Крадучись добрался до комнаты Захара и — бинго! Дверь была приоткрыта. Я толкнул её и вошёл внутрь.
Темно, как у чёрта в душе…
Подняв меч повыше, я отдал ему соответствующий приказ, и клинок загорелся. Света хватило, чтобы понять: в комнате пусто. Постель разобрана. А на полу — непонятные тёмные пятна. Похоже, что кровь.
Окно было открыто. Я высунул голову наружу, погасив клинок.
Никого не видать. Но далеко ведь не могли уйти! Ладно, не буду тратить время, тут не так уж высоко.
Я перекинул одну ногу через подоконник, другую. Свесился сколько мог, и прыгнул вниз. Приземлившись, огляделся и побежал вокруг дома. Завернув за угол, остановился.
— И почему я нихрена не удивлён?
Там стояла баня. Сооружение посолиднее крестьянских, конечно, однако — баня. И сейчас из маленьких окон выбивался красный свет, как будто там, внутри, пылал пожар. Из трубы столбом валил дым.
Я подбежал к двери. Толкнул, дёрнул — заперто. Даже не заперто — нет. Иначе был бы люфт. Какая-то сраная сила держала дверь и не давала ей открыться.
Ну ничего, у меня отмычка имеется.
Отступив на шаг, я кастанул Удар.
Бам! — и в двери образовалась дыра диаметром сантиметров двадцать.
— Ладно, — прорычал я.
Подойдя ближе, замахнулся мечом и в несколько ударов развалил дверь полностью. Ворвался в тёмный предбанник, ткнулся в следующую дверь. И — опять двадцать пять.
На этот раз я вообще не стал тратить время на ерунду. Сразу заставил меч светиться Знаком Меча и ударил. Первым взмахом рассёк дверь вверху, вторым — внизу. Потому врезал ногой, и дверь провалилась внутрь. Я ворвался в парную.
Захар был тут. Висел, голый, кверху ногами. Руки связаны за спиной, во рту — кляп. За ноги он был подвешен к вбитому в потолок крюку. Откуда взялся крюк — одному богу известно. Может, Андрюша Дорофеев приколхозил в минуту здравой самокритики. А может, наколдовала вот эта образина.
Красный свет исходил от раскалённых докрасна камней печи. Сами по себе они бы так ярко не светились, но нечисть постаралась. И в красном освещении выглядела она так, что только перекреститься и бежать, не оглядываясь.
Это была старая страшная волосатая голая баба. Волосы у неё на голове были такой длины, что укрывали всю до пят. Но когда она повернулась, вторичные половые признаки я разглядел. За что ни разу не был благодарен Всевышнему.
Глаза полыхнули жёлтым — не хуже камней. Тварь подняла веник без листьев, которым, судя по следам на теле, лупила Захара.
— Охотник с-с-сучий! — прошипела тварь. — Мужа моего с-с-сгубил, с-с-сука!
— Мадам Обдериха, как я понимаю? — вспомнилось мне слово, произнесённое Захаром.
— С-с-суки! С-с-сперва шапку с-с-скрали, потом с-с-с-совсем с-с-со с-с-свету с-с-сжили!
Захар приглушенно заорал. И, как будто это было сигналом к действию, тварь исчезла. Чтобы в тот же миг появиться слева от меня.
Толкнула горячими ладонями в плечо. Я налетел на полок, упал на него. Чуть не напоролся на собственный меч.
Быстро реабилитировался и, выставив меч перед собой, встретил несущуюся на меня тварь.
Та оказалась не лыком шита, мгновенно изменила направление. Опять исчезла и появилась уже на полке. Схватила меня за волосы и потянула на себя.
— Ш-ш-ш-шкуру с-с-сдеру! — жаром ударило мне в ухо.
— Да хрен тебе, — прорычал я и саданул мечом из неудобной позиции, колющим ударом.
Обдериха взвизгнула, отпустила меня и шарахнулась куда-то в сторону. Я тут же скатился с полка и встал на ноги.
Захар снова заорал, и я машинально вскинул голову вверх.
Обдериха была там. Сидела на потолке, как паук… Даже хуже — как одержимая дьяволом из соответствующего фильма — к потолку задом, с вывернутыми руками и ногами.
Я кастанул Меч — и невидимая энергия полетела в атаку. Но тварь снова исчезла в последний миг.
Зато мой удар достиг крюка и рассёк его. Связанный Захар с воплем грохнулся на пол. А Обдериха оказалась передо мной.
— С-с-с-сука! — прошипела она и потянулась руками к моему горлу.
Но тут её везенье закончилось.
Я резким движением вогнал меч обдерихе в брюхо — по самую рукоятку. Лезвие вспыхнуло — заработал только что освоенный Красный Петух. А потом я от души врезал твари по морде.
Обдериха, взвизгнув, отлетела к раскаленной печке и врезалась в неё спиной, после чего опустилась на задницу. Попыталась подняться.
Но раньше поднялся Захар.
Глава 14
Захар успел переместить связанные руки вперёд, выдернул изо рта кляп.
Взревел:
— У, тварь!
В кои-то веки в голосе Захара не слышалось страха — только ярость.
Я замер, не желая мешать рождению чуда.
Захар скастовал то единственное, что мог — Удар.
Башка обдерихи дёрнулась и затылком врезалась в печку.
— С-с-слабак! — прошипела тварь.
Однако Захар повторил Удар. И повторял ещё и ещё, снова и снова, пока, наконец, башка твари не лопнула, как перезрелый арбуз, уделав баню зелёным дерьмом.
И тут же исчез жар. Перестала светиться печка. Только мой меч продолжал гореть, а от него быстренько занялась и издохшая тварь.
Вырвавшаяся из её тела молния ударила Захара в грудь. Захар вскрикнул, попятился, но на ногах устоял.
Тварь догорела, на полу осталось жжёное пятно и несколько «золотых» костей.
— Ну чё? С лёгким паром! — хлопнул я по плечу Захара.
Тот стоял, обалдело хлопая глазами.
Я решил, что парень заслужил передышку, и взял его обязанности на себя. Присел на корточки, собрал кости. Три. Обдериха оказалась послабее муженька. То-то ко мне даже соваться не стала, напала на Захара. Впрочем, и слава богу, что так. Будь она посильнее, вряд ли бы Захар с ней справился. А ему сейчас, после того, что произошло в бане покойного Никанора, антидепрессанты до зарезу нужны. Убийство твари — самое то. Вон, как глаза загорелись.
— Держи. — Я отдал кости Захару.
— Три, — расплылся в улыбке он. — Целых три!
— Ну. Представляешь, сколько крыс или лягух перебить пришлось бы? Да и вообще — ты молодец. Куда только страх подевался.
— Обозлился я шибко, — объяснил Захар. — Ну, напала — ладно. На то они и твари. Но чтоб голого, без штанов тащить⁈ Да ещё к потолку подвешивать⁈ Будто я и не человек вовсе.
— То есть, когда с тебя русалки штаны снимали, ты на этот счёт не парился, — поддел я.
— Русалки хоть в мороке красивые. А этакую образину раз увидишь — потом на баб вовсе глядеть не захочешь.
— Вот это ты брось. Рано тебе ещё не глядеть. Тётка, как тётка. Прогрессивная, бодипозитивная. Любит себя такой, какой создала природа.
— Тьфу, — сплюнул нетолерантный Захар.
Мы вышли из бани.
— Ой, — пискнули из туманного утра женским голосом.
Девушка-селянка, увидев голого Захара, поспешила закрыть лицо рукавом. На улице, оказывается, уже светало. А на зрение здешние красотки определённо не жаловались.
Захар сориентировался быстро. Метнулся в баню, схватил два веника. Одним прикрылся спереди, другим сзади.
— Отбой, красавица, — скомандовал я. — Угроза девичьему стыду устранена.
Девушка опустила рукав. Взглянув на Захара, прыснула. Тот побагровел.
— Кто такая?
Девушка поклонилась.
— Из деревни я. Смотрительница здешняя, Глафира Агаповна — тётка моя родная. Вчера вечером муж её прибежал, сказал, что барин прибыли. Велел с утра пораньше молока парного привезти, яиц, творогу. Вот я и притащила. А после тётка велела сходить баню посмотреть. Что-то, говорит, не пойму — кажется, дверь там стучит. Сходи, говорит, Настасья, проверь. Я и пошла.
— Ясно. Хорошо, что пошла. Мы там, в бане, намусорили немного, надо прибрать.
— Сделаем, барин. — Настасья поклонилась. Выпрямившись, скользнула взглядом по Захару. — А ихнего благородия одежа-то — где осталась? Может, починить надо? Али постирать?
