– Да, – кивнул Эркин, доставая пакет.
Взвизгнув, Алиса ринулась с кровати к столу.
– Тоже от Монро? – изумилась Женя. – Что это? Алиса, осторожно, не рви, сейчас открою.
– Сундучок! – ахнула Алиса. – И бабочка!
– Баульчик, – поправила Женя. – Как он открывается? Эркин?
– Под бабочкой… замочек…
Алиса залезла на стул с ногами, навалилась животом на стол. Наконец Женя, всё ещё в шали, несмотря на Алисину помощь справилась с замочком и раскрыла баульчик. Алиса даже не завизжала: настолько была потрясена.
– Мам, что это? Для чего оно?
– Это, – Эркин откашлялся, у него вдруг запершило в горле. – Это, мне сказали, для рукоделия. Ну шить, вышивать… Для девочки… Правильно?
– Господи, Эркин, ну конечно… Я о таком слышала, даже мечтала в детстве. Алиса, не хватай так. Это напёрсток, ой, и крючки для вязания, и челночок, Алиса, с иголками осторожней. Это ж не тряпочки, ой, даже узор нанесён. Вот вышьешь, и будет у тебя платочек нарядный. И ножницы, и тесьма… Алиса! Ты куда с ногами на стол?!
– Спасибо говорить! – Алиса встала на стол, оказавшись выше Эркина, и стала его целовать. В одну щёку, в другую и опять… – Вот, мама два раза, а я четыре, – при этом она самым бесцеремонным образом крутила ему голову.
– Эркин, сними её и шлёпни, – очень строго сказала Женя. – Разошлась совсем.
Эркин снял Алису со стола и поставил на пол, но шлёпнуть…
– Мам, он тебя тоже наполовину слушается, – заявила Алиса. – Как и я!
И тут же получила два шлепка от Жени.
– Вот и получи полностью!
– Ага, – согласилась Алиса. – Мам, а теперь дай мне его. Я его смотреть буду.
– Баульчик? Только аккуратно.
– Знаю, – кивнула Алиса, принимая на руки баульчик, и понесла его к своей табуретке, бросив через плечо: – Вы тут займитесь чем-нибудь, не мешайте мне.
– Ишь, раскомандовалась! – рассмеялась Женя. – Эркин, что с тобой?
Эркин сидел за столом и раскачивался, закрыв лицо скомканной рубашкой. Услышав Женю, он поднял на неё мокрые глаза и, опустив рубашку, с трудом выговорил:
– Я… смеяться тихо… отвык. Вот и пришлось…
– Представляю, – Женя пригладила ему взъерошенные волосы, поправила прядь на лбу. – Спасибо, Эркин. Такие подарки… дорогие, наверное.
– Нет, это не из заработка, – заторопился Эркин. – Что за работу заплатили и премию, я привёз. Вот.
Он протянул Жене тряпочный аккуратный свёрток.
– Здесь две тысячи, Женя.
– Сколько? – недоверчиво переспросила она.
– Две тысячи.
Она медлила, и он, небрежно сдвинув на угол стола свои вещи, при этом несколько рубашек и что-то из белья упало на пол, развернул свёрток и стал выкладывать перед Женей радужные кредитки.
– Вот, это четвертные, за работу, зарплата называется. Двести пятьдесят я ещё перед отъездом получил, тогда ещё отдал тебе, двести пятьдесят в Бифпите, когда пригнали бычков, и двести пятьдесят в имении под расчёт. У меня вычетов не было, вот, пятьсот. А сотенными – это премия, тысяча пятьсот за привес, я не понял, как это высчитывается, там проценты какие-то, но вот столько дали. Всего две тысячи. Правильно? И вот ещё, – он достал из куртки бумажник. – Вот, я там играл, в щелбаны, на спор держал. Призовые деньги, ну, что на олимпиаде давали, я все потратил, и ели мы, вот, осталось, двести семь ещё… Вот, Женя.
– Господи, Эркин, – Женя как-то недоверчиво рассматривала денежные россыпи, – это же сумасшедшие деньги! Я столько сразу даже не видела никогда, – она подняла голову и посмотрела на него, тёмного от загара и смущения, на его глаза… – Спасибо, Эркин, милый. Как же ты устал, наверное.
– Нет, нет, Женя. В Бифпите последняя неделя… ну, там работы уже не было почти. Так, с лошадьми только. А в имении три дня уже так, дурака валяли, а не работали.
– Ну, ты это только говоришь, – Женя медленно, очень аккуратно собрала четвертные и сотенные кредитки, сложила их пачкой.
– Возьми и эти, – он показал на мелкие кредитки из бумажника.
– Нет, – Женя строго покачала головой. – Ты же взрослый мужчина, ты не можешь ходить без денег. Тебе надо поесть, надо… ну, мало ли чего надо. Ты вот к Андрею пойдёшь… Нет, это оставь себе, – и улыбнулась. – На текущие расходы, – и, так как он медлил, не брал деньги, тихо сказала: – Я помню, отец маме всю зарплату отдавал, но у него всегда оставались… его деньги, для себя, понимаешь? Это – на хозяйство, вечером сядем и решим, как их тратить, а это… это твои. Понимаешь?
Эркин кивнул и взял деньги, сложил их в бумажник. Женя подошла к комоду, но пачка оказалась слишком толстой для шкатулки, пришлось взять тряпку, в которой их хранил Эркин, и так, тряпочным свёртком положить прямо в ящик.
– Вечером разберу.
– Да, – он спрятал бумажник, сгрёб свои вещи. – Пойду, разложу всё.
– Ой, кукуруза! – ахнула Женя и метнулась на кухню, но тут же вернулась, сняла шаль и бережно положила её на кровать. – Вот, пусть пока здесь.
Алиса, ничего вокруг не замечая, рассматривала свой баульчик, ведя оживлённую беседу с ним и с остальными игрушками. Эркин пошёл в кладовку и стал разбираться с вещами. Рубашки, трусы, носки, портянки… Рубашек много набирается, и ещё тенниска, штаны… это у него сколько выходит? На нём, старые и рабские, с ума сойти, носи не хочу. Носки длинные под сапоги. Так, полотенца, мыло. Кружка, миска, ложка… пусть в мешке лежат. Куртка рабская… На гвоздь её, пусть висит. Фляга… в мешок, комок тряпочный для шитья… туда же, жестянка с чаем…
– Женя, у меня чай вот остался, возьми.
– Поставь в шкаф, на полку, у меня руки мокрые, – Женя чистила картошку. – Может, ляжешь, поспишь ещё?
– Нет, что ты, – он улыбнулся, глядя на неё. – Совсем спать не хочу. Я в сарай пойду, посмотрю, что там.
Женя подняла на него глаза, улыбнулась. Он подошёл к ней, встал рядом, и она на мгновение положила голову к нему на плечо, прижалась щекой и тут же выпрямилась. Эркин успел коснуться губами её волос и с трудом заставил себя отойти и побежать вниз, привычным – сам удивился, что помнит – движением сдёрнув с гвоздя ключ от сарая.
На дороге
– Чего это у них, капитан?
– Посмотрим, – Старцев открыл дверцу и вышел из машины.
Вытирая руки ветошью, Джонатан смотрел на него с весёлым удивлением.
– Доброе утро, капитан. Рано встаёте.
– Доброе утро, Бредли. Вы тоже, смотрю, не залёживаетесь.
Фредди, бросив на них короткий взгляд, продолжал копаться в моторе. Шофёр подошёл к нему, посмотрел, и через мгновение они уже трудились вдвоём, объясняясь на русско-английской смеси жестов, ругательств и терминов.
– Когда люди заняты общим делом, – улыбнулся Старцев, – они всегда договорятся.
– Да, – Джонатан вытер руки и положил ветошь на подножку. – Я бы хотел поговорить с вами, капитан.
– Пожалуйста, – кивнул Старцев. – Есть проблемы?
– Да. Я нуждаюсь в юридической консультации.
– Я не юрист, – с искренним сожалением сказал Старцев, – но всё, что в моих силах… пожалуйста.
Они стояли между машинами. Фредди и сержант, дружно уткнув головы и плечи под крышку капота, чем-то звякали и громыхали. Старцев озабоченно оглядел дорогу.
– Загородили мы… Хотите горячего чая, Бредли? За чаем и поговорим.
– Благодарю.
Они сели в машину и Старцев отогнал её на обочину. Достал термос и пластиковые стаканчики.
– Держите. Сейчас бутерброды найду.
Чай вместо кофе и открытые бутерброды вместо сэндвичей не вызвали у Джонатана ни малейшего удивления. По крайней мере, внешне.
– Спасибо. Я не такой уж знаток чая, но… но мне нравится.
Старцев улыбнулся.
– На здоровье. Слушаю вас.
– Первая проблема. Меня интересуют законы о находках, кладах и тому подобном.
Старцев кивнул.
– Собственник земли является и собственником найденного на его земле и в земле. Если вы имеете в виду месторождения, жилы, самородки.
– Понятно. А клады?
– С кладом, по-моему, обстоит так же. Но… нет, знаете, я проверю, там есть нюансы. Не хочу давать информацию, в которой не уверен.
