Тысячелетний воин Ярополк (СИ) - Осипов Игорь

Подвал был тёмный. Приходилось щуриться и подолгу вглядываться вглубь, куда свет солнца, проникающий через распахнутую дверь, не мог добраться. А вскоре показались и те твари, ради которых нас вызвали. Ничего необычного. Обычные навьи ходоки. Бродячий труп. И самым непонятным было в них то, как они здесь оказались. Место-то неподходящее. Было бы кладбище, ещё можно понять. А ещё, на животах мертвяков, или как их величают ныне, зомбиев, имелись следы от пуль. Ну, это как раз понятно. Человек, ушедший в Навь не своей смертью, оставляет свою ярость, жажду мести и ненависть в Яви.

Мертвец в джинсах и кожаной куртке, хрустя зубами, повернулся ко мне и заскрежетал что-то нечленораздельное, а потом пошёл в мою сторону. А из темноты дальнего закоулка показались ещё четверо. На одном не было верха и всю кожу покрывали татуировки. Аж весь синий казался.

– Мурка, – позвал я кошкодевочку, – прощупай-ка его.

– Мерзко, – коротко ответила она.

– Пульни в него камушком, – тут же пояснил я, и девочка одним хлёстким движением, похожим на восьмёрку, отправила гайку в ближайшего.

Снаряд попал в мертвеца со шлепком сырого мяса. Мертвяк утробно заохал и нелепо дёрнул рукой, пытаясь запоздало отмахнуться от гайки, как корова хвостом от быстрой мухи.

– Ясно, – прошептал я и с коротким замахом ударил мечом.

Клинок попал в шею этого мертвеца, отчего тот забулькал раной в горле. Бить в тесноте несподручно, посему не смог смахнуть голову с плеч. Были бы в поле, да на коне, другое дело. До пояса бы располовинил. Не впервой.

Пришлось ударить ещё два раза, разбрызгивая чёрную кровь по стенам, трубам и потолку. Мертвяк забулькал сильнее, но не упал, а продолжал слепо размахивать руками.

– Гореслава, ты снимаешь?! – позвал я лесную деву, а потом обернулся.

Богиня стояла спиной к нам, скорчив глупую рожицу и вытянув левую руку со смартфоном далеко веред. Аппарат сверкнул белой вспышкой, а потом ещё раз.

– Ты чё делаешь?! – возмутился я, оттолкнув обезглавленное тело ногой от себя.

Ходячий труп попытался устоять, но упал на спину и начал дёргаться, как припадочный.

– Селфи, – ответила Гореслава и ещё раз сверкнула смартфоном.

– Какую нахрен селфу? Снимай давай!

– Я и так снимаю. Хочу, чтоб меня тоже видели. Я же богиня.

– Дура ты, а не богиня! – возмутился я и со всей силы ударил по рукам пытающегося встать мертвеца.

– Не сердись, братик. Какая есть, – игриво ответила дева и повернулась. – Улыбочку.

– Какая улыбка? Сделай хоть что-нибудь!

Дева вскинула руку, так, чтоб ладонь оказалась между стеклянным оком смартфона и мной, а по её перстам побежало блёклое голубое пламя. Подушечки же пальчиков вспыхнули, как зелёные угольки.

– Лови.

Я едва успел обернуться и выставить клинок, держась за рукоять обеими руками. Один из мертвяков, нелепо изогнувшись, ковылял ко мне, словно его схватили за шиворот и толкали в спину. Навий ходок на полном ходу налетел на меч, проскользнув почти до перекрестья.

– Да твою мать! — закричал я и пнул этого уродца в живот, стараясь стряхнуть охающий труп с железа, пока тот пытался достать меня своими скрюченными пальцами.

– Кастетом его. Кастетом!

– Каким, к чертям, кастетом? Я дотянуться не могу. Если отпущу, придётся, как карася с крючком на морде ловить.

Это же не подранок! Нежить подранками не бывает!

– Можно я! Можно я! — вдруг заголосила девочка-рысь, прыгая на месте, как ребёнок на ярмарке при виде карусели.

– В кармане. Да не в том! – закричал я, когда Мурка начла лапать мою одежду.

Она поднырнула под меч, отвела руку и со всей силы саданула мертвяка в живот. Между кастетом и ходоком проскочила синеватая вспышка, и труп отбросило к стене. Сила удара при этом была такова, что рёбра разошлись, явив миру чёрные потроха. Словно жабу телегой переехало.

Я шумно втянул воздух и поглядел на клинок, который чуть не вырвало у меня из рук отброшенным трупом. На стали виднелись разводы чёрной крови. И при всём этом мертвяк, который упал на пол, ещё пытался ползти в нашу сторону. Пришлось подойти поближе и отрубить руки, чтоб не был так опасен, а без рук неуклюжая нежить и встать-то не сможет. Даже если и ноги дёргаются.

– Гореслава, – произнёс я, – ты же богиня! Взмахни своей божественно дланью! Пусть сдохнут окончательно!

– Не могу, – отозвалась лесная дева.

– Да твою мать, почему?! – не выдержал я и ещё раз рубанул по мертвяку.

– У меня ни жрецов, ни верующих. Я быстро выдохнусь. Хотя бы пару человечков, и то проще будет.

– Я в тебя верю, мать твою! — закричал я.

– Это не считается – ты мой братик.

– Я тебе буду колени целовать! Делай что-нибудь!

Она шумно вздохнула и покачала головой.

– Лучше ликёра купи. А то от твоих лобызаний пользы не будет.

– Дура бесполезная, – процедил я. — Всё самому делать придётся.

– Я лечить могу, – обиженно протянула дева, строя из себя паиньку. И ведь специально притворяется. Точь-в-точь как Ждана говорит. — Батарейка села! — добавила она в конце.

Я тихо выругался и пошёл к следующему мертвяку. Тот запутался в свисающих с потолка проводах и нелепо дёргал руками, словно пытался ударить невидимого противника. Добить его было легче лёгкого. Я просто воткнул ему в лицо посеребрённый метательный нож, от коего, помимо раны, изо рта, ушей и носа мертвеца полезла чёрная пена. Сам он затрясся, как этот... слово ещё хитрое читал... эпилептик. Да и тело его там, где серебро вошло в мёртвую плоть, начало раздуваться, словно пчела укусила. Большая такая, размером с барана.

Глянув на двух слабо шевелящихся недобитков, я достал ещё один нож и швырнул в раздавленного кастетом.

– Мурка, прикончи.

Девочка-оборотень радостно подскочила к трупу, а когда схватила посеребрённое оружие, взвизгнула и затрясла обожжёнными пальцами.

– Тряпкой обмотай! — прокричал я, коротко глянув на девчурку и сделал колющий удар клинком в лицо навьему ходоку. — Да сдохни ты наконец, мразь! — выругался я, шурудя остриём в ране булькающего трупа, а потом ругнулся ещё раз, но от неожиданности.

По моим рукам пробежала яркая рыжая молния. Она скользнула вдоль клинка и исчезла в ране. Плоть мертвеца сразу зашкворчала чёрными брызгами, как кусок мяса на сковороде.

– Ох, блин, – выдохнул я и вынул меч.

Кончик пылал, словно его вынули из кузнечного горна, а когда начал остывать, на железе осталась синеватая окалина и пригоревшее мясо. Я медленно обернулся, поймав хмурый и серьёзный взгляд Гореславы. Она открыла рот, чтоб что-то сказать, а потом закрыла, передумав.

Я поглядел сперва на меч, а потом на упавшего к моим ногам навьего ходока.

– Не понимаю.

А потом взгляд упал на ещё одного мёртвого. Быстро скользнув к нему, я повторил удар. Клинок вонзился в плоть, но никакой молнии, никакого каления железа не произошло. Хорошо, что передо мной был не здоровенный детина, а хлюпик, которого получилось располосовать на куски даже в этой тесноте. Хотя пришлось для добротного замаха немного присесть, как при пляске в гопак. Но ноги не подвели, и я вскочил с места, ударив ещё одного. Меч застрял в грудине, да к тому же мертвяк ухватился за клинок руками, отчего с ладоней начали падать хлопья чёрной шипящей пены, и из раны полезла та же гадость. Я ударил его ногой в живот, пытаясь стряхнуть с клинка, но ничего не получилось.

– Пригнись! — послышался крик Гореславы.

А когда я наклонился вбок, голова трупа разлетелась темными брызгами, оставив шмотки проклятого мяса на потолке и трубах. Словно камень в ведро с дерьмом кинули, и то испачкало всё вокруг.

– Вотжешь, – процедил я, чувствуя клок плоти на лице.

Но зато можно передохнуть. Нежить кончилась и предстояло собирать добычу. За это с радостным усердием взялась Мурка. Она орудовала украденным у меня охотничьим ножом, отрезая остатки голов мертвецам.

Наступила тишина, разбавляемая только чавканьем плоти и сопением девочки-оборотня. Так тихо бывает утром в лесу, когда ранние птахи ещё проснулись, а ночные звери ложатся в свои логова, догрызая остатки добычи.