Дороги (СИ) - Панченко Сергей Анатольевич

Раненая девушка Гуля на коровьем молоке, яйцах, «липучке» и чистой воде быстро пошла на поправку. За две недели с нее сошли все признаки перенесенного ранения. Она включилась в работу наравне со всеми.

Смеха ради, Игнат распорядился высеять семена многолетних трав на пробу в тех местах, где круглосуточно сохранялась положительная температура. И, о чудо, трава взошла и начала разрастаться. Треть от высеянного оставили дозревать, а две трети скормили скотине, которая учуяв запах зелени начала пучить голодные глаза и пускать слюни. Сурепку, оказавшуюся среди сорняков, пустили на салаты для себя. Ее горчично-капустный вкус стал верхом кулинарной эстетики.

Вулкан постепенно успокоился и начало казаться, что жизнь вошла в стабильную колею. Можно планировать на продолжительное время вперед. Долина гейзеров, как называли природную аномалию на окраине села, тоже успокоилась, а вместе с ней закончился уникальный микроклимат. Снег отвоевывал себе пространство, и в итоге незамерзающей осталась только сама долина, участок диаметром в триста метров.

Инженер Александр, чтобы не пропадать добру, придумал проект бани, использующей термальные источники в качестве обогрева и воды для мытья. В деревне появилось две бани, мужская и женская, открытые каждый день в течение двадцати четырех часов. Жители Можайкино, вынужденные сжигать драгоценное топливо ради ведра горячей воды, завидовали на термальные источники белой завистью.

Но в конце ноября вулкан внезапно проснулся. В этот раз он не выбрасывал вверх огромные струи, а спокойно бурлил, пуская дым и выпячивая из разлома старую остывшую лаву. В один из вечеров, когда народ разбредался по штольне по спальным местам, Геннадий вернулся из очередной экспедиции.

— Игнат где? — Спросил он у Матвея, подбивающего внуку постель.

Когда Геннадий сразу интересовался главой деревни, это значило, что у него новость самой высшей важности.

— Что случилось? — Матвей напрягся.

— Плохая новость для наших гостей, которые собираются весной уходить. — Прошептал Геннадий.

— И этот проход всё. — Догадался Матвей Леонидович.

— Да. Теперь мы точно «Затерянный мир», как у Конан Дойла. Ни входа, ни выхода. Эдемский сад, райские кущи и тому подобное.

— И пробка на вершине вулкана. — Напомнил Матвей.

— Так, где Игнат?

— В сарае был. У какой-то коровы сустав увеличился и заболел. Пошел проверять, резать беднягу или вылечить.

— Ясно. — Геннадий убежал в проход, ведущий к сараю.

— Дед, мы что, не сможем отсюда выбраться? — Спросил Тимофей.

— А ты все еще хочешь после тех историй? — Поинтересовался Матвей, укладываясь спать.

Тузик только этого и ждал и сразу запрыгнул в ноги ребенку. Посмотрел в глаза людям, словно пожелал спокойной ночи и поменьше дрыгаться во сне и уютно свернулся колечком.

— Хочу, но понимаю, что мы не найдем их. — По-взрослому рассудил внук. — Где там их искать, если непонятно, где они находятся.

— Вот именно. Раз жизнь поставила нас в такие условия, которые мы не в силах изменить, надо смириться с ними и жить так, чтобы не портить ее себе.

— Дед, — внук приблизился лицом к Матвею и перешел на шепот. — Я слышал, как Камила сказала, что ты еще ничего, и она собирается подбить к тебе клинья. Это как? Это не больно?

— Камила? — Переспросил Матвей.

Он уже и сам заметил, что эта кареглазая брюнетка как-то странно посматривает на него, но не воспринял это, как романтический интерес. Из-за перебора с женским населением они теперь конкурировали за любого мужчину.

— Да, она.

— Подбивать клинья, Тимох, это попытаться завести отношения.

— Чего? — Тимофей скривился. — Ты же дед?

— Мне пятьдесят семь. К тому же мы с тобой генетически не связаны ни с кем из жителей этой деревни, как и Камила, а следовательно создадим генетическое многообразие, если у нас получится родить ребенка.

— Дед, а твой ребенок он мне кем будет? — Спросил озадаченный Тимофей.

— Кем будет? — Матвей крепко задумался. — Он будет тебе дядей или тетей.

Внук рассмеялся.

— Они же будут младше меня. Может, это я буду им дядей?

— Нет, ты будешь племянником, который вынянчит себе дядю или тетю.

Тимофей не мог воспринять перипетии семейных отношений и долго рисовал пальцем в воздухе схемы.

— Дед, а она тебе нравится? — Неожиданно поинтересовался Тимофей.

Матвей не знал, что ответить. Конечно, никаких серьезных чувств он не питал, даже думать боялся о них, считая это предательством покойной супруги. Но его жизнь продолжалась и у этой женщины тоже. Нельзя было, даже с точки зрения общей ситуации с человечеством, предаваться старым чувствам. Сейчас одинокий человек, еще способный дать потомство, и не пользующийся этим правом, являлся моральным преступником, деструктивной частью общества.

— Такой женщины, как твоя бабушка никогда больше не будет. — Ответил Матвей. — Камила симпатичная, работящая. Если мы с ней начнем встречаться, и тебе перепадет от ее заботы.

— Если что, я не против. — Тимофей посмотрел на деда. — И бабушка была бы рада, что ты пристроен.

Матвей улыбнулся.

— Ну, спасибо, пристроил деда в надежное место.

— Пожалуйста. — Внук зевнул и устроился поудобнее. — Если надо записку передать, то я могу это сделать.

— Сам как-нибудь попробую, хотя уже и забыл, как это делается.

В ночь началась метель. Порывы ветра свистели в щелях входной двери. Из-за того, что внутри было относительно тепло и уютно, а никакой острой необходимости быть на улице не было, создавалось невероятное чувство уюта. Даже, несмотря на грязные постели и тяжелый запах со скотного двора, гуляющий по тоннелям. И даже мух, которые непонятно откуда появились. Размножались они в теплом коровьем помете и преспокойно летали по штольне, беспокоя сон деревенских жителей.

Метель неистовствовала больше недели, и все это время шел снег. Каждое утро выход наружу заваливало до самого верха. Его откапывали, смотрели на растущие сугробы, ужасались и закрывали дверь до следующего утра. Надеялись, что каждый день метели окончательный и когда она, наконец, утихла, Геннадий решил вывести Макарку прогуляться по свежему воздуху.

Он откопал тоннель на три метра от входа в надежде, что сейчас сугроб пойдет вниз, но не тут-то было. Высота сугроба оставалась постоянной, вровень с ушами на конской голове. Геннадий прокопал еще пару метров и в сердцах бросил лопату.

— Всё, народ, до весны нас замуровало в этой пещере, как в тюрьме. Никуда не дойти, ни до тока, ни до бань. Прокопать туда дорогу нереально.

Каждый житель Екатеринославки проверил этот факт и потрясенные им возвращались назад. К счастью почти все зерно пригодное на фураж было перевезено в штольню задолго до начала зимы. На току оставалось либо сильно поджаренное, либо годное на семена, но оно хранилось внутри недавно отстроенного склада, в который снег не должен был добраться. По идее, подземелье могло существовать автономно до самой весны, а проблему с мытьем можно было решить.

Через несколько дней началось потепление, подогреваемое долиной гейзеров. Снег осел чуть ли не до колен и потемнел из-за выступившего на нем пепла. Солнце задерживалось в темных частицах и вызывало более интенсивное таяние. Игнат, увидев, как перед входом набирается лужа, посчитал это репетицией весеннего наводнения. Чтобы не сидеть с утра до ночи без дела, он с мужиками придумал занятие по отведению талой воды в стороны.

Так, день за днем жители штольни не заметили, как дожили до Нового Года.

Глава 13

Глава 13

Движения Петра в тоннеле смешали слои воды, и Марине уже не пришлось пережить ощущения варившегося в кипятке рака, что пережил муж. Они выбрались сами и вытянули все свои сумки, наполнившиеся водой. Прежде, чем подняться из колодца наружу, они долго привыкали в его сумерках к дневному свету. Глаза в полной темноте совершенно отвыкли от него. Их резало, как будто смотрели на сварку.