Ком 8 (СИ) - Войлошникова Ольга

— Иван Кириллович! — укоризненно посмотрел на него атаман. — Вы б говорили да не заговаривались! Если я вас в такую разведку отпущу и — не дай Бог! — что-то с вами случится…

— Я же добровольцем! — возмутился Иван.

— Вот и я сразу поеду куда-нибудь в хорошее место после этого… добровольцем, — проворчал атаман. — И, боюсь, не я один.

Сокол надулся, а Хаген тут же сказал:

— Не надо расстраиваться, ваше высочество. К тому же туннели тесноваты для «Святогора».

— Ничего, уж я прошёл бы! — огрызнулся тот. — Ну, присел бы малость.

— Движение машины таких габаритов на корточках, — покачал головой майор Шиманский, — представляется мне весьма затруднительным. А местами — маловероятным.

— Между тем, — продолжил свою линию Хаген, — у нас есть подходящий по параметрам шагоход, гораздо лучше защищённый и вооружённый по сравнению с другими моделями своего класса.

Тут я сразу понял, куда он клонит, и кивнул:

— Да! «Саранча». И два опытных пилота к нему в придачу.

Я думал, Сокола на этом пункте просто порвёт, и уж приготовился выслушать всё, включая детские обиды, мол «я это всё придумал, а ты вперёд меня», сдобренное непременным Петиным «опять без нас подвиги совершать!» — но в этот момент край полога отвернулся, и дежурный казак заглянул внутрь:

— Там это… Калина-Малина говорит, словеса знакомые из шахты слышит!

— Где она? — быстро спросил Петя.

— Так вот, — казак посторонился, открывая нашему взору невысокую змею, ожидающую за его плечом, — а до того на галерейке над входом в шахты сидела.

— А ну иди сюда! — дёрнул подбородком Иван и подвинул Малине табурет: — Садись! Рассказывай!

Индуска обвела нас немигающим взглядом:

— Вчера мне показалось, что среди доносящихся из шахт криков я услышала знакомое слово. Я прислушивалась до вечера, но больше ничего такого не повторилось. Я думала всю ночь. И сегодня с утра пришла снова. Сперва издалека доносился грохот. Много ругались и кричали, но всё по-английски. Потом стало тихо. А сейчас я снова их слышу. Они говорят на нашем старом наречии, сейчас так уже не разговаривают, только в очень давних книгах можно найти. Но я понимаю.

— И главное — это не англы! — торжествующе прошептал Витгенштейн. — Мы обязаны попытаться договориться с ними!

Все офицеры переглянулись, и атаман повысил голос:

— Дежурный!

В палатку заглянул давешний казак:

— Здесь, ваше превосходительство!

— Кликни там парламентёров, пусть текст ультиматума сюда притащат.

Текст быстро перевели на русский — благо он был короткий. Предъявили змее:

— На свой перевести сможешь?

Она пробежала глазами по строчкам.

— Я не очень уверена, как это будет на старом наречии, но…

— У тебя всяко лучше получится, чем у нас! — ободрил её Витгенштейн. — Дайте девушке рупор. Не будем терять времени.

Малини несколько раз подряд повторила в громкоговоритель коротенький текст, после чего всякие звуки в горе затихли совершенно.

— Затаились? — едва слышно прошептал Петя, наблюдавший эту сцену, как и я, из «Святогора».

— Да тут-то не шепчи, чай, не услышат, — усмехнулся Иван. Но тоже, видно, на нерве.

— Читать ещё? — спросила Малини.

— Да хватит уж, — махнул рукой со стены атаман, — кому надо, все услышали, так я разумею. Иди наверх. Дадим им время подумать.

— Да-а, — протянул Петя, — а если не надумают, кто у нас опять героически превозмогать пойдёт, а? Ну-ка, детки, покажем на него пальчиком!

— Завидуйте молча, ваше сиятельство, — с чопорным ехидством ответил ему я. — И вообще, пальцем в людей тыкать некрасиво.

— Серго в этом случае всегда говорит: «Так это в людей! А я — животное!» — наставительно подал голос Сокол. И, конечно, мы тут же начали ржать. Потому что так оно завсегда легче. С постной рожей-то много не навоюешь.

И успели мы отстоять свою смену в охранении, и подняться на стены, в палатки, и даже поужинать. Чёрная ночь упала на джунгли… И тут сирена сменившего нас «Детины» коротко крякнула и голос громкоговорителя сказал:

— Вижу красные сполохи. Приближаются к выходу.

17. К СЕРДЦУ ГОРЫ

ВЫХОД ДРЕВНИХ

На галерейку напротив входа срочно вывели Малину с «оралом».

— Поздоровайся! — велел атаман, а после: — Давай-ка, ещё раз им зачти.

Индуска здорово волновалась, голос у неё дрожал и срывался. Но когда она закончила выкрикивать ультиматум, от светящейся группы отделился один, очень яркий, подошёл к самому выходу и что-то сказал.

— Они хотят говорить с главным, — перевела Малина.

Атаман поправил фуражку:

— Что ж. Мы спустимся. Но предупреди, что он будет под прицелами мощных орудий, — атаман для надёжности показал на «Детин», взявших на прицел парламентёра ратнаияк. Помялся. Обратился к Ивану: — Ваше высочество, может быть, вы останетесь и будете контролировать процесс с галереи?

— Вам не удастся спрятать меня в безопасное место, — упрямо ответил Сокол.

— Я должен был спросить. — Арсений Парамонович вздохнул. — Что ж… Подполковник Иванов, в случае выбытия меня из рядов вы назначаетесь командующим.

— Слушаю! — кинул руку к козырьку тот.

— Прошу за мной, господа.

Однако никакого ужаса не состоялось. Древний индус ожидал нас, усевшись по индийской привычке на землю, сложив ноги крендельком (даром что каменные) — вероятно, чтобы не так сильно возвышаться над людьми. Он практически не двигался и говорил очень сдержанно, хотя глаза его и пылали бушующей энергией. Он немного пообщался с Малиной, довольно быстро дело у них заладилось и разговор пошёл бойчее — не знаю, может, загвоздка в каких-нибудь особенных свойствах ратнаияк, но в конце концов мы получили от парламентёра (звали его Дханук) довольно складный рассказ о том, что происходило в шахтах в последние дни и не только. В переводе Малины, само собой разумеется.

— Мы боялись, что придут новые шахтёры, и наши братья снова начнут умирать. Так происходило раньше, время назад. После долгих лет затишья, в которые мы жили спокойно и благоустраивали Сердце горы, пришли люди. Их копошения и звуки доносились до нас сквозь толщу скалы. Их было много, и когда новые шахтёры начали превращаться в ратнаияк, мы почувствовали это — мы начали слабеть, терять силу, замирать, пока один из наших братьев не погиб. Он уснул навсегда. Его внутренний огонь перестал гореть. И все мы, остальные, уподоблялись угасающим лампам. Потом молодых ратнаияк куда-то забирали, они исчезали, и нам становилось легче, но за этим всегда приходило ещё больше шахтёров. Снова умирал кто-то из нас. Так происходило, пока однажды этих молодых не стало так много, что огонь жизни почти замер в наших сердцах. Мы лежали, подобные мёртвому камню, и так было несколько лет.

— Значит, это всё-таки так работает! — покивал Иван. — Конечный объём энергии распределяется на всех носителей. Когда их становится слишком много, то активность падает до нуля. Та-так, и дальше что?

— Но вот что-то изменилось! — глаза говорившего вспыхнули пронзительно-алым. — Короткое время назад мы почувствовали, что снова видим и слышим, а потом мы смогли даже шевелиться! И мы решили, что это — наш единственный шанс остаться в живых. Выйти на поверхность, пока мы можем ходить. Мы хотели прогнать людей из штреков, прилегающих к сердцу горы. Мы хотели жить…

Он вздохнул. Очень это было странно — смотреть, как сияющий рубин вздыхает.

— Это было ошибкой. Молодые ратнаияки встретили нас яростью. Они не хотели говорить. Они ничего не хотели слушать! Они бросались на нас, как бешеные шакалы. Нам пришлось воевать с ними.

— Надо полагать, вы победили? — спросил атаман.

— Да. Ценой жизней троих наших братьев. Вы можете убедиться. Штрек, ведущий к сердцу горы, завален остатками их тел. В иных местах вам будет по колено.

Витгенштейн присвистнул.

— Но мы совершили чудовищную ошибку, — элементаль покачал головой. — Нас осталось всего семеро. Энергия Сердца горы переполняет нас. Чанг погиб. Он был ближе всего к Сердцу, и его просто разорвало… Он взорвался, понимаете?