Дружинник (СИ) - "Amazerak"

— Энергетические чары — большая редкость, — заметил старик, — и сведений о них мало. Сколько прожил, первый раз сталкиваюсь с человеком, владеющим ими. Они же вроде бы колдовством считаются.

— А вы что считаете?

— Кто знает… В мире существует очень много разных чар, но только четыре школы одобрены государем и церковью. А почему? Да потому что в своё время представители этих четырёх школ пришли к власти вначале на Западе, потом у нас, и узаконили свои привилегии. Когда на втором Латеранском соборе западная церковь запретила остальные чары, многим пришлось залечь на дно. Потом и до нас докатилась эта волна, тоже стали бороться с неугодными техниками. Так сложилось исторически. Что тут поделать?

— И у вас найдётся, что почитать обо всё этом?

— Самом собой. Вот только про энергетические чары здесь мало. В Нижнем большая библиотека. Там поищи, когда поедешь. А у нас в основном родовые книги, биографии.

Библиотека состояла из пары небольших комнат с полками, уставленными толстыми томами в дорогих переплётах, многие книги оказались рукописными и хранились с незапамятных времён. В одной из комнат находился стол, за которым можно было посидеть почитать. Выносить литературу без крайней необходимости запрещалось.

Домой я вернулся поздно. Все мои дружинники уже храпели после долгого трудового дня, а вот девушек я опять застал на кухне. Увидев меня, они обе засуетились, положили мне ужин (Катрин сегодня приготовила жаркое с овощами), посадили за стол, а сами уселись рядом. Таня почти сразу принялась меня расспрашивать, что я делал.

— Ничего интересного, — ответил я. — Елизавету отвёз на новую квартиру тут по соседству, потом в библиотеку заскочил, пообщался с Прокопием Ивановичем. Жаль у них информации мало про мои способности. В Нижнем больше, но когда я теперь туда попаду?

— Вот как? — нахмурилась Таня. — И зачем же боярской дочери переезжать?

— Приказ Дмитрия Филипповича. Что могу сделать? Меня надзирателем ей назначил. Надеюсь, хлопот больших не доставит. И зачем только он её сюда отправил? Держал бы у себя под боком, в поместье. Не понимаю.

— Должно быть, Дмитрий Филиппович желает уберечь её, — предположила Катрин. — Возможно, он что-то задумал, и не хочет подвергать дочь опасности.

— Думаешь, война продолжится? — удивился я. — Мне казалось, он наоборот, пытается снять напряжение между родами. И как же наследник? Он в заложниках. Барятинские его просто напросто прикончат, если мы опять пойдём против них.

— В открытую точно не пойдём. Но поддержку Бобриковым или другим дворянам, что с Барятинскими враждуют, наверняка окажет. А может, Дмитрий Филиппович опасается войны с западной империей. Если императоры задействуют регулярную армию, война будет такой, какая прежде не случалась. И столица, и Нижний Новгород окажутся под ударом. Сейчас у обоих сторон есть паролёты, которые переносят бомбы за тысячи вёрст!

— Такого не может быть! — изумилась Таня. — И они могут прилететь даже сюда?

— Нет, так далеко противник не долетит, — со знанием дела объяснила Катрин, — если только на дирижабле, но дирижабли медленные и легко сбиваются. Так что здесь мы в безопасности.

— Всё равно боюсь, — вздохнула Таня. — Все только и говорят о войне. С Уральских заводов идут поезда с танками. Слухи недобрые повсюду.

Поев и попив чай, я поблагодарил девушек за вкусный ужин и пошёл к себе в комнату. Скинул сюртук, плюхнулся на кровать. После разговора меня никак не покидала мысль о том, что мир этот скоро расколется на части. Мой прежний мир уже пережил две мировые войны, а тут всё ещё было впереди. Здесь цивилизация только-только достигла того уровня, при котором человечество могло развязать глобальную бойню, и, кажется, правительства не собирались откладывать её в долгий ящик.

Но несмотря на близость катастрофы, кланы по-прежнему занимались мелкой грызнёй, не видя или не желая видеть ту глобальную угрозу, которая нависла над всеми ими. Слишком уж привыкли они жить каждый сам по себе, в своих вотчинах, занимаясь мелкими интригами, и явно были не готовы выступить против врага единым фронтом.

Я валялся на кровати в темноте и размышлял обо всём этом, когда дверь тихонько скрипнула. Я вскочил и интуитивно потянулся за револьвером, что висел в кобуре на поясе. На пороге стояла Таня.

— Напугала меня, — сказал я. — Ты так не подкрадывайся больше. Я ведь при оружии. Не спится? Мне тоже. Мысли тяжёлые.

Закрыв дверь, Таня подошла и села рядом.

— Я скучала, — она взяла мою руку. — Больше тебя никуда не отпущу.

Она положила голову мне на плечо. Сердце моё забилось чаще, и все мрачные мысли, что грузили меня до сих пор, словно испарились.

— Я тоже тебя не оставлю, что бы ни случилось, — проговорил я, заглянув девушке в глаза.

Я осторожно прильнул к её губам, она охотно поддалась. Я обхватил её за талию и прижал к себе, на меня нахлынула страсть. Я принялся расстёгивать застёжки на её платье, понимая, что этой ночью вряд ли удастся выспаться.

Не вся литература в библиотеке рода представляла для меня интерес: хранилось тут много книг, но большинство из них были о чём угодно, но только не о том, что нужно.

Меня интересовала лишь магия. Порывшись в картотеке, я нашёл несколько подходящих книг. К сожалению, некоторые из них оказались на старославянском, так что их тоже пришлось отбросить. Но даже тех томов, которые остались, хватило бы для того, чтобы заточить меня в стенах библиотеки месяца на два.

Изучение я начал с основных вопросов, касающихся четырёх стихийных школ. О них информации было в достатке. За время моего пребывания в этом мире я уже многое узнал, сейчас же мне выдалась возможность систематизировать знания.

Как оказалось, магические способности у ребёнка, в котором течёт кровь великих воинов, обычно проявлялись в 10–11 лет. Как только это происходило, его начинали обучать владению чарами. Период ученичества продолжался два-три года, после чего юноше или девушке присваивалась первая ступень. При регулярных тренировках к наступлению совершеннолетия человек мог достичь третьей ступени, а годам к двадцати пяти — четвёртой, на которой большинство и оставалось. Дальнейшее развитие навыков требовало много времени и сил: чем выше уровень, тем труднее было его достичь, поэтому витязями пятой и шестой ступеней становились лишь самые упорные и способные, а седьмая и вообще являлась редкостью.

Тренировки заключались в медитативных упражнениях, позволяющих наладить связь с энергетикой окружающего мира (или внутренней, как в моём случае) и эффективно ей манипулировать, и в практическом применении чар. Это чем-то походило на тренировку мышц: прикладываешь регулярные усилия — становишься сильнее. Правда, имелись и свои нюансы. Вообще, развитию боевых стихийных чар были посвящены целые фолианты, но вдаваться в подробности я пока возможности не имел.

Каждой ступени соответствовали определённые навыки и для перехода на следующую ступень, воин был обязан исполнить некоторые требования. На шестой-седьмой ступенях витязю оказывали доступны чары, которые могли атаковать по большой площади и которые делали его практически неуязвимым к обычному оружию. К чарам седьмой ступени относились смерчи, каменные существа, управляемые человеческой волей, гигантские огненные вихри, метеоритные дожди и много чего ещё. Те каменные фигуры, которые так поразили моё воображение на поле битвы, были созданы как раз таки витязями седьмой ступени, поэтому я уже имел некоторое представление о том, как это выглядит.

Откаты и перезарядка были присущи не только энергетическим чарам. Основой любой техники, как стихийной, так и энергетической, являлся ментальный контроль, а он сильно жрал ресурсы физического тела. Поэтому, применив способности, воин слабел на некоторое время и оставался беззащитен, но восстановив силы, снова мог продолжать управлять стихиями.

У витязей высоких ступеней после сотворения слабых чар отката практически не было, а вот на низких уровнях даже простые магические действия влекли за собой серьёзные последствия вплоть до слабости, тошноты, потери сознания (всё это я уже на себе испытал) и даже комы (это «счастье» меня обошло). Так что на начальных этапах тренировка должна была проходить только под пристальным наблюдением наставников.