Кулибин прищурился, осматривая танк, словно опытный оценщик. Его глаза скользнули по броне, башне и пушке, выискивая недостатки и оценивая стоимость.
— Ого, неплохо, — наконец, произнёс он, не скрывая довольства. — Танк, конечно, вещь хорошая. Но тут вопросов много. Откуда у вас он? И почему вы решили, что он мне нужен?
— Не важно, откуда, — ответил Быся, пожимая плечами. — Главное, что он у нас есть, и мы готовы с ним расстаться.
— За достойную плату, — добавил я. — А насчёт того, нужен тебе танк или нет, это ты сам должен решить.
— Ну ладно, — сказал Кулибин, усмехнувшись. — У вас товар, у нас купец. Посмотрим. Но сразу говорю — я не люблю переплачивать.
— Цены демократичные, — хмыкнул Быся, подмигивая мне. — Договоримся…
Торг был долгим и напряжённым. Кулибин пытался сбить цену, используя все известные приёмы и уловки, а Быся, в свою очередь, держался на своём, не уступая. Я стоял в стороне, наблюдая за их перепалкой и чувствуя, как внутри нарастает нетерпение. Мне хотелось поскорее закончить с этим делом и получить свою часть выручки.
Глава 30
Торг с Кулибиным затянулся, как жвачка, прилипшая к подошве сапога. Он кружил вокруг танка, словно стервятник над падалью, выискивая каждую царапину, каждую потёртость, каждый, по его мнению, недостаток. Его южнорусский говор, щедро сдобренный прибаутками, лился нескончаемым потоком, пытаясь сбить нас с толку и выторговать лучшую цену.
— Ну шо, хлопцы, — начал он, потирая руки и хитро щурясь, — аппарат, конечно, видный. Прям как дивчина на выданье. Но, сами понимаете, товар специфический. Не каждый на такую экзотику позарится. Да и запчастей на неё днём с огнём не сыщешь. А если что сломается? Куды бечь? К японскому ампиратору на поклон?
Быся, прислонившись к броне танка и лениво ковыряя в зубах травинкой, слушал его с непроницаемым видом. Его дреды свисали на плечи, а глаза скрывались за тёмными солнцезащитными очками, которые он нашёл в танке. Но я чувствовал, что он напряжён не меньше моего.
— Ты, Кулибин, знатный инженер-рационализатор. Вот и рационализируй, а не зубы мне заговаривай, — наконец, лениво протянул Быся, сплюнув травинку. — Тачка огонь. Сто двадцать миллиметров, стабилизация, управляемый модуль. Да за такую малышку любой стаб душу продаст. А ты тут про запчасти лепечешь. Не нравится — не бери. Найдём другого покупателя. Очередь, поди, выстроится.
Кулибин хмыкнул, поглаживая свою окладистую бороду.
— Очередь, говоришь? Ну-ну… Знаем мы эти очереди. Пока дождёшься, танк твой ржавчиной покроется. Давай так, хлопцы. По-божески. Половина от тэсемьдесятого. И то, считай, братский подгон. Тридцать чёрных жемчужин — и по рукам. Больше не дам, хоть режьте… Тридцать чёрных жемчужин.
— Половина, значит? — Быся снял очки, и его «укуренные» глаза с хитринкой впились в Кулибина. — Ты, я вижу, щедрый сегодня, как Дед Мороз на распродаже. Ладно, Кулибин, твоя взяла. Тридцать чернух. Но чтоб без фокусов. Деньги на бочку — и мы сваливаем.
— Ну что, договорились? — спросил Кулибин, протягивая свою мясистую ладонь.
— Договорились, — ответил Быся, пожимая её. — Но только после получения платы.
Лицо Кулибина слегка вытянулось.
— Ты шо гонишь, братан? — он картинно развёл руками. — У меня столько здесь нет. Сразу не дам. Шо, не понимаешь? Дела… обороты…
— Когда будет оплата, тогда мы уйдём, — отрезал Быся, и в его голосе прорезались стальные нотки. — Разумеешь, приятель?
Я чуть не усмехнулся. Мой спутник, хоть и выглядел расслабленным растаманом, но, когда дело касалось денег или опасности, становился собранным и жёстким, как пружина.
Кулибин ухмыльнулся, но спорить не стал. Видимо, понял, что Быся сказал своё последнее слово. Он кивнул своим людям и ушёл вглубь заставленного всяким хламом двора. Мы с Бысей остались ждать на какой-то сколоченной наспех лавочке, разглядывая стальную громаду Тип-10, которая теперь принадлежала этому хитрому барыге. В душе скреблись кошки. Отдавать такую машину было жалко, но выбирать не приходилось.
— Джа… — позвал я.
— Ммм?
— А тридцать чернух — это много?
— Да как тебе сказать, приятель? — ответил Быся, разглядывая свои грязные ноги во вьетнамках. — Одна чёрная жемчужина стоит около двух с половиной тысяч споранов. Для барыги вроде Кулибина тридцатка — рядовая торговая операция. Средний чек или около того. Для стаба Приозёрный — слёзы. Для меня — неплохой куш. А для совсем зелёного придурка вроде тебя так просто сокровищница падишаха. Разумеешь?
— Придурок, Джа, это тот, кто при дураках. А я пока при тебе…
Быся заржал.
Я мысленно прикинул. Моя доля примерно равна тридцати семи тысячам споранов, если считать по самым скромным ценам. Не густо за такой аппарат, но в этом мире, где жизнь ценится дешевле ржавого патрона, это был действительно неплохой куш. Особенно для меня.
Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая серое небо в багровые тона, когда, наконец появились люди Кулибина. Они притащили объёмную, видавшую виды сумку и бросили её к нашим ногам.
— Пересчитывать будете? — спросил один из них, криво усмехнувшись.
— Конечно, будем, — ответил я, поднимаясь с лавки.
Устал, если честно сидеть, все мышцы затекли.
Мы с Бысей высыпали содержимое сумки прямо на пыльную землю и занялись подсчётом. Тут были не только жемчужины. Ещё спораны, какие-то орехи, звёзды, горох всех мастей. Но, судя по реакции растамана, вся эта пёстрая куча отлично пересчитывалась в тот самый жемчуг.
Пересчёт занял уйму времени. Мы тщательно отделяли одно от другого, прикидывая стоимость каждой позиции. Жёлтый горох шёл по цене от одного до трёх споранов за штуку, в зависимости от размера и качества. Белый горох стоил уже сорок споранов. Золотой — сто двадцать. Янтарь тянул на сто пятьдесят, а узелковый янтарь, самый редкий, доходил до восьмисот споранов за штуку. Чёрный жемчуг, как и договаривались, Кулибин оценил в две с половиной тысячи споранов. Про золотой жемчуг, который стоил десять тысяч, мы и не заикались — такой товар был штучным и оседал, как я понял, в карманах самых крупных шишек Континента. Орехи шли по десять-тридцать споранов, а мелкие зёрна — по одному-пяти.
— Ну что, Джа, вроде всё сходится, — сказал я, заканчивая подсчёты. — Тридцать чернух, как и договаривались.
Быся кивнул, собирая добычу обратно в сумку.
— Не густо, конечно, за такой аппарат, но на первое время хватит.
Я, не задумываясь, вытащил из общей кучи три чёрные жемчужины — моя доля. Остальное решил взять горохом и споранами — они были более ходовым товаром, и их проще было обменять на что-то нужное. Ещё раз убедившись, что всё сходится, мы деловито засунули сумку в мой тощий рюкзак.
Кулибин снова появился, как чёрт из табакерки, когда мы уже собирались уходить. На его лице сияла довольная улыбка.
— Ну что ж, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более равнодушно. — До свидания.
— До скорого свиданьица, — ответил Кулибин, провожая нас взглядом, в котором ясней ясного читалось: «Покуда есть на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки». — Приятно иметь с вами дело. Заходите ещё. У меня всегда найдётся что-нибудь интересное. Кстати, не желаете ли что-нибудь прикупить? У меня есть…
Мы развернулись и, не дослушав его, направились к выходу из стаба. Я чувствовал, как в голове крутится одна и та же мысль — да, у нас всё в порядке, мы получили своё и можем спокойно уйти. Но где-то в глубине души зудело и чесалось, что Кулибин нас неплохо так надурил. Хотелось вернуться и сунуть ему кулаком в печень, чтобы неповадно было. Но я сдерживался. В этом мире справедливость — понятие относительное, и иногда лучше проглотить обиду, чем нарваться на ещё большие неприятности.
Я покосился на Бысю. Он шёл рядом, насвистывая какую-то незатейливую мелодию, и не выглядел очень уж озабоченным. Наконец, заметив мои взгляд, он спросил:
