С этой мыслью я и подорвался следующим утром.
В доме Головиных все ещё спали. Ну, то есть, Катерина Матвеевна и её тётушка — спали, прислуга-то порхала вовсю. Марфа на скорую руку изобразила мне пожрать, и я отправился к Дубовицкому. Был уверен, что копаться в книгах он примется немедленно после моего ухода, и не ошибся. Застал предводителя дворянства в библиотеке — из которой он, судя по всему, не уходил. Там было адски накурено, а глаза Дубовицкого покраснели от бессонницы.
Я начал с того, что распахнул настежь окна и балконную дверь. Плюхнулся в кресло напротив Дубовицкого и вопросительно посмотрел на него.
Дубовицкий огорченно развёл руками:
— Увы, Владимир Всеволодович. Обрадовать, боюсь, нечем. Информация крайне скудна.
— Крайне скудно — всё равно лучше, чем ноль. Рассказывайте.
— Да, собственно, и рассказывать-то… Единственное упоминание о гибели водяного, которое я нашёл, это, так сказать, бой жабы и гадюки.
— То есть?
— То есть, водяной погиб от руки лешего. Эти твари, насколько я понял, издревле не в ладах, находятся в состоянии холодной войны за территорию. Водяной исподтишка пытается затопить и заболотить сушу, а леший, со своей стороны, затягивает речные берега и болота корнями деревьев. Время от времени — крайне редко — этот конфликт переходит, так сказать, в острую фазу. Вот, упоминание одного из таких конфликтов мне и попалось. Но не уверен, что вам это будет интересно. Каким конкретно образом одна тварь уничтожила другую, в трактате не сказано… Собственно, вот, — Дубовицкий придвинул к себе книгу в кожаном переплёте и с выражением зачитал: — «Страшной была та битва! Дрожала земля, сверкали молнии. И победил Лесной хозяин Господина воды, и осушилась землица, и отступили болота. И боле о водяных в тех краях долго не слыхивали». Это всё, дальше идёт совершенно другой текст.
— Н-да, не густо. Хотя… — я задумался. — Знаете, а вы ведь мне и в этот раз помогли! Бой жабы и гадюки — это хорошо. Это мне нравится.
Стравить между собой водяного и вилу. А что?.. Отличное шоу должно получиться, такого в Смоленской губернии ещё не видели.
Дубовицкий просиял.
— Рад был помочь! — вскочил, протянул руку.
— Взаимно рад помочь вам. На охоту, как уже сказал, не возьму, уж простите. А вот о беспроцентной рассрочке для вас я с Салтыковым договорился. Зайдите к нему сегодня, обсудите детали.
— О беспроцентной рассрочке? — пробормотал Дубовицкий.
— Ну да. Удобная штука, рекомендую. Будете возвращать долг потихоньку, шаг за шагом. Оформлением сделки готовы заняться сёстры Урюпины. Вы знакомы с ними?
— Да, доводилось слышать. Это якобы сыновья покойного господина Урюпина, которые внезапно оказались дочерьми…
— Отчего не стали вести дела хуже, поверьте. Покойного папеньку догнали и переплюнули. Исключительно цепкие барышни.
— Благодарю… Но как же вы сумели?.. Вот это вот, с Салтыковым?
— Аркадий Аркадьевич. Я даже с тварями умею. А уж разумному человеку лицом к лицу договориться с другим разумным человеком — сам бог велел, это вам не срачи в интернетах. Я за вас поручился, не подведите меня! И Урюпины вас ждут.
* * *
Обратно к Головиным я шагал в задумчивости. Придумать-то легко — стравить двух тварей между собой! А вот как это выполнить? С водяным у меня отношения так себе, вилу вовсе никогда в глаза не видел. И слава богу, так-то — те, кто видел её в глаза, об этом интересном опыте уже никому не расскажут. Но, тем не менее. Вопрос-то остаётся…
Дорогу я решил срезать, к особняку Головиных подошёл сзади, со стороны сада. И увидел, как в садовую калитку, выходящую в переулок, скользнула женская фигурка. Которая перед тем, как скользнуть, настороженно огляделась. Меня она не заметила — я отступил в сторону. И немедленно бросился догонять непонятную барышню — благо, калитка запиралась на простой крючок.
Увидел, как в глубине сада мелькнуло платье. И рявкнул:
— А ну, стой!
На то, что девушка остановится, не особо рассчитывал, и едва не сбил её с ног.
— Чего вы кричите? — Марфа отвела глаза.
— Где ты была? Почему крадёшься? — я схватил её за плечи.
— К Днепру ходила.
— Зачем?
— Разузнать.
— Что разузнать?
— Ну… — Голос Марфы с каждым словом становился всё тише. — Можно ли мне, как другим девушкам, милости просить. Завтра ведь — Духов день! — Марфа посмотрела на меня так, будто враз всё объяснила.
Угу. Духов день — эти слова я слышу уже не в первый раз. Отмечается накануне Троицы и почитается в здешних краях не меньше.
Земля в этот день — именинница, на неё опускается святой дух. Землю в Духов день не копают и вообще стараются не трогать. В сумерках выбираются из воды на сушу русалки и бегают по полям-лугам. Там, где пробегут, травы будут богаче, урожай лучше. А незамужние девушки на рассвете пускают по воде венки. Поплывёт венок — к счастью, потонет — к беде.
Венки. По воде. Вот оно что.
— Ты венок пускать собралась, что ли?
— Ага. Вот и хотела спросить, дозволят ли? Али со злости сразу под воду утащат…
— И как?
— Простили меня подруженьки! Рады, что счастье своё нашла. Обещали, что плыть моему веночку аж до самого моря-окияна. — Глаза у Марфы засверкали.
— Подруженьки, — задумчиво повторил я. — Простили… Это хорошо. Я, так-то, и сам по натуре альтруист, за мир во всём мире. А то, что драться всю дорогу приходится — так иначе мира хрен добьёшься… Но это ладно, дело десятое. Ты мне вот что скажи. Можно будет попросить твоих подружек сообщить водяному об одной любопытной даме, незаконно захапавшей себе во владение озеро с породистыми карпами?
Отказать Марфа мне, разумеется, не могла и не хотела. Тем более, что ей было до такой степени радостно от возвращения в ряды живых людей, что она вообще в просьбе никакого подвоха не почувствовала. Мы назначили время и место следующей встречи, для передачи информации. И Марфа тут же убежала обратно к реке, со срочными известиями.
А я вошёл в дом, собственно, с одной лишь целью: нормально попрощаться. А то Катерина Матвеевна это дело ценит, но получается-то не всегда.
Попрощавшись, сел в свою карету и отдал приказ — домой. Расслабился, глаза закрыл. Задремал, даже сон какой-то приснился. Пока вдруг по крыше не постучали.
— Ну чего там? — зевнул я и открыл окошко.
— Не знаю, барин, беда какая-то, — отозвался кучер. — Бегут…
От ворот усадьбы — надо же, когда доехать-то успели? — и вправду бежал сломя голову Захар.
— Чего случилось? — Я выскочил из кареты. — Война? Наводнение? Пожар? Всё сразу?
— Как хорошо, что ты приехал! — выпалил Захар. — Там Егор пришёл.
— Делов-то. Накормили человека?
— Вести срочные принёс! Говорит, только тебе передаст.
— Надо же, передаст какой. Ну, бежим.
Мы рванули к дому. Я взлетел по винтовой лестнице и натолкнулся на слоняющегося в беспокойстве по моей комнате Егора.
— Чего приключилось? — выдохнул я.
— Не знаю! — выдал Егор. — Вот, письмо передали.
— Кто? — Я схватил конверт. — Скажешь, «не знаю» — покусаю.
— Прохор! А ему — Петро, а тому — Илья Ильич.
— Едрить, какая цепочка…
Я вскрыл письмо и пробежал взглядом написанное. Беззвучно выругался.
— Важное что? — спросил Егор.
— Важное. Народ собирать начинай. Кого понадёжнее. Гравий, Земляна. Ну, как обычно. И ждите сигнала, пойдём на интересное. Приоритет — критический.
— Так что случилось-то?
— Конкретно тут — ничего, — помахал я письмом. — Это другое. А народ собирай, потому что воистину. Есть вила и водяной. И я думаю, что мы их сможем покрыть одним махом.
— Ви… Вила⁈ — ахнул Егор. — Где ты этакое диво нашёл?
— Места надо знать. Где нашёл, там больше нету… Всё, давай, у меня тут другое дело образовалось. Как соберётесь, перемещайтесь в Поречье, к Илье Ильичу. Дорогу помнишь, надеюсь… Захара захватить не забудьте!
