Владыка Пустоты 3 (СИ) - Беляев Михаил

— Но что можем сделать мы, простые люди? — жрец поднял руки, оглядывая паству. — Что нам дозволено? Лишь молиться и верить, что мы дождемся наших братьев, сыновей и мужей.

Женщина, стоявшая перед ним, стиснула плечо дочери и прижала ко рту дрожащую ладонь.

— Велес великодушен, и доведёт домой каждого агнца своего стада, все мы — скот его. Я вижу, как сюда каждый день приходят люди, с какой силой они молятся, как крепка их вера. Я верю, он услышит ваши слова.

Он подошел к ним с Лукой и тепло, по-отечески посмотрел на Полю.

— Дитя, ты приходишь сюда каждый день. О ком ты молишься, милая?

Поля инстинктивно попятилась, стискивая амулет, но почувствовала, как крепкая рука Луки придержала её за плечо.

— Не бойся, — шепнул он сзади.

— Я… — она запнулась, косясь на других прихожан. — Я молюсь, чтобы скотий бог вернул домой живым моего господина. Ярослава Вайнера.

По капищу прокатилась волна шепотков, заскрипели доски настила от десятков ног. Люди уставились на неё. Одни смотрели с неприязнью, другие — с презрением.

— Она молится за иноверца… — послышалось из толпы.

Пальцы, сжимавшие амулет, задрожали. Поля невольно втянула голову в плечи, и только тёплая рука Луки не плече не давала ей сбежать от осуждающих взглядов. А среди голосов послышались обидные «княжеская собачка» и «подстилка».

— Воистину, Велес — бог всех людей, милая, — смиренно улыбнулся жрец, касаясь её руки сухими крючковатыми пальцами. — И услышит молитвы даже о тех, кто верит в других богов. Твоя преданность своему господину достойна похвалы. Но спроси себя — достоин ли Ярослав Вайнер твоих молитв о нём?

Дыхание спёрло в горле, когда жрец произнёс его имя. Она сглотнула комок, вспоминая его лицо.

«Поля, ты всегда будешь частью моей семьи».

Раньше она слышала каждую нотку в его голосе, а теперь он словно тонул в гуле толпы.

— Я знаю его с детства, — сбивчиво возразила она. — Мы росли вместе, играли, учились. Он хороший человек!

— Это Вайнер прикончил ублюдка Балашова, — кивнул Лука, отпуская её плечо. — Может, он и маг, но слуги ему доверяют.

— Пусть так и будет, — кивнул старик, сжимая перевитый ленточками посох. — Я лишь переживаю за тебя, дитя, если вдруг он проявит себя недостойно. Нет ничего более хрупкого, чем людское доверие.

Он посмотрел на неё. и в глубине его серых глаз свернуло пламя, отразившееся от десятков свеч.

В тот же миг раздался гулкий удар, заставивший полю испуганно подпрыгнуть. Она выронила амулет, и тот со звоном упал на доски.

— Беда, люди! — раздался встревоженный крик молодого парня, запыхавшегося от бега. Он стоял у распахнутых настежь ворот, ударившихся о ствол дерева. Один за другим люди оборачивались к нему, встревоженно перешептываясь.

Поля подняла амулет: на камне виднелась неглубокая трещина. Сердце, и без того бешено заколотившееся в груди, пропустило удар.

— Знак, — прошептал жрец, поймав её испуганный взгляд, и шагнул к воротам. — Что случилось, сын мой? Какая беда?

— В городе! Там, дворяне! — сбивчиво начал он, пытаясь перевести дыхание. — Машина в магазин врезалась! Внедорожник, здоровенный, с гербами! Прямо в цветочный! Там загорелось всё, да сами посмотрите!

Люди повернулись в направлении, куда взбудораженный парень указывал рукой — из-за домов, видневшихся вдалеке, показался густой столб черного дыма.

— Чей герб-то? — донеслось из толпы.

— С волком и двумя копьями, — растерянно ответил парень.

— Людниковы! Их дети вконец уже охренели! В прошлый раз они заправку сожгли!..

Толпа возмущенно загалдела, выкрикивая ругательства.

— Погоди, парень! — Лука рванулся вперед, распихивая людей перед собой. — Как магазин назывался, ты видел? Вывеска какая?

— «Пастушник» или как-то так…

— «Подсолнух»? — он подлетел к парню и, взяв его за грудки, встряхнул. — С тремя цветками, он?

— Вроде он…

— Там мои мать с сестрой работают! — он обернулся к Поле. — Чёртовы дворяне… Там моя семья! Бежим, я должен!..

Его голос потонул в полных возмущения криках толпы.

— Опять дворяне! Сколько можно терпеть-то?

— Эти твари моего сына в прошлом году переехали на машине, он остался инвалидом! — крикнула пожилая женщина, стоявшая рядом с Полей, вытирая выступившие слёзы грязным рукавом. — Имперская полиция их даже не оштрафовала, им просто плевать на закон!

— Плевать, конечно! — гаркнул крепкий загорелый работяга. — Они снесли мой дом просто чтобы расширить свой чёртов парк! А о семье моей они подумали, а? Где нам теперь жить?

— А девчонка вон за них ещё молится! — старик с протезом вместо кисти обернулся к Поле, зло скаля пожелтевшие зубы. — От дворян только зло! Пошли они!..

Сглотнув вставший в горле комок, девушка бросилась сквозь беснующуюся толпу к выходу. В ушах бешено стучала кровь, затмевая крики людей.

— Скорее, Полина! — крикнул Лука, вырываясь из капища. — Господи, если что-то случилось с сестрёнкой или матушкой, я!..

Сжав в руках остывший, треснувший амулет, она обернулась. Завывающий над капищем ветер качал ветви деревьев и ленты на посохе жреца, стоявшего возле алтаря. На его лицо падала зловещая тень, но девушка увидела, как он улыбнулся.

— … придётся тащить во дворец прямо так, — донесся сквозь гул в голове незнакомый голос.

Я медленно открыл глаза. Голова болела так, будто ей пробивали ту самую брешь в воротах «Вавилона». В нос ударил запах медпрепаратов с легким оттенком альвитина. Я сморщился от солоноватого привкуса крови во рту и, проморгавшись от слепящего света, осмотрелся.

— Очнулся, — заметил второй мужской голос, низкий и суровый. — Передай Петру, чтобы запускал машину, скоро вылетаем.

— Что происходит? — я оглянулся.

Рядом со мной стояли два рослых мужика в тёмно-серой форме, в черных перчатках и плащах с гербами тайной службы.

Понятно. Опричники. Аями предупреждала, что лучше держаться от них подальше. Что ж, теперь деваться от них уже некуда. Я коснулся рукой гудящей головы и поморщился: за рукой потянулся прозрачный шланг капельницы с желтоватой жидкостью внутри. Позади раздался тревожный писк приборов, а датчик на пальце легонько завибрировал.

— Сколько я провалялся?

— Почти двое суток, сударь, — без тени почтения произнес первый. — Лопатин, позови кого-нибудь, пусть снимут всю эту сбрую, пока я сам этим не занялся.

Я посмотрел в окно: над горами вдали вставало солнце. Значит, двое суток, плюс день на поиски Кирсанова и Аксеньевой. Можно считать, я выиграл Карине три дня. Надеюсь, пигалица не теряла времени даром и успела разработать лекарство для Есени.

— Что с Кирсановым и Аксеньевой? — спросил я, но опричники лишь непонимающе переглянулись. — С теми двумя, которых мы спасли из-под завала.

— А, эти, — хмыкнул второй. — Парень в интенсивной терапии, у него сильное истощение от кровопотери, плюс облучение альвой. Но скоро вернется в строй.

— А девчонка?

— Увезли утром на вертолёте в центральный госпиталь. Запихали в капсулу со раствором стабилизатора, обвешали трубками — и поехали.

Я сипло выдохнул. Софья получила критическую дозу альва-излучения. Еще в вертолёте я заметил, что всё её тело было покрыто линиями зомбификации. Болезнь прогрессировала на глазах.

— Ох, Софья… — прошептал я, как в палату вошла медсестра и принялась снимать с меня многочисленные датчики и трубки.

— Выйдите из палаты, господа, — недовольно буркнула она. — Пациенту надо переодеться.

— Заканчивайте скорее, — опричники вышли за дверь. Я прислушался к их голосам: из-за тонкой перегородки их было отлично слышно.

— Подожди пока здесь, я предупрежу Темникова, что мы вылетаем. Вот же напасть на наши головы, будто не хватало нам волнений среди мещан…

— Третий отдел уже ими занимается, — раздался голос другого опричника. — Там явно кто-то мутит воду, не могли они так организоваться и одновременно взбунтоваться сразу в нескольких городах. Совсем распоясались, чернь… того и гляди, устроят настоящее восстание, и что тогда с ними делать?