Но самое ужасное, что Илька оказалась продуманнее, чем я предполагала. Во-первых, этот план имел все шансы на успех, тогда как ее слова, что она хочет стать султаншей, вызывали только смех.
Во-вторых, вариант, при котором я с поводком на шее становлюсь правителем Аддии, устроит и Ягурду, и Великого отца… Неважно, кто победит в их личной войне, Илька все равно останется в выигрыше. И при своей ручной королеве.
И, в-третьих, а вдруг поводок перехватит кто-то еще? Тот, кто, к примеру, пожелает не останавливаться на одной, вернее на двух, странах, и решит заполучить себе больше власти. А меня использует, как прирученного волка? Не ждет ли меня то же самое, что сейчас делает Великий отец?
Только я, в отличие от него, лучше ориентируюсь в реальности. Я не провела большую часть жизни в закрытом сообществе, я всю жизнь боролось за власть.
Громко выругалась… Впервые в жизни я поняла, как опасно сходить с ума. В юности, будучи наследницей Эдоарда, я не хотела править и с радостью передала прав наследовать трон новорожденному брату. И потом еще раз, когда смогла вернуться и стать королевой Грилории. Я не хотела править, у меня не было амбиций. Моя кукольная страна, в которой королева знала по именам всех своих подданных, устраивала меня целиком и полностью. Может быть именно поэтому я невольно придерживала строительство большого города, хотя у меня были и деньги, и возможности.
А вторая половинка моей души? Елена Анатольевна, простая деревенская учительница… У нее было сотни регалий, грамот и достижений. Если бы она захотела, то очень быстро пошла бы на повышение… РайОНО, ОблОНО, Министерство образования… Непривычные слова слегка путались на языке, но я знала, она смогла бы. Демьян же смог. После того случая, когда он дал взятку, чтобы дети поехали в Артек, он смог сделать это еще раз. А потом еще… И еще… Для того, чтобы получить возможность не распустить колхоз, как делали все, а сохранить. И никто, кроме нескольких избранных, в деревне даже не знал, что из простых колхозников, все стали работниками фирмы, где Демьян был единственным учредителем. Да, он говорил, что это для блага людей. Люди не должны думать о том, что реальность изменилась. И ели сначала это было скорее благом, то потом…
Демьян изменился. И хотя я так сильно любила его, что старалась не замечать тревожные звоночки, я видела, он изменился. Стал жестче, наглее и самодовольнее.
Он потом даже смог убедить меня, что продажа фирмы одному его «приятелю» благо, а не плата за возможность пойти вверх. И пошел. По головам, не замечая, как приходят в негодность дороги, которые он выбивал из районного начальства, как зарастают клумбы, которые он разбивал, чтобы сделать свою малую родину краше, как разъезжаются люди, потому что новый собственник вывез и продал все, что можно вывезти и продать.
Да, он все еще поддерживал мою школу, но делал это потому, что там была я. Наверное, у него тоже было что-то ко мне.
Я улыбнулась. Скорее всего.
И, может быть, если бы не мои принципы, мне удалось бы изменить его будущее и будущее нашей деревни. Но я предпочла остаться с чистой совестью. Хотя это разрушило жизнь людей вокруг меня.
Но второй раз я такой ошибки не допущу.
Глава 9
Приняв тяжелое решение, я еще немного посидела в беседке, наслаждаясь громкой вечерней тишиной. Пение цикад, журчание ручья, шелест листьев и отдаленные звуки человеческих голосов успокаивали. Я делаю это не для себя. Я делаю это для них… Чтоб они и дальше жили беспечно смеясь и радуясь, не думая о том, что кто-то хочет забрать их простое счастье себе.
— Елина, ты здесь? — тихий оклик застал меня врасплох и я вздрогнула… Адрей? И что он здесь делает⁈ — Мы можем поговорить?
Что-то в его голосе заставило меня повременить с отказом. Я не видела никакого смысла повторять нашу беседу, но неподдельная тревога, какой-то затаенный страх, я бы даже сказала, паника, которая чувствовалась скорее на подсознательном уровне, вынудили меня отозваться.
— Разве мы уже не обсудили все, что нужно? — подала я голос.
Однако звук приближающихся шагов сказал, что Адрей не последовал моему совету. И что он был не один… Шли сюда явно двое. Я насторожилась…
— Елина, я приношу свои извинения, — рядом с хмурым и расстроенным Адреем стоял его внук. Мальчишка, в отличие от отца, смотрел дерзко и самоуверенно, хотя в глубине его глаз, даже при быстро сгущающемся сумраке южной ночи угадывался страх. Еще больший, чем в голосе его деда. — Гирем не хотел нанести тебе ущерба. Это всего лишь глупая детская выходка… Он готов понести любое наказание которое ты сочтешь нужным, но я очень прошу тебя проявить снисхождение и не наказывать мальчишку по всей строгости закона.
Гирем дернул плечом и явно хотел что-то сказать, но ладонь Адрея, лежавшая на его плече с силой сжалась, заставляя его замолчать.
— И что натворил твой внук? — тяжело вздохнув, спросила я… Меньше всего мне хотелось вникать в детские шалости. Что бы не сделал этот ребенок, вряд ли это способно нанести мне такой вред, который я сочла бы непоправимым.
Адрей, не выпуская из рук мальчишку, сделал шаг вперед и выложил на край скамьи, на которой я сидела, несколько белых конвертов, обратной, чистой стороной вверх.
— Вот, — напряженно произнес он, — он выкрал твои письма…
— Что⁈ — ахнула я, хватая конверты… Я не верила, что это правда, но имена адресатов на лицевой стороне были сделаны моей рукой… И именная сургучная печать тоже была моей… Я невольно схватилась за карман, ключ лежал на месте.
— Я не крал, — возмущенно прошептал мальчишка, — я взял на время. И вернул бы их на место, сразу, как только…
Он запнулся и не договорил. То ли сам понял, что натворил, то ли Адрей поспособствовал, заставив внука замолчать раньше, чем он наговорит то, что усугубит его положение. Хотя куда уж больше. Теперь я понимала страх, который услышала в голосе бывшего мужа.
Воровать плохо, можно загреметь на каторгу на несколько лет. Воровать у королевы, пусть пусть и очень маленькой страны, хуже вдвойне. Каторга может продлиться всю жизнь. Но воровать секретную корреспонденцию… За такое получают обвинение в шпионаже или в государственной измене и наказывают смертной казнью.
— Елина, — Адрей знал, что грозит юному Гирему, — умоляю… Ваше величество…
Он медленно, не отрывая от меня глаз, опустился на колени, и опустил голову, чтобы спрятать то, что было в его глазах. И снова попросил:
— Умоляю, сохрани ему жизнь, — его хриплый голос был наполнен страхом и слезами. Еще немного и Адрей разрыдается. Хотя такое очень сложно представить. Еще мгновение назад я не поверила бы в такой исход. — Елина… прояви милосердие… Я тебя прошу…
Он просил, но сам не верил в то, что я прислушаюсь к его словам. А я невольно вспомнила, как точно так же просила его не оставлять меня, больную и измученную после побоев, без всякой помощи и надежды в портовом кабаке на окраине Беломорья. Там, где моя жизнь и честь не стоили даже гринки, где меня изнасиловал и ограбил бы первый же матрос, пробудившийся после ночной пьянки.
Но Адрей тогда рассмеялся мне в глаза и заявил, что он всего лишь вернул меня туда, откуда взял…
Если бы не Гирем, который чудом оказался в том самом кабаке, моя жизнь закончилась бы в страшных муках.
— Елина, — он не сдержался. Он знал о чем я думала, и что вспоминала, он помнил, как сознательно отравлял мне жизнь, создавая невыносимые условия, — это моя вина. Я недосмотрел… Казни меня, но сохрани мальчишке жизнь. Я знаю, что не вправе просить тебя о милосердии, но… Умоляю, — прошептал он без всякой надежды.
Он знал, я в своем праве. Никто и никогда не осудит меня, если я прямо сейчас крикну охрану и отправлю маленького Гирема в подвал, чтобы под пытками выведать, на кого он работал, по чьей указке выкрал секретную корреспонденцию и кому должен был ее передать.
Никто и никогда не осудит меня.
И я только что, несколько мгновений назад приговорила к смерти двух таких же детей, как он. Чуть постарше, но прямо сейчас для меня это не имело значения.
