесу от лап зверей, а мать не пережила роды. Огромный ребёнок практически разорвал бедную женщину, продирая себе путь наружу. Мы зовём её «голодная Бэтси», но под голодом мы не имеем пристрастие к еде. Она вечна голодна на сражения. Голод крови. Он всегда рвётся в бой, даже тогда, когда в этом нет нужды.
— Она очень сильная.
— Очень.
— Она чуть не убила меня.
— Действительно? — Зико глянул на меня искоса и загадочно улыбнулся. — Этим «Чуть» измерять длину лезвия, которое она погружает в тело врага, неправильно. Ты либо мертв, либо жив. Если бы хотела — убила бы.
Мне было не до смеха, но я сумел выдавить на лице улыбку.
— Это я не захотела её убивать. Её спасло моё любопытство, не более.
— И ты хочешь услышать, как наши клинки с лёгкостью пробивают вашу броню?
— Да.
Зико издал нервный смешок. Веки мужчины медленно опускались и также медленно подымались, словно втирая набегающие слёзы в сухие от жара глаза. Губы искривились в попытке что-то сказать, но тут же поджались, словно мысль автора была утеряна. Зико подбирал слова. Происходящее вокруг нас было тяжёлым испытанием.
— Я даже и мысли не мог допустить, — сказал Зико, поглядывая на Бэтси, — что когда-то буду разговаривать с кровокожим без меча в руке. А уж вести разговор о нашей тайне… для меня это немыслимо. До сегодняшнего дня. И именно по этой причине я готов был умереть в твоих силках, но унести тайну с собой. Вам бы пришлось убить Бэтси, но кажется мне, что её топоры искромсали бы вас в пыль.
В коротком молчание можно было услышать потрескивание брёвен, неразборчивые перешёптывания и тихие молитвы, срывающиеся с губ мужчин. Зико сложно было решиться на столь ответственный шаг, но он решился.
— Бэтси, кода была маленькой, откусила палец кровокожу. Наверно, она была первым человеком, кто вступил с этими ублюдками в неравный бой. Формально, конечно же. Она тогда даже не понимала, что происходит вокруг. В тот день бедную девочку, как и многих других детей, вывели на центральную площадь крохотной деревушки и выстроили в ровный ряд перед прибывшими на осмотр кровокожами. Когда над её головой повисла ладонь, затянутая в кровавую корку, Бэтси не побрезговала попробовать её на вкус. Оттуда и пошло — голодная Бэтси. В тот день кровокожи допустили роковую ошибку — оставили её в деревне, девочка еще была слишком юна. Весть об откусанном пальце быстро разлетелась по округе и вскоре дошла до нас. Мы разыскали ребёнка и увезли прочь. Приёмная мать даже не спросила: куда и зачем. Отдала нам девочку и закрыла перед нами дверь, не попрощавшись.
Замолчав, Зико кивнул в сторону Бэтси и сказал мне:
— Пойдём к ней, хочу, чтобы ты наглядно увидела, в чём её сила перед такими как ты.
Мы двинул по алой глади вдоль ряда мужчин, окруживших погребальный костёр. Некоторые ловили меня уголками глаз и провожали следом, повернув голову. Шептания обрывались, молитвы звучали только громче, когда под подошвой своих ботинок они ощущали подступившую кровь.
— Твои люди всё еще боятся меня, — сказал я Зико.
— Мне трудно признаться, но и я боюсь тебя.
— Боишься или опасаешься?
Хмыкнув и дёрнув бровями, Зико ответил:
— Да, уместнее будет сказать «опасаюсь».
Бэтси встретила нас с собачьим рыком, но её ладони пустовали; два топора покоились на широком поясе в кожаных чехлах, изготовленных точно под лезвия. Она была выше меня, и, если только она опустится на одно колено, наши лбы станут на одном уровне. В огненных бликах она смотрелась ещё ужаснее. Складки по всему телу отбрасывали огромные тени, от чего её бесформенная фигура казалось ещё массивнее и смертельной. Видимо, мой вид вызывал у неё либо аллергию, либо какую-то иную форму раздражения, так как стоило нам подойти ближе — и её пухлые пальцы потянулись к рукоятям топора, а подбородок и щёки нервно затряслись, превращая рык в глухой рёв.
— Бэтси, — произнёс Зико нежным тоном, словно общался с ребёнком. — Инга теперь наш друг. Она не такой кровокожи…
— Кррр… ооо… вво… ккооожжж… — с трудом протянула Бэтси, мерзко шевеля огромными, изувеченными шрамами губами.
— Да, но она другая! Она друг! Инга наш друг!
— Инн… га… — её ладони опустились на деревянные рукоятки топоров, но пальцы по-прежнему были расслаблены.
— Верно, Бэтси, — сказал Зико. — Это Инга. Она друг. Как я.
Бэтси замычала, переваривая услышанное. Она так сильно нахмурилась, что огромная складка на лбу закатила под себя брови и скрыла почти полностью глаза, оставив кусочки зелёных зрачков смотреть на меня сквозь решётки из толстых ресниц.
