Элирм VII (СИ) - Готлейб Владимир

Подобрав свои вещи, я взвалил рюкзак на спину и направился прочь. А затем долго, очень долго слышал доносящийся в спину вопрос: «Зачем⁈»

Но я не отвечал на него и даже не оборачивался.

Так я блуждал по безжизненным пустошам еще около суток, прежде чем моя доброта сыграла со мной злую шутку: я понял, что взвалил на себя слишком много. Я надорвался и был истощен.

Голодный, израненный, добровольно лишивший себя очков параметров, я продолжал с упорством маньяка идти вперед. Остановился. Выбросил разгрузку, бронежилет, топор, кучу лишних вещей. Хотел еще выкинуть автомат, но потом вспомнил, что утопил его в той холодной реке.

Избавившись от лишнего веса, стало полегче. Хватило еще километров на десять, после чего я впервые опасно пошатнулся и увидел Диедарниса.

Титан находился прямо передо мной. Более того, куда бы я ни поворачивал голову, он всегда маячил перед глазами. То сидел на бревне. То стоял, опершись спиною о большой камень. То разглядывал свое отражение в грязных лужах.

— Никак не могу решить: герой ли ты или тупой идиот, — в какой-то момент произнёс он. Затем исчез и, появившись в другом месте, продолжил: — Не поделишься, почему ты решил спасти этот мусор?

— Ты сам мне на это намекал. Разве нет?

Мегалодон удивленно вскинул бровь.

— «Спасаться или спасать». «Все обретенное вы заберете с собой». Гарпунщик и окровавленная акула, протягивающая тому трубку мира, как отсылка на нашу с Беларом встречу в рыболовецком магазине. И даже, мать его, мертвый опоссум.

— Мертвый опоссум? — усмехнулся титан.

— В некоторых культурах это не только предзнаменование смерти, но и символ перехода — знак того, что нужно оставить старое позади, чтобы перейти к новому, — пояснил я. — Именно за этим ты решил нас «связать». Чтобы я протянул ему трубку мира.

— А ты проницателен. Научился смотреть правде в глаза, — Диедарнис заинтересованно склонил голову набок. — Но сделал ты это не только потому, что его пожалел. Но еще и потому, что за последнее время ты неплохо усвоил приемы грязной драки. Следовательно, на одной чаше весов было проявление милосердия, а на другой — тонкий расчет. Я прав?

— Все верно, — не стал отпираться я. — Смерть Фройлина бы ничего не решила.

— Однако чудесное спасение может оказать влияние на его мировоззрение касательно «двадцать первых». И в будущем внести семя раздора в ряды Небесного Доминиона.

— Да. Но это не главное. В первую очередь я все-таки его пожалел.

— Я в курсе.

Мегалодон щелкнул пальцами, отчего под ногами разошлись глубокие трещины, словно следы от взрыва. Я споткнулся и с размаху грохнулся о землю.

— Поразительно… — протянул он. — Изголодавшийся, израненный, получивший смертельную дозу облучения, ты продолжаешь думать о будущем. Притом, что совсем скоро твоему телу будет просто неоткуда брать энергию и оно умрет.

— Полагаю, в этом плане мы с тобой в чем-то похожи.

— Не думаю.

Дематериализовавшись, титан возник в луже смолы. Долго шагал рядом со мной рука об руку и, спустя пару километров, снова заговорил:

— Удивительно, сколько всего нового я почерпнул в голове Ады. Скажи, ты знаешь, что такое «число Альфа»?

Я достал из кармашка бутылку воды. Хотел сделать глоток, однако внутри не оказалось ни капли.

— Одна сто тридцать седьмая. «Подпись бога».

— И что это значит?

— Погугли, е-мае…

— Надо же, у тебя еще остались силы шутить, — усмехнулся тот. — А знаешь, сколько было шансов, что все пойдет не так и Вселенная будет обречена на провал в первое же мгновение своего существования?

— Десять в степени десять в степени сто двадцать три… — вспомнил я давно прочитанный факт.

— Это же абсурдное число. Слишком большое.

— И?

— И это косвенно доказывает, что Творец существует. Не боги, оккупировавшие слои реальности, а настоящий Создатель. Тот, кто одарил тебя душой.

— И это должно меня успокоить?

— Несомненно. Это привилегия, которой в отличие от тебя я был лишен. Даже у Гундахара она есть.

— Я скоро умру. Уверен, что хочешь беседовать со мной о метафизике?

— А почему нет? Или смерть тебя пугает?

— А тебя нет?

— Когда долго пребываешь на дне, видишь обратную сторону вещей, — лицо Диедарниса озарила та самая безумная блуждающая улыбка. — Поэтому нет, не пугает. Ибо в отличие от вас я понимаю простую истину: если я сдохну — в мире ничего не изменится.

— Ты уже его меняешь.

— Тем, что впервые за три с половиной тысячи лет поймал в свои сети парочку рыб? Не смеши меня. В этом нет ничего особенного. Вы умрете. Я разрушусь. И какой в этом смысл?

— Любое кино рано или поздно заканчивается, но ты все равно его смотришь.

Щелчок пальцами, и почва под ногами стала влажной и мягкой как вулканический пепел. Ноги увязли, в спину дохнуло жаром. В воздухе стоял запах гари и разложения, а справа и слева появились глубокие огнедышащие провалы.

— Возрадуйся, бесстрашная душа! Пылающее бремя подходит по твоим стопам! — громко проорал титан. — Признай, потомок стихиалия, что в глубине души ты считаешь себя особенным. И отказываешься верить, что скоро конец.

— Возможно.

— Забавно, да?

— Забавно?

— Вы все одинаковые. Буквально каждый из участников рейда считает себя главным героем. Ключевым персонажем истории, без которого сюжет тотчас развалится как карточный домик. Но что если это ложь? Одна большая огромная ложь. Ты умрешь прямо сейчас, но ничего не изменится. И хуже того, весь остальной мир этого даже не заметит.

— Не скрою, будет обидно.

— Тогда возьми сферу от «Галинакса». Заверши испытание прямо здесь и сейчас, — мегалодон протянул мне проклятую сферу Окруса. — Сделай это. Да побыстрее, ибо окно возможностей вот-вот закроется.

— Не буду.

— Почему?

— А чисто из вредности. Потому что ты больно активно на этом настаиваешь. И вряд ли обрадуешься, если я поддамся твоему искушению.

— Но ты умрешь.

— Да и хрен со мной. Тебе-то какая печаль?

— Ты либо идиот, либо становишься похож на Гундахара, — улыбнулся Диедарнис. — Что ж, я сделал, что мог. А на этом я вынужден попрощаться. Время умирать, Эо О’Вайоми, время умирать…

Титан исчез, и в следующее мгновение я услышал позади себя яростный вой.

Собаки!

Целая стая мутировавших овчарок, которые напали на меня спустя пару минут.

Поначалу я даже умудрялся отбиваться. Действуя на автомате, как в бреду, пошатываясь и плохо соображая, я буквально вывозил на исчерпанном до дна резерве чудес. Разрядил обрез. Отстрелял оставшиеся четыре патрона «Макарова». Выхватил нож и пронзил сердца двум особенно агрессивным особям, но в конечном итоге повалился на землю. Почувствовал, как одновременно в десятках мест в мою кожу впились острые клыки и начали рвать изможденное тело на части.

В скором времени мир снова завертелся тягучей каруселью. Боль неожиданно пропала, звуки утихли, и только странное давление наравне с ощущением теплой сырости давали понять, что я по-прежнему жив. Перед глазами промелькнуло нечто синее… следом черное… ну а затем меня с головой накрыла непроглядна тьма…

Проблески света… холод в конечностях и голос, доносящийся будто издалека…

— Спи, стихиалиевый засранец, спи. Ты ведь у нас сволочь избранная, особенная. Ну а до выхода я как-нибудь сам тебя дотащу. Это же мне, черт подери, больше всех надо в Орлионтан.

Окончательно пробудившись, я медленно приоткрыл глаза. Увидел звездное небо, костер и темную фигуру напротив, которую невозможно было спутать с кем-то другим.

— Если бы я не забрал ту аптечку — ты бы подох. Говорил же: тебе нужнее, – улыбнувшись, генерал протянул руку и дважды хлопнул меня по плечу. — Ну и как тебе, испытание Диедарниса?

— Честно? Были моменты, когда я думал, что это конец. Что это последняя глава нашей истории и продолжения приключений больше не будет.