— Угу… — пробормотал маг, — как интересно… Моя теория явно нуждается в доработке, хотя все же суть происходящего я уловил верно. Хотя… Возможно, нужно чтобы человечество, или даже каждый отдельный человек, перешел в своем развитии некую критическую точку? Или накопил некий магический потенциал… А тогда и мир был молод, и сама Ягурда была не слишком умна?.. И поэтому она так и не смогла…
Облачко мага поднялось под потолок и медленно уплыло прямо в стену, продолжая что-то бормотать.
Я осталась одна. Кипящая каша из мыслей потихоньку успокаивалась, и я снова могла мыслить трезво. Сон давно сбежал, я раскладывала факты по полочкам в своей голове и с ужасом понимала: то, что рассказал Хигрон идеально ложилось в логические цепочки происходивших и происходящих прямо сейчас событий. Более того, тихие позвякивания моей интуиции, как будто бы обрели смысл, я чувствовала, что упущенные мной факты, как ступеньки лестницы ведут в одном направлении. А призрачный маг, прямо сейчас подставил под мои ноги самую первую ступень.
— Кстати, — из стены раздался голос Хигрона, — я совсем забыл сказать. Магия, которой я уничтожил своего приятеля, совсем не магия. А…
— Божественная сила, — перебила его я… Холодок пробежал по спине. Я вспомнила холодный, чужой взгляд Михася. И его слова, о том, что весь наш мир может быть уничтожен.
Теперь мне стала понятно, что настоящая причина этих угроз — страх.
Глава 36
После визита призрачного мага сон сбежал. В голову, как в котелке, который поставили на сильный огонь, бурлили мысли, плескаясь раскаленными каплями, прожигавшими меня болью. Я перекладывала в кладовой сознания все известные мне факты с полки на полку. И события прошлого и настоящего, складывались в трехмерные картины, имевшие второе, а местами и третье дно.
«На Изнанке передвигаться легко», — говорила Хурра.
И это правда. Мои дети с легкостью встречались друг с другом, будучи на разных концах нашего мира.
Могло ли быть так, что Великая Мать, пришла в наш мир точно так же, как Хурра «ходила» смотреть Хрустальную пустыню?
Скорее всего так и есть. Только мои дети «ходят» по нашему миру, а Они по разным мирам. Смотрят, изучают… Им неведомы чувства, их мысли беспристрастны… Ведь недаром любовь к мужчине стала для Великой Матери потрясением, а Тот, кто вселился в Михася, впервые познал страх и ненависть к нам, к людям… К тем, кто оказались такими же, как Они, но другими.
Даже наши души способны любить и ненавидеть. Не зря говорят, что истинная любовь не проходит, и те, кто по-настоящему любили друг друга в этой жизни, обязательно встретятся в следующей.
А еще наши души способны жаждать власти. Даже не имея физического тела… На миг представила, что было бы, если бы Ягурда поняла, какая власть могла бы быть в ее руках, если бы она не стремилась вернуться из Изнанки любой ценой. Стало дурно. Где закончились бы ее амбиции? Ограничилась бы она одним миром, или захотела бы большего?
Если бы Гирем не убил ее… Там, на Изнанке…
Твою же мать! Я вскочила и громко,. Вслух выругалась… Потому что…
— Мам⁈ — Голос Фиодора раздался снаружи. — Ты уже проснулась?
Мой брат осторожно отодвинул циновку, служащую дверью и заглянул внутрь. Солнце уже встало, за его спиной было совсем светло. Это я, за раздумьями не заметила, как погасла свеча отмеряющая время и наступил рассвет.
— Мам! Мам!
Фиодор влетел в наше крохотное подземное жилище, отчего внутри стало еще теснее, выдернул меня из постели и, подхватив на руки, радостно хохоча, закружил вокруг себя… Не слишком сильно, но пару раз я ударилась ногами об стену.
— Пусти! — рассмеялась я, невольно заражаясь его счастьем. — Убьешь сейчас!
И он наконец-то, отпустил меня, но радость, плескавшаяся в его глазах, не позволила ему спокойно сесть, он подпрыгнул на месте, как мальчишка и заорал:
— Она меня любит! Мам! Ты была права! Пока меня не было, Илайя поняла, что я ей нужен! Мам!
— Илайя? — переспросила я, абсолютно уверенная в том, что ослышалась.
Но помертвевшее лицо брата было красноречивее всех слов…
Вся радость исчезла, и теперь он смотрел на меня испуганно…
— Мам, ты только не волнуйся, — король Грилории засуетился, силой усаживая меня на топчан. — Все не так страшно, как тебе кажется…
— Это та Илайя, о которой я думаю⁈ — мой голос звенел. Я хотела зарычать, как дикий зверь, и завыть, как бешеная собака. Но вместо этого послушно опустилась на край постели. И не сводя глаз с встревоженных глаз Фиодора, повторила вопрос, — это та Илайя, о которой я думаю?
— Мам… — начал Фиодор, но я его перебила, не в силах справиться с эмоциями, душившими меня.
— Ты с ума сошел⁈ — тихо, почти шепотом произнесла я. — Фиодор⁈ Тебе мало было Живеллы⁈
— Она не Живелла, мам, — Фиодор присел на корточки и, схватив мои руки, проникновенно заглянул в глаза. — Она совсем другая. Она никогда не плачет… Она сильная, образованная, умная… И она принцесса… Помнишь. Ты говорила, что Живелла мне не ровня? С Илайей я понял, о чем ты говорила, понимаешь? Илайя не просто ровня. Она равная.
— Принцесса говоришь? — горло перехватило. От злости на Илайю потеряла голос и могла только шипеть. Хохотнула. — А эта дрянь сказала тебе какая она принцесса⁈
— Ну, конечно! — уверенно тряхнул головой мой сын. — Конечно, она мне все рассказала. И про то, что долгое время была с Великим отцом… И она не дрянь, мам… Не говори так о моей невесте.
— Невесте⁈ — ярость поднялась пеной и выплеснулась, делая мой голос еще более сдавленным.
— Ну, почти невесте, — Фиодор осторожно улыбнулся. — Эту ночь мы провели вместе. И я хочу сделать ей предложение. Надеюсь она согласиться…
— Нет! — Я вскочила. Кристально-чистая ненависть к Илайе, резала меня по живому, как клинок. — Ты не понимаешь, Фиодор! Эта тварь хочет убить тебя и стать королевой! — заорала я, разрывая связки.
— Мама, она не тварь. — Фоидор смотрел на меня набычившись. Он снова готов был защищать ту, что его обманывала, обманывает и будет обманывать всегда. — Не смей говорить о ней в таком тоне.
Я расхохоталась. Снова! Твою же мать! Все повторяется опять! Только теперь не Живелла — дочь Великого отца, а Илайя-Лирия — дочь Грегорика.
— Это мне решать, в каком тоне говорить о той, которая мечтает убить тебя и надеть на свою голову корону Грилории! — резко осадила я брата. Не только он король, но и я королева. И тоже умею замораживать голосом. — А ты ведешь себя, как дурак, облегчая ей задачу!
— Ей не надо убивать меня, чтобы надеть корону. — Брат встал, возвысившись надо мной на целую голову. И смотрел так, словно хотел прихлопнуть, как надоедливого комара, монотонно жужжащего одно и то же над ухом. — Ей достаточно принять мое предложение, и я сам надену ей корону, мама! Я же говорил! Я все знаю! Она мне все рассказала!
Ну, да, конечно! Я фыркнула. Рассказала она, как же!
— Я не позволю тебе жениться на Илайе, — отчеканила я. — Один раз ты уже сделал по своему, и сам видишь к чему привел тебя твой выбор. Но в этот раз, сын, я не позволю тебе сломать жизнь себе и потерять Грилорию навсегда!
— Мама, — голос брата звучал холодно, — да, тогда я ошибся. Но в этот раз все по-другому. Илайя от меня ничего не скрывает, и я верю ей, как самому себе. Я женюсь на ней. Если она, конечно, примет мое предложение.
— «Если, она конечно примет мое предложение»? — передразнила я его. Наши взгляды скрестились, как клинки. Мне даже показалось, что я услышала звон метала и увидела искры, разлетевшиеся от удара. — Эта сучка никогда не станет королевой! Клянусь…
Я хотела принести клятву Древним Богам, чтобы подтвердить серьезность своих намерений, но Фиодор мне не позволил. И перебил меня, еле сдерживая ярость, которая тем не менее прорвалась и в его взгляд, и в его голос:
— Я запрещаю тебе говорить о ней в таком тоне! — от его рыка зазвенело в ушах. А давление королевского дара, с силой толкнуло сверху вниз, вынуждая склонить голову. — Илайя будущая королева Грилории. И это мой выбор! Выбор короля, которого ты сама назвала сюзереном своей страны и себя. И если ты позволишь себе еще одно оскорбительное высказывание в ее адрес…
