После моих слов визави буквально расцвёл. Парень явно рвался в бой, и моё ограничение его неописуемо расстроило. Сейчас же, когда я ему кое-что разъяснил, и он понял, что будет ценен для общего дела, сразу же воспрял духом.
А я продолжил ему рассказывать о будущих своих действиях, как его командира:
— Как ты понимаешь, никто тут по одиночке не работает. У нас у всех есть начальство. На следующем сеансе связи, я о тебе сообщу в «Центр», и уже «Центр» примет решение, где и как тебе лучше работать. Но лично я буду рекомендовать ему сделать всё, чтобы ты остался в Берлине и помогал мне и ещё одному товарищу. На фронте тебе делать нечего, а вот здесь, в глубоком тылу ты сможешь серьёзно помочь в нашем деле разгрома фашизма. Согласен?
— Конечно! Я не хочу на фронт — не хочу стрелять в своих. Спасибо большое, Забабаха! — начал было он.
Но я его прервал и напомнил:
— Никаких Забабах! Я матрос Ганс Дельфиг. Приятно познакомиться. Запомнил? Тогда слушай о шагах, которые тебе предстоит сделать. Едешь к себе домой, отдыхаешь там. Никого не вербуешь. Потом возвращаешься в госпиталь и лечишься. Там тоже никого не вербуешь и ждёшь. Не волнуйся, с тобой обязательно свяжутся. Сейчас же дай мне адреса твоего дома и адрес больницы, после чего мы расстанемся.
Фриц сразу же продиктовал мне всю запрашиваемую информацию, а потом спросил:
— А что будет, если так случится, что со мной никто не выйдет на связь?
— Если так произойдёт, значит, произошло то, над чем я сейчас работаю.
— А над чем, если это не секрет?
— Да какой там секрет, — отмахнулся я и, улыбнувшись, произнёс: — Понимаешь ли, дорогой ты мой камрад, дело в том, что в самое ближайшее время, я собираюсь закончить войну, которую уже можно смело называть Второй Мировой войной.
Глава 18
Вернуться чтобы уйти
Пригород Берлина
Заметив, что моя цель, наконец, появилась, встал с лавочки и, стараясь не попадать под свет фонарей, оставаясь в темноте и защищённый листвой кустарника и деревьев, дождавшись нужного момента, негромко произнёс, стараясь показать голосом сожаление и даже раскаяние:
— Здравствуйте, товарищ Живов. Извините, что так поздно. Кроме этого, также извиняюсь, что обещал не беспокоить, а сам наведался, но у меня к вам срочное дело. Не могли бы вы достать мне «мосинку» и патроны к ней?
Судя по всему, разведчик был в задумчивости, когда я с ним поздоровался, а потому, вероятно, от неожиданности подскочил и, шарахнувшись в сторону, выронил портфель. Конечно, вполне вероятно, это произошло не только от неожиданности, но и из-за того, что в кустах он меня разглядеть не мог и, очевидно, испугался.
Спустя пару секунд он наконец пришёл в себя и, прищурив глаза, всматриваясь в растущую вдоль дороги растительность, прошептал:
— Забабашки… — но тут же недоговорив последнюю букву моей фамилии осёкся и поправился: — Хоффман, это вы?
— Я, — ответил я. — Но теперь я не Хоффман. Тот уже давно выбыл из вермахта. Теперь я Дельвиг. Ганс Дельвиг.
Увидев меня, глаза коллеги по опасной профессии расширились. Он уставился на мою форму и ошарашено произнёс:
— Матрос? Когда же вы матросом-то стать успели?
— Какая мне разница в чём ходить? — отмахнулся я. — Не обращайте внимания.
— Внимания… — эхом повторил визави и тут же, отпрянув, задрав подбородок, обличающее прошипел: — Это вы взорвали крейсер!
— Было дело.
Живов на автомате оглянулся по сторонам, а затем решил вспомнить прошлое:
— Зачем вы вернулись? Вы же ушли навсегда.
— Уважаемый Антон Фёдорович, — при этих словах визави зашипел, начав вновь вертеть головой, и я, до этого говорив и так тихо, снизил тон ещё сильнее: — я помню свои слова и не отказываюсь от них. Но в данный момент мне пришлось нарушить обещание, ибо дело крайне важное. Мне необходим ваш совет и ваша помощь.
— Вот как? Но ранее вы от моих советов отказывались, пренебрегая ими, — заметил тот.
Я поморщился.
— С тех пор много воды утекло. Я повзрослел и теперь вижу всю ситуацию с разведывательной деятельностью под другим углом. Я принимаю ваше руководство. Но с небольшой поправкой: подчиняться я начну вам только с послезавтрашнего дня.
— А что же не с завтрашнего?
— Завтра не могу — у меня завтра дело намечено. Поэтому давайте отложим построение служебной вертикали до послезавтра.
Разведчик усмехнулся.
— И что же такого вы собираетесь сделать завтра, что не хотите мне в этот день подчиняться?
— Ничего необычного — всё как всегда. Просто именно завтра я собираюсь ликвидировать Гитлера и всю его свору, — улыбнувшись в ответ, произнёс я и, видя изменение в лице собеседника, спросил: — Так мы тут продолжим общение, в сквер на лавочку присядем или к вам в дом пойдём? И, кстати, прикройте немного рот, а то он у вас очень сильно открылся. Не ровён час — ещё челюсть сведёт — придётся к доктору обращаться и вправлять.
Как только вошли в прихожую его частного дома, Живов тут же произнёс:
— Я не понимаю, как вам такое в голову пришло, но скажите: вы считаете, такие действия можно осуществлять самому?
— А почему нет? — удивился я его непониманию, повесив бескозырку на вешалку. — Нет сомнения, что фюрер — исчадие ада, квинтэссенция зла, как и все его прихлебатели — по сути та же банда негодяев и убийц. Одной сволочи я уже выписал билет с Земли в неизведанные дали, так почему бы к ней не присоединить и его дружков, отправить их экспрессом в том же направлении? На мой взгляд — всё логично и, без сомнения, в высшей мере справедливо.
И чтобы напомнить, с кем мы имеем дело, я, не давая собеседнику возможности хоть что-то ответить, сразу же привёл множество доказательств настоящих и будущих преступлений нацистов: бессудные казни, ужасы концлагерей, самое настоящее рабство, в которое они вгоняют людей, садизм, убийства и много ещё чего.
— Разве не фюрер и его клика стоит за этими античеловеческими деяниями? — риторически спросил я, мрачно смотрящего на меня разведчика, и тут же подвёл черту: — А значит, за это мы имеем полное право убить их как минимум двадцать семь миллионов раз.
— Почему именно двадцать семь? — удивлённо подняв бровь, зацепился за цифру Живов.
Я ему не стал говорить, что по последним подсчётам именно столько советских граждан потерял СССР во Второй мировой войне. Как не стал говорить и о том, что до окончания текущей войны, которая только разгорается, если она пойдёт по прошлому сценарию, будет ещё четыре долгих года.
Поэтому лишь вздохнул, сказав:
— Детали не важны. Важно, что в ответ за их зверства, мы всё равно их столько раз убить не сможем, потому что живём в мире без возможности возрождения. Фокус с цикличностью типа: возродил гада, ликвидировал, а затем вновь возродил и вновь ликвидировал (и так по кругу пару тысячелетий), мы, к сожалению, осуществить не в силах. А посему будем довольствоваться малым — я грохну их всего один раз. Зато будет это окончательно и бесповоротно!
Разведчик взялся за голову и, пройдя в большую комнату, предложил идти за ним.
— Значит, вы всё уже для себя решили?
— Давно решил. Просто раньше не было подходящего случая, чтобы приблизиться к осуществлению данной задумки — мешали время и пространство.
Коллега, разумеется, меня не понял, поэтому не придал значения моим словам.
— Так если вы всё самовольно решили, — присаживаясь на стоящее у стола кресло и предлагая мне присесть, сказал он, — то я не понимаю, зачем вы вернулись? Зачем вам я?
— Всё очень просто, товарищ Шульц, — устроился я на диване. — Я встретил вас не только для того, чтобы поставить в известность о предстоящем, гм, мероприятии, но и для того, чтобы попросить об услуге.
— Имеете в виду то, о чём сказали в сквере, напугав меня — хотите, чтобы я достал вам оружие?
— Вы угадали. Но мне нужно не всякое оружие, а винтовка системы Мосина!
— Почему именно она?
