Гравий открыл журнал.
— Маловато. По слухам-то — ты в день по рангу поднимаешь.
— Да я не планировал сегодня охотиться. Так, с товарищем по лесу прогулялись.
Гравий хмыкнул. Вписал имя и количество костей в журнал, отсчитал положенную сумму.
— Теперь и поболтать можно, — сказал я, прибрав деньги. — Так чего там, говоришь, в Сибири?
Чай Гравий заварил изумительный. Я даже не был уверен, есть ли там, собственно, чай. Разобрал малину, смородину, ещё какие-то ягоды. Казалось, с каждым глотком в жилы вливается энергия.
— Хорош! — похвалил я.
— Оттуда привёз, — сказал Гравий.
— А как ты вообще там оказался?
— Да не люблю на месте сидеть. И вообще с людьми не люблю. Одному лучше.
Гравий отпил из кружки с таким видом, как будто бы лично я его уже задолбал наглухо.
— Так что там, в Сибири? — повторил я вопрос. — Все вроде говорят, что самая жара сейчас в Европе.
— В Европе — жара, — подтвердил Гравий. — А в Сибири — холод. И тайга. Неделю можно идти — ни одного человека не встретишь.
По голосу было хрен поймёшь — то ли Гравия такой расклад радует, то ли пугает.
— А твари? — спросил я.
— Твари бесчинствуют. Множество их там. Но охотники хорошо укрепились, спуску не дают. Хотя этой зимой даже потусторонние являлись.
Я поставил кружку и прищурился.
— Так-так?
— Интересуешься? То-то же. Чертей налезло. Ох, и повоевали мы с ними! Чёрта одного ушатать — задача. А уж когда их на тебя полсотни прёт — тогда-то и веселье. Народ в Сибири суровый живёт. С такими — хоть в огонь, хоть в воду.
— А леших там, случаем, не водится?
— Забавно, что спросил. Есть лешие. Много. И водяные есть. Их выследить трудно. Сами-то они к людям нечасто выходят. Они всё больше сами по себе.
— Ну, что-то не знаю, — вспомнил я своего старого знакомого лешего. — Как по мне — очень даже компанейский мужик, так к людям и тянется.
— Так то здесь. Тут у вас все друг у друга на головах живут. А в Сибири на одного человека — десять вёрст тайги. Там лешему на людей плевать. Иной, может, и не знает, что есть какие-то люди.
Тут я уже капитально заинтересовался разговором.
— Так этих тварей там убивают, вообще? Или только смотрят?
— Убивают, когда придётся.
— И кости в них есть? И родии?
— Как в любой твари. Говорю же — их только выследить тяжело, потому как невидимы. Хотя есть одна хитрость, чтобы заставить лешего облик какой-нибудь принять.
— Что за хитрость?
Гравий допил чай и отодвинул кружку.
— Того не знаю. Не посвящали.
— А ты спрашивал?
Гравий кивнул.
— И что? Не сказали?
— Нет. Там знания от Наставника к Ученику передают, просто так не делятся.
Охренительно разумный подход.
— Зато как выманить лешего — это я знаю, — закончил Гравий. — Там не волшебство даже. Совсем обычные вещи.
Ого. Да Гравий-то полезный человек оказался! Не зря я сегодня сюда зарулил.
— Пойдёшь со мной на лешака? — спросил я напрямик.
— Пошёл бы, — пожал плечами Гравий. — Да только где ж ты его тут возьмёшь?
— Возьмёшь его ты — сам сказал, знаешь, как выманить. А как видимым сделать — это я надеюсь вскорости выяснить.
— Тогда людей побольше собирать нужно. Десяток — не меньше. А лучше больше. Лешак — это тебе не колдун. Там серьёзно всё.
Офигеть, новости. Значит, колдун — это по его меркам несерьёзно? Мы тут, значит, всё это время в бирюльки играем?
— Надо будет — соберём, — отрезал я. — Сам командовать буду.
— А ты Десятник? — Наконец-то в голосе Гравия прорезалась эмоция. Что-то вроде любопытства.
Я ещё раз окинул мысленным взглядом свои родии. Сорок четыре. Всего шесть штук осталось до левелапа. А там — плюшки! Один только Знак Воскрешения чего стоит. Ни много ни мало, воскрешает из мёртвых. В самом что ни на есть прямом смысле.
Жесть, конечно, и хрен знает, пригодится ли. Но если уж пригодится, то капитально.
— Без шести минут Десятник, — сказал я. — К выходу — точно буду, не беспокойся. Тебя-то где искать, если что?
— Здесь, — зевнул Гравий. — Я пока отсюда — никуда. Отдыхаю. После Сибири. А потом, наверное, обратно отправлюсь. Но лешака тебе пообещал — сделаю.
Мы пожали руки. Потом я свистнул соколу. Он вернулся ко мне, и я вышел из Оплота.
— Домой, — приказал кучеру, усаживаясь в карету. — Продуктивно день прошёл. Теперь и отдохнуть можно.
* * *
Отдыхал я до утра. А утро началось с того, что вспомнил — пора бы уже Тихонычу вернуться из Обрадово.
Он, как выяснилось вскоре, вернулся. Сидел в столовой, пил чай. Дожидался, пока я проснусь.
— Ну? — присаживаясь к столу, спросил я. — Чем порадуешь?
— Всё великолепно! Всё просто чудесно наладится теперь! — заверил меня Тихоныч. — Только нужно вложить около пятисот империалов.
— Знаешь, Тихоныч. Если в меня вложить около пятисот империалов — у меня тоже всё чудесно наладится. Как говорится, с деньгами — и дурак сможет.
— Ну, сами посудите, ваше сиятельство. За то время, что в Обрадово ведьма лихобродила, люди, считай, всю скотину порезали да съели. Инструмент попродавали, пропили. Там ведь один Кузьма — крепкий хозяйственник, а остальных вы видали. Если хотим быстро поднять деревню, вложения необходимы. А без вложений — год точно теряем. Сейчас пахать ведь нужно, что-то ещё можно успеть посеять. А в Обрадово на всю деревню — один бык, у Кузьмы.
— Трактор бы, — вздохнул я.
— Это имя быка? Или мерина?
— Почти. Это примерно сотня меринов под одним капотом.
Тихоныч вздохнул.
— Всё бы вам, ваше сиятельство, шутки шутить! А пахать-то нужно уже сейчас. Вот, список я составил. Если изволите утвердить и выделить средства…
— Тихоныч, — перебил я, — ты мой управляющий. Про мои средства ты лучше моего знаешь. Есть у нас такие деньги?
О той сумме, которую получил — и ещё получу — с Дорофеева за лошадей, намеренно сообщать не стал. А то, смотрю, расслабился Тихоныч. Успел привыкнуть, что я вечно решения проблем вытаскиваю, как фокусник — то из рукава, то из шляпы. Своей головой думать совсем не хочет.
— В Ужиково с быками и лошадями — как? — задал я наводящий вопрос.
— Там-то — полный порядок. А что?
— Поля в Ужиково вспахали они уже?
— Конечно! Уж недели две как всё засеяли!
— Ну вот, перегони ужиковский транспорт в Обрадово и не морочь мне голову.
У Тихоныча задёргался глаз.
— Это, простите, как же? Это же… хозяйский скот. Люди не поймут. Бунт выйдет…
— Людям надо объяснить, что времена сейчас тяжёлые, и мы вводим элементы плановой экономики. Скажи им, что оброк в этом году в два раза скостим. Покатит?
— Может быть, как вы выражаетесь, и покатит, — с сомнением сказал Тихоныч. — Только я сомневаюсь. Народ с добром-то своим расставаться ой как не любит.
— А быки этому народу сейчас нужны, вообще?
— В каком смысле?
Судя по выражению лица Тихоныча, мы говорили на разных языках.
— В прямом, Тихоныч! На них вспахали — спасибо. Коров они там по весне покрыли — ещё большее спасибо. А теперь что? Теперь этих быков просто кормить — пока пора не придёт урожай собирать. Молока они не дают, если у хозяев с головой всё в порядке. Верно я рассуждаю, нет?
— В-верно… — пробормотал Тихоныч.
— Ну, вот. А мы с тобой быков забираем, и всё время, пока пахота, кормить будем за свой счёт. Да плюс оброк урежем. Выгодное предложение.
— Может быть, вы и правы… Да только поверят ли?
— Мне — поверят. Я за Макара вписался. А простые люди добро очень хорошо запоминают. Так что — давай, Тихоныч. Крутись, как уж на сковородке, но чтобы Обрадово в этом году отпахалось и отсеялось. Без дополнительных вложений.
— А инструмент? А плуги?
— Тихоныч! — взвыл я. — В Ужиково плуги есть?
— Всё! Я понял вашу мысль, Владимир Всеволодович. Всё устрою.
— Так служить, — кивнул я.
