Тропы зазеркалья (СИ) - Шарапов Кирилл

Радим включил прикроватную лампу и, не обращая на спятившую Зотову никакого внимания, так та была уже не опасна, бросился к Ольге.

Бушуева лежала на спине, раскинув руки, лицо ее белым, глаза распахнуты.

— Радим, больно, — прошептала она, под ее спиной по деревянному полу начало растекаться пятно крови.

Радим резко перевернул ее на бок и, схватив с тумбочки упаковку с салфетками, принялся промакивать кровь, обильно льющуюся из раны, потом плюнул и, заткнув дырку, непредусмотренную природой, пальцем, принялся чертить руну здоровья, прямо по крови.

— Больно, — шептала Ольга, но Радим отстранился от нее и от мира, сосредоточившись на сложнейшей руне.

Трижды он ошибался и начинал чертить сначала. Наконец, все вышло, и он принялся накачивать знак энергией. Тот был затратным, и почти сразу забрал у него три четверти резерва, но вот он засиял зеленью, рана была небольшой, отравы в организме не было, так что, руна справилась минут за десять, убрав все повреждения.

— Больше не больно, — прошептала Ольга. — Что ты сделал?

— Вылечил тебя, — вытирая пот со лба руками, измазанными по локоть в крови, произнес Вяземский.

— Что случилось? Меня что-то с силой ударило под левую лопатку, я почувствовала боль, а потом ты меня сбросил. Пришла в себя на полу, когда ты склонился.

— Влада случилась с ножом для колки льда. Видимо, украла в баре, когда персонал отвлекся. И, похоже, она все вспомнила.

— Плохо, — вставая, и разглядываю лужу крови на полу, подвела она итог. — И что делать будем?

— Ничего не будем, — тяжело вздохнул Радим. — Сейчас ей память сотру, погружу в сон и домой отволоку. В каком она коттедже, я знаю, проследил по зеркалам на всякий случай. Приберемся тут, и все. В Энске думать будем. Вероятно, триггером к восстановлению воспоминаний послужило то, что мы оказались очень близко, ее тянуло ко мне, и, видимо даже, руна памяти была неспособна до конца вырвать меня из ее головы. Теперь ты понимаешь, насколько она опасна?

Ольга посмотрела на девушку, лежащую на кровати лицом вниз, и кивнула, после чего подошла и перевернула на спину.

Радим же уставился себе под ноги, прикидывая, как все прибрать так, чтобы следов не осталось, нечего давать персоналу отеля повод для беспокойства.

— Уже не опасна, — обреченно вздохнула Ольга, — но у нас новая проблема, что нам делать с телом?

Радим устало повернул голову, в тусклом свете лампы было отчетливо виден нож для колки льда, который вошел точно в сердце. Он был достаточно длинным, чтобы достать до органа, перекачивающего кровь. Вот, кстати, ее почти не было, так, немного, вокруг раны, кровать была чистой.

— Судьба у нее такая, — произнес он, и на секунду мир качнулся.

Хоть он и не убивал ее, но, можно сказать, стал причиной гибели, а Влада не двойник красноглазый, который и не человек вовсе, и не перебежчик к англичанам, вставший на путь террора против своей страны, это была женщина, с которой у него связано много теплых и светлых воспоминаний. И вот теперь она лежит мертвая у него на кровати с железкой в сердце. Но сейчас не время для душевных терзаний.

— На пирсе нет камер, я проверял, есть одна в баре, несколько в лобби. Так что, куда ушла ночью русская, вряд ли выяснят, тело в проход между мирами, там ее никто не найдет. Да, у местных появится висяк, но лучше висяк у них, чем петля на шее у нас. Не проболтаешься? — вопрос не праздный, перед ним стояла перемазанная в крови подполковник ФСБ. Вины в гибели Влады на них нет, но они находятся в стране нелегально, и вопросы были ни к чему.

— Не волнуйся, — покачала головой Ольга, — мы с тобой кровью теперь повязаны.

И тут Радим понял, что если сейчас не сделать это, будет конец. Нужно-то всего пять минут воспоминаний подправить, но поправить качественно. Он быстро подошел к Ольге и, обняв, поцеловал, после чего отправил в сон. Отнес девушку в душ, быстро отмыл от крови, потом положил на кровать рядом с трупом Влады, открыл переход между мирами и отправил в непроглядный туман тело бывшей возлюбленной.

— Прощай, милая, — прошептал он. — Я виноват перед тобой, но к гибели ты пришла сама. Я сделал все, чтобы ты жила, ты выбрала другой путь.

Закрыв переход, он принялся за чистку дома. К счастью, ничего особенного, лужа крови на полу была убрана мгновенно, затем замыта океанской водой и каким-то шампунем. Радим раскочегарил электронку, сделал пару затяжек. Да, неудачно все случилось, а ведь подполковник Пряхин, что учил его рунам, говорил, что руну памяти перебороть невозможно, либо врал, либо не знал, либо головушка у Влады совсем плоха была, если смогла она вспомнить.

Нарисовав на лбу Ольги руну памяти, Радим принялся накачивать ее остатками энергии. Дальше начиналось самое сложное, стирать не надо, нужно исправить, а для этого придется повозиться. Закрыв глаза, он скользнул по каналу в воспоминания. Вот она на нем активно двигается… Так, еще вперед, вот оно — удар, боль. Не надо ей этого. Дальше началась правка воспоминаний. Первый раз он такое делал, и сил едва хватило. Двадцать минут, чтобы поправить, затереть тринадцать, и поправить три, оргазм и сон, никакой Влады для Бушуевой тут не было, она кончила и уснула на нем. Все.

За окном снова сверкнуло, затем загрохотал гром. Радим бросил взгляд на спящую женщину и подумал, что он завидует ей, поскольку никак не мог выбросить из головы искаженное ненавистью лицо Зотовой, и оно останется с ним надолго. Нет, конечно, через какое-то время воспоминание отдалится, станет блеклым. Но чувство вины и собственной ошибки будет грызть его всю жизнь.

Раскурив электронку, Вяземский затянулся, потом открыл заднюю стеклянную дверь и вышел под дождь, струи не слишком холодной воды ощутимо били по телу. Буквально в пяти метрах бушевал океан, конечно, это не тянуло на шторм, но волны шумели отчетливо. Здесь вообще волнение океана редкость. Стик намок и теперь не тянулся, Радим зло сплюнул и вернулся в дом. Да, плохо закончилась эта замечательная поездка, правда, об этом будет знать только он, и вроде вины-то его в этом нет.

— Милый, ты чего? — позвала с кровати Ольга, наведенный руной сон он с нее снял, вот и проснулась она сама, когда он открыл дверь и впустил вместе с собой грозу. — Ну-ка быстро в душ, сырым в кровать не пущу.

Радим улыбнулся и отправился нежиться под теплые струи воды. А потом он вернулся в постель, лег рядом, обнял, прижался всем телом, страстно желая, чтобы она поделилась теплом и спокойствием, что он ей подарил. И Ольга, почувствовав, что он не в порядке, и ему требуется ласка и забота, взяла все на себя. Страстный секс, на грани грубости, обычно Радим себе такого не позволял, а тут словно сорвало с резьбы. И ведь помогло, разжались сжимающие его кровоточащее сердце когти. Не полностью, так, слегка, но отпустило его. Как там, в «Девятой роте», говорил Бондарчук — «пить буду, и потом пить буду, и буду пить, пока не забуду все это, а потом рожу умою и заново жизнь начну». Как бы Радим хотел забыть все это.

— Что на тебя нашло? — приподнявшись на локте и глядя ему в лицо, спросила Бушуева.

— Ничего, прости меня, — устало произнес Вяземский, закрыв глаза, — что-то накатило.

— Не верю, — ответила она. — Ты забыл, где я работаю? Я людей не раз допрашивала, и я вижу, когда мне врут. Твое поведение, словно что-то страшное случилось, и теперь ты мучаешься.

— Сон мне плохой приснился, — попробовал выкрутиться, Радим, — да такой плохой, что вскочил да под дождь бросился.

— Врешь, — коротко выдала Ольга, но допрос прекратила и, положив голову на грудь, уставилась в темноту.

Как ни странно, Вяземского это успокоило. Он прикрыл глаза и почти сразу уснул. Только вот снилась ему Влада, вернее, это была не она, существо с ее чертами лица, покрытое какой-то то ли коркой, то ли чешуей.

— Ты избавился от меня, как от мусора. А ведь все, что я хотела, это быть с тобой, любить тебя, а ты растоптал мою любовь, причем дважды, сначала память стер, теперь вот сейчас, не будет тебе покоя. — Она медленно отрастила когти сантиметров так семь-восемь, и тронулась к нему.