— Вряд ли.
— Почему?
— Потому что, будь он посильнее, со злости всю деревню угробил бы. Твари — дело такое. Им без разницы, сколько народу губить. Что один человек, что сотня — пофиг. А банник, вишь — по одному отлавливает. И не где попало, а в определённом месте. Да плюс — ценный артефакт у него угнали.
— Чего?
— Ну, шапку. Она ему, видимо, до зарезу нужна, раз так обозлился. Был бы посильнее — всю округу положил бы, точняк. Но на всех, видать, мощей не хватает. И радиус поражения ограничен локацией.
За разговором мы подошли к дому, на который указала бабка. Большая, крепкая изба. Чисто выметенный двор, загон для скотины, курятник — семья, видимо, зажиточная. И — баня. Вон она.
Деревня стояла на берегу быстрой, извилистой речки. Дом Никанора — на той стороне деревни, что выходила к ней. И баню построили максимально близко к воде — так, чтобы бежать из парной окунаться удобно, но и весной половодье не заливало. Покойный Никанор был умным и расчётливым хозяином.
Баня оказалась такой же, как изба — добротной, крепкой. Замок на двери отсутствовал, обычная щеколда.
В предбаннике было полутемно, свет сюда попадал сквозь крошечное окошко. Ни лучины, ни тем более свечей — мыться предполагалось при свете дня. Ночью, известное дело, все нормальные люди спят, только лиходеи всякие лазят.
Топка печки выходила в предбанник. Тут же, горкой, лежали дрова. Немного. Видимо, остаток того, что принёс покойный Никанор.
Я открыл заслонку, сложил в печку поленья. Повернулся к Захару.
— Спички есть?
— Огниво. — Он протянул мне местный аналог зажигалки. — А для чего ты топить собрался? Неужто париться надумал?
— А почему нет? Баня хорошая. Речка рядом. Сбегай-ка на дорогу, бабка, небось, ещё там. Попроси, чтобы квасу подогнала. И девок. А то грустно как-то.
— Да ну тебя. — Захар, который поначалу и впрямь подорвался было бежать, вздохнул и сел обратно на лавку. — Вот, не поймёшь у тебя — когда ты всерьёз, а когда глумишься!
— Я, Захарушка, к тварям — всегда всерьёз. — Я подождал, пока огонь в топке разгорится, и захлопнул дверцу. — Последнее, что в нашем деле следует допускать — недооценивать противника. Припёрлись какие-то двое, засели одетые в нетопленой бане. У меня на месте банника вопросики бы возникли.
— Так ты, что же? И раздеваться будешь?
— Не. Давай всё-таки без этого. Ты мне друг, но девочки лучше.
Захар мрачно ругнулся. За окошком между тем совсем стемнело. И в деревне, как по щелчку, наступила тишина. Ни звука.
Хозяйку дома то ли предупредили, что в бане засели охотники, то ли убитая горем женщина дым из трубы не заметила. Нас, во всяком случае, никто не беспокоил. И это было, с одной стороны, хорошо. С другой — не очень. Я почувствовал, как наваливается дрёма. Рядом солидарно всхрапнул Захар.
Я толкнул его локтем в бок. И в ту же секунду воздух передо мной колыхнулся.
После чего меня принялись душить.
Глава 13
Вот так, просто и ненавязчиво. Схватили за горло, прижали к стене и сдавили так крепко, что доступ кислорода прекратился.
Так вот он, значит, как действует. Морок наводит, как кикимора. Только если та просто силы забирает, то этот по мелочам не разменивается. Сразу душит насмерть.
Выдернуть из ножен физический меч из такого положения у меня не получилось бы. И в руке образовался другой Меч. Знак.
Ударил я наугад. Сверху вниз, перед собой.
Угадал верно. Раздался вопль. Рука на моём горле разжалась, морок рассеялся. От меня отшатнулось нечто горбатое, длиннобородое и длинноволосое. Костлявое. К голому телу местами прилипли листья — от веника, видимо.
Справа от меня мешком повалился на лавку Захар. Банник, получается, душил нас одновременно — благо, сидели мы на лавке рядом. Захар слабее меня, потерял сознание раньше, чем начал сопротивляться.
Я вскочил — так, чтобы закрыть Захара собой. Выхватил теперь уже настоящий меч. Рубанул. Банник неуловимым движением ускользнул. С ненавистью прошипел:
— Охотник!
— Да ну. Какой же я охотник? Я — дух покойного Никанора. Поквитаться с тобой пришёл.
Я снова рубанул мечом. И снова банник ухитрился уйти. Он как будто перетекал в воздухе. Смещался в пространстве плавно, но очень быстро.
И что с тобой делать, спрашивается? Удар! Опять ушёл, тварь. Только из стены полетели щепки.
Красный петух в закрытом помещении — не лучшая идея. Костомолка!
Лавка, стоящая напротив, треснула и развалилась надвое. Бревенчатая стена содрогнулась. Три центральных бревна выгнулись наружу и переломились пополам. Стекло в окошке взорвалось осколками. С покосившегося потолка посыпались древесная труха и сухой мох — утеплитель.
Банник взвыл — краем Знака мне удалось его задеть — и вдруг рыбкой нырнул на пол.
Прокатился по полу на животе и уцепился двумя руками за печную заслонку. Оторвал её, швырнул в сторону, а в следующую секунду нырнул головой вперёд в раскалённую топку. Плюхнулся прямо на угли и принялся заталкивать себя внутрь печи.
Что собирался делать дальше — представления не имею. По всей видимости, уходить через трубу. Тело банника, как я понял, обладало способностью принимать любую форму. Но дожидаться, пока он утечёт в воздуховод, я не стал.
В последний момент успел схватить тварь за босые ступни и выдернуть из печки. Банник вывалился вместе с углями, раскатившимися по полу. Некоторые оказались у стены. Сухой мох, проложенный между венцами, с готовностью вспыхнул.
Вот только пожара мне тут не хватало! Я вогнал меч в шею банника, пригвоздив его к полу. Метнулся в парную, схватил кадку с водой. Выплеснул воду на принявшиеся было гореть стены. Огонь потушил, но дым повалил такой, что пришлось распахнуть дверь — иначе задохнулся бы.
Банник, прибитый к полу лезвием меча, дёргался. Пытался высвободиться. Я оседлал тварь, прижал ещё и своим весом.
— Охотник, — прошипел банник.
Видимо, я каким-то волшебным образом ухитрился пробить ему шею, не задев при этом речевой аппарат
Судя по тому, что видел и чувствовал, банник пытался превратиться подо мной в блин. После чего, вероятно, просочиться сквозь доски пола. Но меч, пробивший горло, и я, удерживающий за волосы, не позволяли твари это сделать.
— Убью тебя!
— Теперь — уже вряд ли. А всё от жадности. Тебе надо было душить меня одного, а не нас обоих. Пережал бы мне шею как следует, двумя руками — управился бы быстрее. Но ладно, это вопрос технический. А основной: что за шапка, из-за которой ты так разнервничался?
— Украли! — взвыл банник. — Сокровищщще моё украли!
— «Моя прелесть». Понял. А в чём её прелестность? Эта шапка — что она тебе давала?
— Сссилу! Власссть!
— Угу. То есть, это аналог того аккумулятора, что я вытащил из болота? Шапка тебя подпитывала?
— Сокровищщще! Сссила — всссегда! Не нужно добывать!
— Ага. То есть, я таки прав. Пока шапка была у тебя, подпитка шла постоянно, сама собой. Париться по части добычи энергии тебе не приходилось. А как только шапка пропала, пришлось впахивать на пропитание самому. Верно я понимаю?
Вместо ответа банник злобно зашипел.
— Ну да. Когда привыкнешь к халяве — потом без неё сложно, согласен. Только это нихрена не повод людей губить.
— Ненавижжжу!
— Да, это я в курсе. Это мне ещё кикимора рассказывала… Да твою ж мать!
Один из углей, закатившийся под лавку — я, заливая, его не заметил, — подпалил штанину Захара. Огонь вспыхнул мгновенно, ярко. И вряд ли сам по себе — слишком уж довольно сверкнули запавшие глазёнки банника.
— Ненавижжжу!
— Какая удача! У нас это взаимно.
Я взмахом меча отделил башку со спутанными лохмами от тела. Отработанным движением пронзил череп мечом.
Долбануло. Четыре родии. Много это или мало — чёрт знает. Такой твари, как банник, в справочнике я не видел. Не пустышка попалась — уже хорошо.
