— Да, но это были люди Махмада. А с ним мы все решили мирно. Так кто тебе сказал, что это был я? — не унимался парень.
— Жених моей двоюродной сестры из аула Махмада-ходжи. Он рассказал, — опустив голову, еле слышно произнесла девушка.
— А у него, небось, кто-то из родственников в том набеге погиб, — понимающе кивнул Елисей.
— Да.
— А тебе он это рассказал потому, что ты стреляешь не хуже любого джигита, — продолжал развивать свою версию Елисей. — И когда узнал, что твой брат не вернулся, рассказал тебе эту историю. Правильно?
— Ты словно сам там был, — недоверчиво проворчала девчонка.
— Шакал он, жених этот, — вызверился Елисей. — решил твоими руками мне отомстить. Махмад-ходжа слово дал, что его люди больше сюда не придут и что между нами вражды не будет. Так он тебя подбил.
— Дура, — опустив голову ниже плеч и всхлипнув, еле слышно произнесла девушка.
* * *
Бабки Степаниды не стало внезапно. На Рождество. Еще вечером она поздравила внука с праздником и, помолясь, отправилась спать. А утром, проснувшись, Елисей не услышал ее уже привычного шебуршания на кухне. Поднявшись, парень выглянул на улицу, заглянул в сарай и, не найдя ее, поспешил обратно в дом. Откинув занавеску, Елисей увидел все еще спящую женщину и, не ожидая плохого, аккуратно взял ее за руку, чтобы разбудить.
Мертвенный холод ее ладони заставил его вздрогнуть и рухнуть на колени у кровати. Степанида ушла спокойно, во сне. Просто уснула и не проснулась. Тихо, без боли и мучений. Вошедшая в дом Лейла так и застала его. На коленях, со слезами на глазах. Девушка уже почти не хромала, но почему-то не спешила уйти. Как выяснила у нее бабка, они с братом жили со своей бабкой, которая верховодила домом, но в дела молодежи не вмешивалась. И вернуться домой с раной на ноге девушка не могла. Проще было сказать, что поднималась на перевал, чтобы попробовать сходить к родственникам в другой аул.
Для Елисея такая вольность горянки была странной, но лезть к ней с вопросами он не решился. Да и бабка явно знала больше, чем рассказала. В общем, с момента их стычки Лейла так и жила в их доме. И вот теперь, вернувшись, она растерянно замерла посреди дома, моментально сообразив, что произошло. Взяв себя в руки, Елисей утер слезы и, поднявшись, срывающимся голосом тихо посетовал:
— Обмыть бы ее надо. Да мне невместно.
— Принеси воды и переложи ее на стол. Я сама все сделаю, — так же тихо пообещала Лейла.
— Хорошо, — безжизненно кивнул парень. — Я тогда пойду, домовину слажу и могилу почищу.
Быстро переложив бабку на стол, он натаскал воды и отправился в сарай к плотнику. Гроб, который Степанида заставила его сделать, так и стоял на верстаке. Чистый, ошкуренный, нужно было только пыль смахнуть, что парень и сделал. Закрепив гроб на тачке, он перевез его на бабкино подворье и, взяв лопату, отправился на погост. Могила, которую выкопал еще отец в самом начале мора, заметно оплыла, и была сырой от талого снега, но поправить ее было не сложно.
Управившись с делами, Елисей вернулся в дом и, подойдя к столу, где лежала уже одетая покойница, судорожно вздохнул. Вот теперь он действительно остался один. Лейла, отлично понимая, что с ним происходит, подойдя, тихо сказала:
— Завтра я домой уйду. Теперь мне нельзя здесь оставаться.
— Я провожу, — кивнул Елисей.
Взяв себя в руки, парень внес гроб в дом и, уложив в него бабку, заколотил крышку. Потом, вынеся уже полную домовину на крыльцо, он закрепил его на тачке и покатил к церкви. Лейла, повязав голову черным платком, молча шла рядом. Припомнив похороны Параскевы, Елисей использовал доски и веревки, чтобы опустить гроб в могилу. Бросив на крышку три горсти земли, он дождался, когда девушка повторит его жест, и взялся за лопату.
Вкопав в изголовье крест и утрамбовав землю, он перекрестился и, вздохнув, негромко сказал:
— Вот и все. Теперь они вместе. Один я словно перекати-поле. Пойдем, Лейла. Помянем рабу божию. А завтра я тебя домой провожу.
— Хорошо, — тихо кивнула девушка.
Они вернулись домой, и Лейла, уже зная, где и что хранила Степанида, быстро накрыла на отмытый стол. Достав из шкафчика бабкину настойку, Елисей выставил две рюмки и, наполнив одну, накрыл ее куском хлеба. Вторую, поставив перед собой, налил до краев.
— Тебе не предлагаю, — вздохнул он, посмотрев на девушку. — Тебе вина нельзя.
— Нельзя, — кивнула Лейла, быстрым движением поправляя платок.
— Царствие тебе небесное, бабушка, — прошептал парень и махом вылил в глотку напиток.
Вспоминая их разговоры, Елисей и сам не заметил, как опорожнил бутылку, но при этом не захмелел. Только в сон потянуло.
— Оставь все, я потом сам помою, — махнул он рукой и, поднявшись, отправился в свой закуток.
Проснулся парень с тяжелой головой, но похмелья как такового не было. Лейла уже встала, успев сделать многое, пока он спал. Умывшись, Елисей привычно позавтракал козьим молоком с краюхой хлеба и, одевшись, вопросительно посмотрел на девушку.
— Я готова, — решительно кивнула та, подхватывая с лавки узелок.
— Погоди, — остановил ее парень и, выйдя во двор, залез в свой фургон.
Быстро выбрав из кучи оружия нормальную винтовку и пистолет, он вышел на улицу и, прикрыв за собой дверь, протянул оружие девушке.
— Вот. Твое-то ружье я сломал в запале.
— Лучше вместо пистолета мой кинжал верни, — улыбнулась Лейла. — Это от отца остался, — пояснила она свое требование.
— Конечно, — кивнул Елисей и снова полез в фургон.
Отдав девушке кинжал, он закинул подаренное ружье на плечо и, вздохнув, зашагал к околице. Выведя ее безопасной тропой за границу своей охранной зоны, он свернул на тропу и через несколько минут вышел на дорогу. Лейла молча шагала следом, отлично понимая, что в этих местах он ориентируется гораздо лучше нее самой. Они шагали, думая каждый о своем. Доведя девушку до того места, где и случилось их знакомство, Елисей снял ружье с плеча и, протягивая его девчонке, улыбнулся:
— Будет лучше, если нас вместе никто не увидит. Слухов о тебе не будет.
— Да, благодарю тебя, — кивнула Лейла. И помолчав, спросила: — Что теперь сам делать станешь?
— Весны дождусь, а там видно будет, — пожал парень плечами. — Ты, это… Если плохо будет или беда какая… Приходи. А ежели меня в станице не будет, можешь в бабкин дом входить. Знаешь, где чего лежит. Заходи да живи. А болезни не бойся. Ушла она уже. Совсем, — вздохнул он и перекрестился.
Елисей и сам не понимал, откуда взялся этот жест, но почему-то после него становилось легче на душе.
— Спасибо тебе, Елисей, — грустно улыбнулась Лейла. — Жалко, что женщина не может назвать кого-то кунаком. Я бы тебя назвала. Спасибо, — повторила она и, круто развернувшись, быстрым шагом двинулась к горам.
— Удачи тебе, сестренка, — усмехнулся Елисей, глядя ей вслед.
Дождавшись, когда фигурка девушки скроется за поворотом, он огляделся и решительно шагнул в придорожные кусты. Сделав круг, он нашел сломанное ружье и, подобрав его, принялся осматривать. Шарахнул он его об ствол дерева от души. Приклад в щепки. А вот ствол и замок остались целыми. Задумчиво хмыкнув, Елисей доломал приклад и вернулся на дорогу. Спустя три часа он вошел в дом и, присев на лавку у двери, растерянно проворчал:
— Блин, и что теперь делать? Да мать твою, нужно было козу девчонке отдать, — выругался он, услышав блеянье из сарая.
Взяв себя в руки, парень занялся обычными домашними делами, о которых раньше и не задумывался. Накормить кур, вычистить загон у козы, задать ей сена, подоить два раза в день. Потом обиходить коней. Сготовить еду, тесто замесить, потому что без хлеба голодным ходить будешь. В общем, занят он был постоянно. Неделя после смерти Степаниды пролетела незаметно. Однажды утром, подоив козу, парень вдруг понял, что перестал тяготиться всей этой работой. Все шло так, словно всегда было.
Подивившись этому открытию, Елисей отправился на обход станицы. Делал он это каждые три дня. На Крещение заметно похолодало и после таяния снега некоторые ловушки примерзли. Оббив с них лед, он привел все в порядок и, снова укрыв соломой, отправился домой. Лезть к минам он не решился, заранее предполагая, что в такой сырости все его ухищрения по сохранению пороха обречены на провал. Но рисковать лишний раз не хотелось.
