Кафедра 2 (СИ) - Лахов Игорь

— А ты ведь знаешь, Родя, — зло прошипел он. — Ты ведь всё знаешь! Один я дурак в округе! Пошёл вон, пока рыло не начистил! Не товарищ ты мне больше после такой подлянки!

— Не кипятись, есаул, — на всякий случай войдя в боевой режим, проговорил я. — Давай для начала всё же поговорим. Если разговор тебя не устроит, то после него можешь и по морде дать. Поверь, даже сопротивляться не буду.

— Ну, попытайся объясниться! Даже интересно, как юлить начнёшь.

— Прямо в коридоре или на кухню пригласишь?

— Пойдём.

Усевшись за стол, я немного собрался с мыслями. Ох, как же не люблю встревать в чужие сердечные разборки! Но тут, видимо, не отвертеться.

— Короче, Игнатьич, про дурака ты правильно заметил. Не будь у тебя язык помелом, то и сегодняшнего бардака не случилось бы. И сейчас не водка на столе стояла, а шампанское. Естественно, вместо меня сидела бы Анна Юльевна.

— Щас вмажу, — честно признался есаул. — Прямо эту бутылку об твою голову разобью.

— И водки не жалко?

— Для хорошего дела нет. Сам нагадил, а теперь меня обвинять вздумал?

— Лады, как говорит Витёк. Давай смотреть, кто рамсы попутал. Помнишь свою первую встречу с «училкой Аннушкой»?

— Век бы её не вспоминать.

— А ты напрягись. Поведай, как подкатил к незнакомой женщине, хвост павлиний распушив. Как хвастался, какой ты боевой и вообще красавец. Было?

— Твоя профессорша и это растрепала?

— Пришлось ей. Вот ведь какая штука, Иван Игнатьевич. Произвёл ты на неё сильное впечатление, — стал напропалую врать я, учитывая хвастливую натуру товарища. — Сама мне призналась, что чуть ли не с первого взгляда влюбилась.

— Так уж и с первого? — не поверил мне казак, при этом горделиво выпятив грудь.

— Ну, может, и не совсем с первого, но со второго точно. Или думаешь, что такие дамы всякого после дуэли дорогими мазями натирают? По словам Анны Юльевны, она всю жизнь о таком идеальном мужчине мечтала! О как! А ты вдруг ей и заявил, что больше всего на свете ненавидишь профессоров из Академии. Мол, хуже них только твари, да и то не все.

— Не говорил я такого! Вернее, сказал, что гнид академических не люблю, но про тварей ни слова не было.

— Игнатьич! Гладышева хоть и профессор, но бабой-то быть не перестала! Им же, сам знаешь, достаточно веточку горящую показать, а дальше уже сами керосину плеснут и весь лес спалят. Вот и надумала она себе чёрт знает что. Но уж больно ты ей в сердце запал, поэтому побоялась разочаровать и тут же выдумала «училку Аннушку». Дальше — больше. Враньё переросло в серьёзную проблему. Очень меня профессор просила помочь открыть перед тобой правду, так как извелась вся. Бессонницей мучается, микстуры всякие успокоительные пьёт… Только, чур, я тебе это не говорил. Мне ж ещё учиться под её началом.

— А ты что ответил? — уже заинтересованно спросил есаул.

— Чтобы сами разбирались. Не моё это дело — свечку над чужой кроватью держать. Но раз уж пришлось, то хочу тебя спросить. Как бы ты сам отреагировал на её месте? Встречаетесь вы, например, в том же самом ресторане. Только на тебе не мундир, а гражданский сюртук. Влюбляешься в красавицу, а она вдруг тебе и заявляет, что хуже казаков лишь нужники привокзальные.

— Ты, Родька, палку-то не перегибай!

— И всё же? — не отставал я.

— Развернулся бы и ушёл. На кой хрен мне такая краля?

— Вот, Игнатьич! А она от жестокой любви к тебе утёрлась словами обидными. Правда, соврала о себе. И ведь не со зла, а исключительно от чувств сильных. Хотела донести в твою лысую башку, что и профессора тоже бывают людьми. Ты бы смог её вот так полюбить? Чтобы через гордость свою переступить.

— Я и люблю… — нехотя ответил есаул. — Думал, поженимся по-людски и детишек настрогаем. Пацанов, конечно!

— Тогда почему Анна Юльевна вся в слезах убежала, раз небезразлична? И почему ты с ней по душам поговорить не попытался?

— Девка не лошадь, чтобы казак за ней бегал! Да и это… Как Генка поведал, с кем у меня шашни, то я в сердцах и ляпнул, что все бабы лярвы и верить им нельзя. Тут Аннушка и сбежала. А я пошёл горе своё заливать. Так паскудно на душе ещё ни разу не было! Веришь?

— Верю. До такой степени унылой твою физиономию впервые наблюдаю. Теперь думай, как дальше жить. Ну а то, что тебе ничего не сказал, так это извини. Повторюсь, не считаю, что должен вмешиваться в чужие отношения. Больше сказать нечего. Бей, если считаешь, что я тебя предал.

— Да тебя-то за что? — вздохнул Кудрявый. — Не по своей воле встрял. Но раз такой умный, то лучше скажи, что дальше делать? Мириться с Аннушкой как?

— Точно хочешь этого? Или побухаешь для начала? Только без меня! Пить придётся жёстко, а я ещё от того кладбища не отошёл.

— Не. Водка пусть до лучших времён постоит, — немного подумав, изрёк есаул. — Я ж напьюсь и пьяный в дрезину к Анне попрусь. Не лучшее состояние отношения выяснять.

— Тогда надевай парадный мундир со всеми орденами, наодеколонься и иди в магазин. Купи конфет, шампанского. С этим богатством и дуй извиняться.

— Вроде оба виноваты, а извиняться мне?

— Без разницы, кто виноват. Женщины извинения любят. Да! Цветы не забудь! Она какие любит?

— Розы. Только их лучше не брать. Есть вероятность, что букетом по мордасам отхвачу. Ходи потом, шипами расцарапанный! Куплю ромашки: и сами цветочки нежные, и стебельки не жёсткие. А то, помню, по молодости гладиолусами получил от одной ревнивой девки. Страшные цветы, скажу я тебе! Не хуже любой плети в умелых руках! Поэтому, Родька, запомни на будущее: стебли тоже важны.

— Надеюсь никогда не воспользоваться твоим опытом, — улыбнулся я.

— Ты домашний адрес Аннушки знаешь?

— Да, сейчас напишу.

— Пиши и проваливай! Времени нет! Нужно ещё блеск офицерский навести и речь правильную составить!

Покинув есаула, поднялся в свою квартиру. Не успел переодеться, как раздался звонок в дверь. На пороге стоял встревоженный Генка. Причём не один, а вместе с Витьком и Верой.

— Родион! — с порога спросил Феклистов. — Что там такое с Игнатьичем и нашим преподом произошло? Я уже себе весь мозг сломал, пытаясь выяснить, во что вляпался!

— Поэтому и остальным растрезвонил? — нахмурился я.

— Не растрезвонил, а поделился проблемой с товарищами, — поправила меня Верка. — Так что произошло?

— Не моё дело. У есаула и спрашивайте.

— А мы только что от него, — продолжил Геннадий. — Дверь открыл и всех скопом на хер послал.

— Причём виртуозно так! — уважительно добавил Витёк. — Я и половины слов не знаю! Но смысл уловили, поэтому решили к тебе наведаться. Ты же в курсе?

— В курсе. Вы все выражения Кудрявого запомнили?

— Ага.

— Отлично. Тогда их повторять не буду. Чуть не забыл. Вера, у тебя есть какие-нибудь книги. Литературка художественная, например?

— Найдётся. А зачем?

— Неси. Потом поймёшь. Остальные свободны. Могу заверить, что опасности для вашего душевного спокойствия Иван Игнатьевич больше не представляет.

Закрыв перед носом друзей дверь, вызвал на кухню Дуню. Быстренько проверил, насколько вчерашние знания задержались в её голове. К счастью, запомнила всё в лучшем виде. Тут и Вера подоспела, держа в руках стопку книг, перевязанных бечёвкой.

— Вот, Родион, — протянула она книги. — Но учти, что это низкопробная бульварная ересь. На растопку только и сгодиться. Раньше зачитывалась до глубокой ночи, а теперь от подобных тем выворачивает. Скажешь, зачем надо, или опять темнить начнёшь?

Я вкратце поведал про обучение Дуни, в конце добавив:

— Хочу теперь, чтобы почитала, как ведут себя и разговаривают нормальные живые люди. Быть может, тоже на пользу пойдёт.

— Это и на пользу? Вряд ли! Только на растопку!

— Посмотрим. Не мои же книги по письменам Преисподней или структуре пентаграмм подсовывать?

— Их точно не надо, — согласилась Вера. — Дура… То есть Дуня потом половину столицы ненароком разнести может.

— Дуня может, если барин прикажет, — согласилась мёртвая девка, отреагировав на своё имя.