— Будет славно, если удастся прояснить судьбу того полона. И выяснить, как их можно освободить.
— Но сразу скажу — ничего не обещаю. Это дело такое… — развел руками собеседник.
— Я все понимаю. Давайте вернемся к торгу. Вы знаете мои условия?
— Мы разное слышали. Лучше сам скажи, что предлагаешь.
— Арак в присутствие Вернидуба освободил меня от всяких платежей на три лета. Как пострадавшего от набега. Одно уже прошло. Есть еще два. Чем я воспользоваться и хочу, и вас приглашаю.
— А он будет выполнять свои обещания?
— Прошлым летом выполнил. Как поступит этим — не знаю. Но мы попробуем подготовиться. Если выставить к этому торгу полтора-два десятка человек с копьями и щитами — Арак не рискнет открыто шалить. Скорее всего, промолчит и отправит кого-нибудь набег, а это либо осенью поздней придет, либо по весне или даже ранним летом. Так или иначе, мыслю, этим летом торг вполне состоится с ромеями. Кроме того, быть может, удастся договориться с Араком за долю лично ему. Все-таки Златка, моя будущая жена, племянница жены Сарака. Родственница. Но надежды на это мало. Впрочем, даже если не сладится — все равно разок расторгуемся.
— Добро. — кивнул самый старый представитель.
— Чтобы вам не подставляться под удар роксоланов я предлагаю оставлять товар мне. Шкуры там и прочий промысел. То, что выручим с продажи, поделим пополам. Либо сразу берите долю моим железом, но поменьше — не пять частей из десяти, а четыре. В конце концов, это мне тут с копьями бегать и от всяких тварей отбиваться.
— А не много ты себе оставляешь?
— Можете сами с ромеями торг промыслом вести. — пожал плечами Беромир. — Полагаю, вы прекрасно знаете, чем это закончится.
Они все скривились.
Знали.
И судя по выражению лица, относились к этим обитателем степей ничуть не лучше, чем иные. Видимо, потому и приехали к нему.
— Может, сразу дашь нам половину?
— Вы хотите, чтобы я вам предложил условия лучше, тем иным шести кланам? Почему?
— Кланам?
— Я так, на кельтский лад, зову большие рода. Чтобы путаницы не было. Семьи собираются в рода, а те в кланы.
Собеседники покивали, принимая ответ. Беромир же продолжил:
— А что вы не отвечаете? Я ведь не против уступок. Просто объясните, почему я вам должен предложить более выгодные условия, чем иным кланам.
— Зачем тебе столько?
— Вы видели этих ребяток. — кивнул он в сторону учеников. — Их надо кормить. Их надо одевать. Их надо учить и вооружать.
— Их же кормят собственные рода и… кхм… кланы. — произнес молодой представитель.
— Так, да не так. Они их обеспечивают только чтоб не сдохли. По самой малости. А им тяжело трудиться надо. Укрепляться. Есть им нужно намного больше, чем простым пахарям. Молотом махать не языком чесать — здесь и сила нужна, и выносливость. Без доброго кормления ничего из них не выйдет…
Понимание пришло не сразу.
Поначалу ходили по кругу, переливая из пустого в порожнее. «Лед тронулся» только когда им дали посмотреть изделия Беромира, пощупав их руками. И сакс, и копье, и прочее. Тигельный металл вызывал у них не то, что восхищение, но очень близкие эмоции.
Цокали языками.
Постукивали ногтем, прислушиваясь.
Опробовали на всяком.
Испытывали на изгиб да удар.
И если поначалу они были весьма упрямые и тугие, то теперь, после демонстрации поделок, поплыли как масло в печи. За ТАКИЕ ножи да топоры они, пожалуй, и на треть согласились бы. Ибо стоили они существенно выше объявленного Беромиром…
Где-то до обеда так и проболтали. После чего гости расположились отдыхать, а сам Беромир вернулся к текущим делам.
— Ты приметил уже? — спросила Мила, отведя его в сторонку.
— Что?
— Ученики твои шепчутся. И зыркают на тебя недовольно.
— А о чем они шепчутся, слышала?
— Что, де, ты служишь лишь Велесу. Оттого и измываешься над ними, идущими по пути Перуна.
— Как интересно, — покачал головой Беромир. — А кто у них заводила?
— Я не знаю. Лишь шепотки слышала. Едва разобрав, о чем они говорили.
— С чего они вообще бурчат?
— Тут никакого секрета нет. — грустно улыбнулась Мила. — Тебе не простили то, как ты Дрочилу [107] унизил. Он сын самого влиятельного старейшины Быстрых медведей. А ты — из худородной семьи. И негоже тебе с ним так обходиться.
— А если бы я вызвал его в круг и убил?
— Слова бы никто не сказал. Но ты ведь его просто унизил. Сначала избил, а потом выгнал. Это страшный позор. Ведь в глазах родичей он провалил пробуждение.
— Инициацию… — тихо произнес Беромир.
— Что? — не поняла Мила.
— Неважно. Так что, быстрые медведи теперь со мной торговать не станут?
— Отчего же? Им сие полезно до крайности. Но будь уверен — камень за пазухой придержат. Теперь тебе с ними нужно вести себя осторожно. Да и среди этих, — махнула она головой неопределенно, — хватает сыновей из уважаемых родов. В их понимании ты поступил не по справедливости и не по обычаю. Теперь же их заставляешь вон — сок с берез да кленов собирать, а не делом добрым заниматься. И так во всем. Они, де, шли учиться как железо получать да ковать, а ты их за нос водишь.
Беромир смачно выругался на великом и могучем.
— Это что за язык? — поинтересовалась будущая теща.
— Неважно. — покачал головой он, а потом добавил с раздражением. — Я, вообще-то, не просил назначать меня ведуном и собирался, подготовившись немного, уходить. А меня во все это говно втягивать стали. Навязались мне на голову…
— Ты человек Велеса, — улыбнулась как-то по-доброму Мила. — Не понимаю, что и как разглядел Вернидуб, но я в тебе не сомневаюсь ни на удар сердце. Люди Перуна они другие.
— И почему ты так решила?
— Человек Перуна готов открыто бросить вызов, если считает дело справедливым. Как тот неудачливый ученик. А ты весь в земных заботах и продуманный.
— А чем я тут, по-твоему, занимаюсь? — нахмурился Беромир.
— Как чем? Жизнь свою устраиваешь.
— Нет. Готовлюсь бросить открытый вызов роксоланам…
В этот момент кусты невдалеке зашевелились. И Беромир не долго думая кинул туда копье, что держал в руке. На звук. Но мимо. Когда они туда зашли с Милой, никого уже не было. И следов не наблюдалось.
— Зверь может? — поинтересовалась женщина.
— Двуногий, — усмехнулся ведун, указав на небольшую веточку, со свежим изломом, расположенным слишком высоко для обычного зверя. — Если же тут находился кто-то крупный, то без всякого сомнения наследил бы знатно. Те же клочки шерсти оставил бы. Но нет…
Беромир подозвал Мухтара, но тщетно.
Пес попросту не умел брать след и, обнюхав место, сел на попу с равнодушным видом. Никакой тревожности. Волчицы же держали дистанцию. Да и команд не понимали, так что их тоже припахать не получилось.
— Свой кто-то, — резюмировал ведун. — Видишь, пес спокоен. Шепчутся, говоришь?
— Видимо, уже не только шепчутся…
Глава 3
167, май, 2
Беромир пел.
Много.
В чем-то даже неплохо.
Там, в прошлой жизни, он это делать любил, но не умел. Поэтому максимум по пьяни в караоке мог «поорать» что-нибудь про любовь, у которой села батарейка или бег по выжженной земле в гермошлеме. Но желательно так, чтобы не солировать. Ибо в таких случаях сам ужасался со своих вокальных данных.
Здесь же у парня нашелся и голос, и слух.
Прямо на удивление.
Вот он и решил скрестить эти новые обретения со своим старым опытом пения. Но, к сожалению, отнюдь не для развлечений.
Дело в том, что ситуация в коллективе складывалась дурная. Слова Милы он проверил, и они подтвердились. Из-за чего тех, кто больше всех возмущался, Беромир стал сильнее загружать работой. Дабы им стало не до того. И не рутиной, при которой можно поболтать, а такой, где это не сподручно.
