Ком 8 (СИ) - Войлошникова Ольга

— А ведь верно, — растерянно пробормотал Иван. — Но мы ж не жертву…

— Мирозданию без разницы! А потом вы случайно совершили какие-то действия, в результате которых ты реально выпил аномалию! Вспоминай! Просто вспоминай, что вы делали.

— Что мы делали, что мы делали… — забормотал Иван. — Убедились, что зачистка завершена, вылезли, ходили там. Там, знаете, старинные каменюки огромные стоят. Совсем древние. Как это… Мегалиты? Со всякими зверюшками и человечками нарисованными. Кру́гом выстроены. Вот мы вокруг и походили. Интересно, как в музее же! А на одном камне не рисунки, а ладонями всё обляпано. Рыжие такие отпечатки, Сашка сказал — охра. И мы… Да мы как пьяные от радости были! Решили свои «автографы» тоже оставить. Там ещё рядом шагоход валялся странной модели. Масло у него было непривычного оттенка — красное почти, целая лужа натекла. Вот мы в этом масле руки обмочили да на той каменюке следов наляпали.

— Вот! — вскинул палец Петя. — А поверженный шагоход — тоже в какой-то мере жертва. И масло вместо крови.

— Так я не один там был! — возопил Иван.

— Значит, остальным не дано.

— Даже если он неправ, Вань, — сказал я, — других версий нет. Давай, ищем тут центр и ляпаешь на него свой отпечаток.

— Не выйдет, — сложил руки на груди Сокол.

— Почему? — спросили мы с Петей хором.

— А жертвы? Свежие жертвы нужны. Сегодня я точно никого не убивал.

— Да ядрёна колупайка!

Петя кусал губы.

— Есть вариант.

— Вас убивать не буду! — возмутился Иван.

— Да погоди! На самом деле убивать вовсе не обязательно — я так считаю. Достаточно немного крови, — он достал из кармана складной ножичек. — Вот. Полоснёшь по пальцу мне и Илюхе.

— Плохое число два, — вдруг сказал из-за наших спин голос Малины. — Извините, Дханук просил меня сказать, что если ничего не получается, то пора возвращаться, а я случайно услышала ваш разговор. Я тоже хочу дать свою кровь. Число три гораздо лучше.

— Пусть три, — махнул рукой Петя. — Спроси его: где тут самый центр?

Самым центром оказалась та здоровенная многоэтажная чаша, похожая на фонтан, из которой вместо воды свешивались рубиновые цветы. Она стояла на просторном округлом постаменте, поднимающемся ступеньками.

— Ну что? — Иван заметно нервничал.

— Держи ножик! — скомандовал Витгенштейн. — Давай не мнись, иначе этого бедолагу разнесёт в клочки и нас с ним заодно. Режь нам по пальцу да в горсть себе кровь собирай.

Сокол тихо заматерился, выполняя указанные Петром манипуляции. Мы трое накапали ему в ладонь крови. Палец засаднило, но я отмахнулся от этого ощущения.

— Давай бодрым шагом круг вокруг чаши и ляпай отпечаток, пока кровь не засохла!

Дханук что-то прогудел.

— Он говорит, что выйдет в соседний зал, чтоб не повредить здесь ничего и мы остались бы живы, когда он взорвётся, — сказала Малина. — Время рассвета близко.

В зале сразу потемнело.

— Сокол, скорее! — гаркнул Петя, зажигая несколько дрожащих огоньков.

Иван заторопился и запнулся впотьмах, едва не растянувшись.

В соседнем коридоре ратнаияка глухо запел какую-то песню.

— Это предсмертная, — сказала Малини и прижала окровавленную руку к губам, не замечая, что пачкает себя.

— Вань, скорее!

— Да бегу!

Он завершил круг и чиркнул себя по пальцам тоже, пробормотав:

— Для верности…

Ляпнул отпечаток на борт фонтана…

Ничего не произошло.

— Не получилось? — упавшим голосом спросила Малина.

— Мне очень жаль, — сдавленно сказал Иван и грохнулся в обморок.

18. В ИНТЕРЕСАХ ИМПЕРИИ

СТРАШНО. НО НЕОБХОДИМО

И мы тоже чуть не попа́дали, потому что чаша вдруг зазвенела, как тонкий стакан, по верхнему краю которого водишь мокрым пальцем. Только очень громко. И в коридоре, в который ушёл Дханук, что-то грохнуло, и петь он перестал. Мы зажимали уши, скрючившись в три погибели — и вдруг всё кончилось. Стало темно и совершенно тихо.

Я отнял руки от ушей. В голове звенело. Автоматически нашарил в нагрудном кармане лечилку, трясущимися руками скрутил крышечку, выпил. Полегчало. Стало слышно, как в двух шагах болезненно стонет Петя. Мычал и невнятно матерился Иван. Индуска молчала. Не померла ли?

Я зажёг несколько ильиных огоньков. Загорелись они на удивление ярко и ровно. Петя сидел на ступеньке напротив меня и тоже шарил руками по карманам — тоже лечилку искал, не иначе. Сокол матерился всё более отчётливо — хороший знак. Индуска лежала пластом, таращась в потолок.

— Малина! Ты жива ли?

Она вдруг вскочила и побежала в коридор, в который ушёл ратнаияка. И тут же попятилась назад. А оттуда…

Оттуда приближались прыгающие по стенам и предметам малиновые сполохи!

Дханук заглянул в большой зал, озарив его своими отсветами и удивлённо сказал:

— Я не умер!

По-русски сказал!

— Ты знаешь наш язык⁈ — воскликнул Петя.

— Я знаю этот язык! — с немалым удивлением воскликнул Дханук. — И ещё какие-то языки. Кажется… Я только не понимаю, откуда они взялись в моей голове? И почему тот господин так страшно ругается? Что-то пошло не так?

— Зашибись всё! — пробурчал Иван и сел. — Я теперь могу вместо фонаря работать!

Вот тут произошла немая сцена. Мы стояли колом, разинув рты, и не знали, что сказать. Глаза у Ивана сияли красным. Буквально сияли, освещая всё вокруг.

— В Сирии такой хрени со мной не было! — Иван решительно встал.

— Япону мать твою итить… — пробормотал Петя. — Надеюсь, ты не превратишься в ходячий камень⁈

— А что, будет очень удобно! — язвительно ответил Сокол. — Стану жить тут, за работами присматривать.

— Ты это прекрати давай! — заорал Петя панически. — Придумал ещё — каменеть!

— Вообще-то это так не работает, — подал голос Дханук.

— Н-да? — Иван посмотрел на него сердито. — С чего это ты так уверен?

Дханук слегка пожал плечами — при его габаритах выглядело очень впечатляюще.

— Я видел, как Вишал запустил Сердце горы. Мы прорубились сюда. Тогда здесь было пусто, только отдельные кристаллы можно было разглядеть в толще породы. Вишал сказал: Сердце здесь. Он был очень сильным магом. Он вычислил точное место и провёл тут двенадцать дней и ночей, совершая необходимые действия и производя настройки. После этого Сердце горы начало биться, а глаза у Вишала также загорелись красным. Это потом пройдёт. Примерно через месяц. Сам он так и не стал рубиновым. Только мы — те, кто работал в шахте.

— Зашиби-и-и-ись! — снова повторил Иван. Видно было, что он немного успокоился и даже попытался пошутить: — Зато целый месяц я смогу изображать ночную подсветку. Даже через закрытые веки!

Но нам почему-то не было смешно:

— Маша не оценит, — покачал головой Пётр.

— А уж Кирилл Фёдорович… — добавил я. Мы посмотрели друг на друга и сказали хором:

— Государь нас убьёт!

— Спасибо, что помогли нам остаться живыми, — невпопад сказал Дханук. — Я чувствую: остальные идут сюда. Они встретили рассвет. Энергия больше не переполняет нас. И её… — он прислушался к ощущениям, чуть склонив голову набок, — её стало как будто меньше?

— У тебя получилось выпить аномалию! — воскликнул Петя. — Видимо, частично.

— Сколько влезло, поди, — предположил я. — В Сирии-то, говорят, маленькая была, а тут здоровая. Ты как себя чувствуешь, Вань? Под крышечку наполненным?

— А ты как полагаешь, если аж через глаза лезет? Так! — Сокол коротко выдохнул и достал из внутреннего кармана ещё одну стеклянную снежинку. — Всем молиться.

— Да что ж т… — раздражённо и устало начал император и осёкся. — Господа! Прошу за мной! Василий Георгиевич, и вы не отлынивайте, это, похоже, по вашей части!

В пещеру высыпал десяток человек, при виде окружающей красоты и богачества немедля принявшийся охать и ахать. Но все они постепенно замолкали, потому что государь, разглядев Ивана, замер неподвижно, вперив в него взгляд. Почти такой же горящий, как и у племянника, да-да.