"Фантастика 2025-76". Компиляция. Книги 1-35 (СИ) - Стоев Андрей

— Не надо себя недооценивать, — улыбнулась Стефа. — С волей дело у тебя обстоит неплохо, но ты прав — она всё же не настолько сильна. Есть ещё один вариант, намного менее для тебя приятный.

— Я так и думал, что объяснение мне не понравится, — мрачно сказал я.

— Ну, не всё так страшно. Не торопись расстраиваться, просто имей в виду такую возможность. Как бы тебе это объяснить… Вот скажи — что общего у детей и животных?

— Даже не знаю, — ответил я подумав. — Никогда не было мысли сравнивать. Животных я люблю, а вот насчёт детей не уверен.

— Честно ответил, — одобрительно кивнула Стефа. — Так вот, ни те ни другие не видят причинно-следственных связей. Маленькому ребёнку бесполезно говорить: «Если ты съешь все конфеты сейчас, то завтра у тебя не будет конфеты на сладкое». Он просто не видит никакой связи между прошлым и будущим, для него каждое событие независимо. Но ребёнок постепенно начинает видеть простые связи — если сунуть руку в огонь, то будет больно, — а потом и более сложные.

— Это общеизвестные факты, бабушка, ты ничего нового не сказала. К чему ты клонишь?

— Скажи мне — ты уверен, что развился достаточно, чтобы видеть сложные причинно-следственные связи?

— Постой-ка! Ты что же — хочешь сказать, что все мои приобретения связаны, и меня таким образом к чему-то подводят?

— Я не знаю, Кеннер. Но ты же сам сказал, что все они укладываются в одну схему, так что такое предположение кажется логичным.

— И кто может этим заниматься? — растерянно спросил я. — Князь?

— Князь может, — прикинула Стефа, — он любит сложные комбинации. А у тебя все приобретения могли бы быть от князя?

— Пожалуй, что и нет, — я вспомнил о баронстве, с которым князь никак не мог поспособствовать, да и лесных тоже можно отнести к активам.

— Тогда остаётся либо Сила, либо Сияние. Этот вариант хуже, потому что их цели для нас не всегда представимы. Конечная цель может быть вообще никак с тобой не связана.

— Довольно неприятно это звучит, — мрачно сказал я. — Как предопределённость, от которой некуда деваться.

— Не совсем так, Кеннер. Не всё так плохо. От конечной цели тебе, разумеется, никуда не деться, но идти к ней можно разными путями. Вот тебе пример: допустим, Силе потребовалось что-то от человека, но у него для этой задачи оказалась слишком слабая воля. И вот его близкие умирают, а его обвиняют в каком-нибудь преступлении, которое он не совершал. Чтобы сбежать, ему приходится вербоваться в вольный отряд, который тут же попадает на серьёзную войну. В конце концов человек либо умирает, либо закаляет волю в достаточной степени. Но это путь, который Сила выбрала лишь потому, что для неё он наиболее прост. А человек может выбрать и другой путь. Он может завербоваться в армию сам, добровольно. Он может пойти в военное училище или поступить в Академиум. Он может выбрать любой из бесчисленного множества путей, которые закалят его волю. Силе — ну, или Сиянию, — совершенно безразличен путь, им важен только результат.

Довольно пугающая картина. Может ли и в самом деле быть такое, что какой-то высший разум управляет нами для каких-то своих целей, а мы искренне верим, что наша воля свободна, и что все события, что с нами происходят — просто случайности?

— Не бери это особо в голову, — сказала Стефа, догадавшись, о чём я думаю. — Свободная воля — это не то, что достаётся даром, её надо заслужить. Развивайся, и станешь свободным. А по поводу своего удивительного везения не стоит жаловаться, другие о таком могут только мечтать. Куда бы ни вела тебя Сила, этот путь совсем неплох. Но всё же постарайся понять, что Сила от тебя хочет, чтобы не было неприятных неожиданностей.

— Как я могу понять, что она хочет? — безнадёжно вздохнул я.

— Я же сказала — развивайся. Когда Сила перестанет воспринимать тебя как пешку, она сама даст тебе понять чего хочет.

Глава 20

Донат Рощин с приглушённым стоном рухнул на койку. Ноги почти не ощущались — точнее, они не ощущались именно как ноги, а так-то ощущались ещё как. Вообще-то, болело практически всё, а ноги просто сильнее остального. Так или иначе, вскоре всё равно придётся вставать, чтобы заняться хозяйственными делами и как-то привести себя в порядок перед сном, но отдохнуть хотя бы минут пятнадцать было жизненно необходимо.

Каждый новый день оказывался тяжелее предыдущего, и Донат уже в чём-то понимал Рустика. Командирша не давала им ни малейшего спуску, и хотя результат и в самом деле уже начинал ощущаться, давался он слишком тяжело. А особенно унизительным было то, что бегая и проходя препятствия вместе с ними, она всегда выглядела свежей и совершенно не уставшей.

На койку напротив бухнулся сосед, Михал Второв.

— Слушай, Донат, — начал он, — мы тут с парнями поговорили…

Рощин без особого интереса посмотрел на него.

— В общем, — наконец решился продолжить тот, — мы так думаем, что эту бешеную девку надо убирать.

Донат так поразился, что даже забыл о боли в ногах.

— Вы что, тоже пулю в лобешник захотели? — спросил он изумлённо. — Да вы только посмотрите, как она двигается. Она же легко весь наш десяток положит. Вас пример Калины ничему не научил, что ли?

— Да нет, ты не так понял, — смутился тот. — Не убивать, а убирать. Ну, если всем вместе написать жалобу и попросить другого десятника.

— Вы в армии, ребята, а не в спортивном лагере, — фыркнул Донат. Не будь таким уставшим, он, пожалуй, и развеселился бы. — Ну и что за претензии вы в своей жалобе напишете?

— Ну, оскорбляет, отбросами называет. Это нормально разве для хорошей дружины так ратников обзывать?

— Да нормально, — усмехнулся Донат. В отличие от прочих бывших курсантов, он вырос в семье вольников и немного лучше представлял себе армейские реалии. — Насчёт отбросов, конечно, грубовато вышло, но так-то она всё правильно сказала, разве нет? Мы сюда попали случайно и никому здесь не нужны. Они нас легко выкинут и не заплачут.

— Нет, ну а что она нас убить грозится, если мы плохо потянем — это как, нормально? — не успокаивался Михал.

— А кое-кого и убила, — напомнил Рощин. — Но она на самом деле не так сказала. Она сказала, что выгонять никого не будет. А если ты сам захочешь уйти, то тебя никто держать не будет, вылетишь отсюда как пробка.

— А то, что мы здесь как в тюрьме? Сидим в казарме взаперти, как преступники? Мы дружинники или кто?

Этот момент действительно был самым неприятным. Из казармы их не выпускали, а те немногие дружинники и обслуга, которые имели дело с десятком, были необычайно молчаливы, и ни на какие посторонние вопросы не отвечали.

— А мы ещё не дружинники. Ты постоянный контракт подписывал? Вот то-то. А будем мы в дружине или нет, зависит от того, как себя проявим. Михал, ты сам-то подумай немного своей головой — может обычный десятник такое организовать? Вот просто взять, и свой десяток полностью отделить от дружины? Что это значит, сам догадаешься?

— Что это значит? — тупо переспросил Михал.

Второв явно умом не блистал, так что намёк до него не дошёл. Хотя возможно, что и сам Рощин не смог бы сделать правильные выводы, если бы не заметил, как командир дружины козыряет казалось бы, заурядному десятнику, которому спихнули ненужных новобранцев. Вопросов от этого, правда, возникло ещё больше, но кое-что стало и понятнее. Просвещать товарищей Донат, однако, не собирался — кто поумнее, сможет догадаться и сам, а дуракам объяснять незачем.

— Это значит, что так решило начальство, потому что обычный десятник такое сделать не может, — пояснил он, не вдаваясь в ненужные подробности. — И кому ты собрался жаловаться, и главное, на кого?

Михал замялся, уже начиная представлять себе масштаб препятствий на пути замены бешеной девки на кого-то более приемлемого.

— Знаешь, что я тебе скажу? — подвёл итог Рощин, устав от бесплодного разговора и чужой тупости. — Можете пожаловаться, но в лучшем случае в корзину выкинут вашу жалобу, а в худшем вышвырнут вас. Мы здесь пока никто. Хотите спустить свой шанс в сортир — ваше дело, а лично я хоть сдохну, но здесь зацеплюсь.