Небо в кармане 3 (СИ) - Малыгин Владимир

Прошёл над островом, над одним скоплением домиков, над другим, повернул в сторону залива. И вот тут обнаружил и множество рыбачьих лодок, и даже впереди, на материке небольшую деревушку заметил. Скорее, сначала маковку церкви увидел, за неё глаз зацепился. Сразу в ту сторону направился. Подлетел ближе и обрадовался — точно, есть домишки, много. Лю-ю-ди-и, ау! А что толку мне от этих людей? Ну, помогут баржу с мели стащить, и что? Дальше-то как? Впрягаться в бичеву и по-бурлацки тащить нашу посудину до Астрахани? Пупок развяжется по болотам и мелям топать. Из местных кого нанять? Можно, конечно. Как раз к весне и доберёмся таким ходом.

Я-то, само собой, и долететь могу, но не полечу. В ящиках запасные части к самолёту, как их без пригляда оставить? Никак. Опять же имущество отряда, мастерская, станки, комплектующие…

Нет, нельзя всё это оставлять. А то всплывёт потом что-нибудь где-нибудь в Париже или Лондоне с Нью-Йорками и попробуй докажи своё первенство в авиастроении. Нет, здесь что-то другое нужно придумывать. Или в Махачкалу лететь и там на счёт помощи договариваться, или уж до Астрахани. Лучше, конечно, до Астрахани…

Ну, что? Топлива у меня достаточно, можно посмотреть, что там дальше будет по берегу.

Сам Кизлярский залив камышом зарос, да и весь берег дальше в сплошном камыше. И мели кругом, как я и думал. Сверху их хорошо видно. А ближе к дельте вообще не пройти будет.

Зато слева на грани видимости большую дорогу увидел! На обратном пути над ней пройду, гляну, что и как. А пока держу курс на север.

А ещё через двенадцать минут улыбнулся и пошёл на снижение — судьба решила обнадёжить, впереди внизу обнаружил застрявший в камышовых зарослях так знакомый мне пароход…

Если бы не тонюсенькая струйка еле различимого дымка из пароходной трубы, подумал бы, что и нет никого на корабле. Слишком уж безжизненным он сверху выглядит. И точно так же на берег выброшен прошедшим штормом. Отказала машина? Скорее всего. Или поломка рулевого управления. Других причин быть не может. Наверное. Всё-таки далёк я от морских дел, не специалист.

Пролетел над закопчённой трубой, развернулся. Высота небольшая, метров десять. Сделал ещё один проход и снова развернулся. Почему никто не выскакивает, руками не машет? Должны же внизу рёв мотора услышать? Или оглохли там все?

Третий проход над палубой тоже ничего не дал, пусто внизу. И только на четвёртом проходе из всех щелей наружу полезли люди. Хлынули в самом буквальном образе, словно тараканы, одним сплошным потоком и заполонили все свободные места.

Ишь, обрадовались. Руками машут. Изотова увидел. О, на берегу полосу мне кинулись от мусора расчищать. Покружил минут пятнадцать, подождал, пока закончат, да и приземлился.

Сказать, что полковник обрадовался, это ничего не сказать, обниматься принялся, чуть ли не слезу пустил. Не ожидал от него настолько выраженных чувств. Понимаю, я и сам рад, но не до такой же степени? Хотя-а, если подумать, а что бы с ним государь сделал, если бы он меня потерял? Голову бы не снял, но вот охранять белых медведей точно бы отправил…

Кстати, после всеобщей радости команда парохода резко отделилась от пассажиров. И настроение у матросов, это отлично видно, подавленное. Ещё и бурчат что-то, поглядывают в нашу сторону с явной злостью. Только собрался Константина Романовича подробно расспросить, узнать, как они шторм пережили, почему тоже на берегу оказались, отчего команда зверем смотрит, да не успел. Опередил меня Изотов.

— А ведь я чуть было не приказал расстрелять нашего капитана, — обмолвился чуть позже полковник, когда поутихла радость встречи и когда мы сидели у него в каюте. — Команда парохода воспротивилась, чуть ли не взбунтовалась. Пришлось отложить это дело до разбирательства в вышестоящей инстанции. Сидит сейчас у меня под арестом, мерзавец. Это же нужно такое было удумать, баржу с людьми ради собственного спасения бросить!

Константин Романович встал, выпрямился, одёрнул китель, подбородок задрал. И взгляд такой… Строгий. — Прощения не прошу, потому как прекрасно понимаю степень своей вины. Не уследил.

— Полноте, господин полковник, — растерялся и тоже поднялся. — У него же другого выхода не было. Или обрубить буксир и пожертвовать малой частью людей, но спасти пароход с командой и пассажирами, или держаться до последнего и всем вместе идти на дно! Я бы и сам, признаюсь откровенно, на его месте поступил точно так же.

— Что вы такое говорите, Николай Дмитриевич, — ошалел Изотов. — Неужели и правда так бы поступили?

— Правда, — ответил со всей возможной твёрдостью и убеждением в голосе. Как-то не вяжется сегодняшний полковник с тем недавним, который бомбы в бандитов бросал. Или это другое? Да и ладно, нет у меня желания с его мотивами разбираться. Поэтому просто добавил. — Так что выпускайте нашего капитана из заточения, нам ещё отсюда как-то выбираться нужно. Заодно и послушаем, что он скажет…

— Думаете? Признаться, с такой точки зрения я не рассматривал произошедшую ситуацию…

— Потому что вы сухопутный человек, Константин Романович, — хмыкнул я. — А море диктует свои законы, подчас весьма суровые. И порой заставляет принимать безжалостные решения, жертвовать малым ради спасения большего…

— Как и небо, полагаю?

— Как и небо, — согласился с полковником. — Тоже ведь достаточно непредсказуемая стихия.

— Выпущу я капитана. Думаю, переживаний ему хватило, — кивнул головой Изотов.

Ничего на это не ответил, потому что отлично понимаю полковника и мотивы, заставившие его так поступить. И догадываюсь… Нет, знаю, почему он именно капитана делает крайним. Потому что тоже вину свою чует. Потому что проворонил, потому что позволил капитану поступить именно так. Не воспротивился его решению. Пусть и не знал о нём, но, случись непоправимое, разбираться в столице никто не станет, головы у всех полетят. Вот и назначил загодя стрелочника…

Кстати, капитан после освобождения извиняться за своё решение не стал. Увидел меня рядом с полковником, вздохнул с облегчением, поинтересовался:

— Остальные живы?

— Живы.

— Слава те, Господи! — широко перекрестился. — Не дал взять грех на душу…

Понимаю, работа такая…

— Пароход с мели стащить можно, — говорит чуть позже капитан. — Это не сложно. Дождёмся прилива, да и потянем канатами. А толку-то? Плицы гребного колеса по правому борту заменим, это не проблема, а машина? Машина сломалась, давление котёл не держит, механик уверяет, что своими силами с починкой не справимся. Так что нужен буксир! На вас надежда, ваша светлость, выручайте. Только вы со своим самолётом можете за подмогой в Астрахань слетать. Иначе сидеть нам всем на этом берегу Бог весть сколько.

— До Петровска гораздо ближе, — рассматриваю карту.

— В Петровске помощь оказать некому, — кривится капитан, с досадой отмахивается рукой от моего предложения. — Городишко маленький, несколько грязных улиц, нефтеперегонный заводик и железнодорожные мастерские. Нет, в Петровске делать нечего, только время зря терять.

— Значит, остаётся Астрахань, — подытоживает Изотов и смотрит на меня, ждёт, что я скажу.

— Для начала придётся вернуться к барже и дозаправиться. После этого можно и в Астрахань лететь, — соглашаюсь с небольшим уточнением.

Расстояния по карте прикинул, бензина туда долететь хватит с запасом.

— Я с вами полечу, Николай Дмитриевич, — просит Изотов. — Так оно проще будет.

Капитан молчит, но согласно кивает, и уже оба вопросительно смотрят на меня. А я что? Я не против, пусть летит. После пережитого жандарм меня даже в туалет вряд ли будет отпускать без сопровождения. Да и капитану без него точно легче дышать станет…

Как ни странно, но первым дым на горизонте увидел полковник. Воскликнул, привлекая моё внимание, вытянул руку вперёд. Настроение ухнуло вниз, ведь как раз в том направлении наша баржа находится…

Переглянулся с Изотовым и расстегнул куртку. Вытащил пистолет, глянул на него. Делать ничего не стал, тут же убрал обратно в карман. Посмотрел на стреляющую железяку и вроде бы как успокоился. Прибавил обороты, тут не до экономии.