***
Я остро ощутил, как сильно люди Северной Шилдарии ненавидят гоблинов, отправившись за брошенной в лесу каретой засветло. Хотя на мне был надет подвернутый снизу по росту походный плащ, скрывающий большую часть тела, и прохожие могли видеть лишь нижнюю часть выглядывающего из-под капюшона лица, я наслушался сотни окриков: «Вор!» «Урод!» «Мерзкий карлик!», «Зеленокожий мусор!» «Вали отсюда на свои болота!» от совершенно незнакомых людей.
Я им ничего не сделал, а они считали своим долгом оскорбить и унизить меня при встрече. Деревенские дети бросали в меня камни, прохожие плевали в спину или пытались пнуть ногой, но я не стал жестко мстить и поголовно вырезать недоумков. Просто отпинал ногами детей, заставив их жрать навоз, увернулся и столкнул в дорожную канаву тех, кто хотел это сделать со мной, а у тех, кто обозвал меня вором, вернулся и подрезал их кошели. Раз меня таким видят, буду соответствовать.
Открыли рот, чтобы оскорбить совершенно не трогавшего их путника – получите, распишитесь. Я - ходячая карма в действии. После этого выслушивать жалобные просьбы «Отдай, прошу, отдай мой кошелёк» от обвинивших меня в воровстве людей было, как бальзам на душу. Я даже сжалился над некоторыми, особенно сокрушавшимися и сожалевшими о своем поведении. Бросал их кошелек в сточную канаву, пусть забирают. Мне от их жалких десяти медных монет толку немного, зато какое удовольствие смотреть, как холодной весной люди прыгают по пояс в канаву, чтобы вытащить со дна свою мелочь.
Вначале я отвечал каждому обидчику, потом каждому второму, третьему, пятому, а позже под настроение, в зависимости от мерзостности их поступков. Кошельки за обвинение в воровстве срезал очень часто. Пусть лучше боятся меня, разбегаются при одном моём появлении и ненавидят на расстоянии, боясь пискнуть, чем я буду терпеть их поток помоев. Неплохо было бы проучить всех, ведь я, словно «ё» - отброс в толпе «Бешек», но не бесправный и слабый, а вполне способный за себя постоять. Но если на всех отвлекаться, то слишком много времени займет мой путь, а девушки-кошки за это время могут оказаться в опасности. В безлюдных и малонаселенных районах передвижение шло гораздо быстрее и через два-три часа я добрался до того района долины, где по памяти оставил карету с Каа и Шии.
К счастью, зверолюдки не пострадали, лошади и карета тоже. Похоже, в пещеру после моего визита никто больше не наведывался, так как ночью мне показалось, что я неплохо спрятал карету, а днём её было видно невооруженным глазом уже с пятидесяти шагов. Лес был слишком лысым, чтобы обеспечить столь крупному транспорту с двойкой лошадей яркого окраса хорошее прикрытие.
На всякий случай я еще раз наведался в пещеру. Ещё раз подивился, как идеально магическая, оптическая иллюзия скрывает довольно просторный зёв пещеры. Даже при ясном свете дня, зная точно, что там есть проход, заметить его было крайне сложно.
Окинув темную пещеру пристальным взглядом, я заметил, что ещё забыл прихватить с собой, утомившись от сбора трофеев в прошлый раз. Дровишки у костра, ручки сгоревших факелов и стойки для них под каменными стенами тоже мне пригодятся. Собрав черенки и стойки, я вернулся к карете и переговорив с уже проголодавшимися к позднему обеду зверолюдками, залез на место кучера, чтобы вернуться в город с ветерком.
***
Как бы я ни скрывал свою внешность плащом, низкий рост и зеленоватые, когтистые пальцы на руках и ногах было не скрыть без подходящих по размеру ботинок и перчаток. Размеры обуви и тела у меня были детские, и ничего из собранного со взрослых людей мне не подходило. На будущее можно было пошить себе одежду и обувь под заказ, но мерзкое отношение людей за городом, в самом городе лишь усугубилось.
Городская стража не захотела пропускать гоблина и двух зверолюдок в город, посчитав, что я украл карету, сбегая от хозяина с двумя беглыми рабами. Меня даже не стали брать под стражу, а сразу попытались убить, а Каа и Шии грубо вышвырнули из салона, обзывая мелкими потаскухами, рабами, которым не место в уважаемой и свободной от рабства столице прекрасной Северной Шилдарии. Тут меня конкретно накрыло, я психанул и вырезал к чертям собачим всех шестерых человек городской стражи. Все, кто это видел стали разбегаться с воплями: «Убийца!» «Стража!».
Сбивать не успевших увернуться крикунов лошадьми и давить их каретой было истинным наслаждением. Я прямо чувствовал, как во мне укрепляется и закипает жгучим огнем ненависть ко всему местному людскому населению. Это не люди, а нелюди какие-то! Что я сделал страже, что они попытались меня замочить при одном только взгляде на мои когтистые пальцы? У них абсолютная непереносимость гоблинов? Это не мои проблемы, что они настолько фанатично агрессивные ксенофорбы, что не оставляют мне никакого выбора.
К замку я приехал в очень скверном настроении. По городу разбежались люди, кричащие на каждом углу о том, что в столицу прорвался гоблин-убийца. Теперь от меня будет убегать или пытаться убить каждый встречный. Что за конченые уроды живут в этом городе и стране! Как же они меня достали. Я злился на них и на себя. Можно было как-то менее заметно проникнуть в город и эта ситуация бы не возникла, но в душе я тоже человек, поэтому для меня быть в людском городе было так же естественно, как гоблинам на болоте. Эх, почему я не выбрал другого персонажа перед входом на шестой этаж, был бы красавцем-эльфом или просто парнем-человеком. Это в сто раз лучше, чем быть изгоем и монстром для всех окружающих.
У ворот королевского замка ситуация чуть не повторилась. Стоявшие на страже люди отказывались открывать ворота и пропускать меня внутрь. Я сказал, что меня ждёт принцесса Виола и магесса Вилайлай, что я помощник эльфийки, но меня просто не хотели слушать. Мой голос, видите ли, слишком мерзкий и неприятный.
Если бы Вилайлай не вышла на стену, а затем разрешение не дала сама принцесса, меня бы так и не впустили. Позже мне стало известно, что меня не впускали не только, и не столько из-за того, что я выглядел и звучал, как гоблин, а сама карета была человеку на воротах знакома. Он заподозрил, что я шпион графа Сардука, а внутри кареты может находиться целая армия головорезов, но вслух мне этого не сказал, чтобы я мог объясниться. Этот гад просто издевался надо мной!
В замке принцесса Виола стала меня подробно допрашивать, где я был вчера, что видел, с кем, как, когда попал в замок. Уже заряженный негативом я отвечал неохотно, кратко и в основном неправду. Не стал говорить, что я обнес склады и все открытые комнаты цитадели замка, а к похищенным графом ларцам я прибавил большой сундук с медью, и парочку с серебром. Принцесса мне ни одного тёплого слова не сказала с момента нашей первой встречи. От неё исходили одни презрительные взгляды и приказы: «дай», «скажи», «покажи».
Не хотелось мне с ней вообще разговаривать и в городе этом ксенофобском оставаться, а тем более вникать в проблемы пустой казны и злых-презлых грабителей. Да в этом городе обычные жители ничем от тех бандитов-головорезов, что я подчистую вырезал в пещерном лагере, не отличались. Да они были даже менее гнилыми, чем эти злобные мрази. Составив мнение о головорезах Сардука, я просто ещё не познакомился с другими местными обитателями. Посчитал, что таких добрых и отзывчивых, как тот погибший на мосту мужчина, здесь большинство, а всё оказалось с точностью до наоборот. Добрые, заботливые и терпеливые к другим расам люди здесь большая редкость. Если вообще найдется второй такой человек во всей округе.
Всё же, в результате расспросов, постепенно Вилайлай и принцесса выяснили, что я один пробрался в замок и устранил всех предателей и бандитов. На вопрос: «А кто же тогда забрал и вывез всё ценное?» я прикинулся дурачком с ответом: «Не знаю». Не знаю, и всё! Хоть ты застрелись. Принцесса меня подозревала и осталась расспросами недовольна. И плевать! Мне её страна и население города должны компенсацию за моральную травму. Травля опять напомнила мне детские годы в гетто. Там условия жизни вынуждали быть тихим и незаметным, чтобы маньяки не зарезали, не пустили на мясо каннибалы или нарики-хирурги на органы не пустили ради очередной дозы.
