Что я могла сейчас сделать? Только ждать. И робко надеяться, что Эллоиссенту и охотникам каким-то чудом удастся скрыться.
— Будь ты проклят, Дик*Кар*Стал! Будь проклят! — как мантру повторяла я.
Бессмысленно метаться по каменному мешку туда и сюда, как посаженная в клетку тигрица, но остановиться не получалось.
Не скажу точно, сколько времени я так носилась от стены до стены, пока совсем не обессилила и не задремала, положив руки на стол, как на подушку.
Разбудил меня тихий звук.
Свет падал таким образом, что я видела лишь неясную тень, но с первого взгляда поняла, что это не Сиобрян и ни его стражники.
Двигаясь изящно и легко, с неуловимой кошачьей грацией, тень бесшумно спускалась по ступеням. Нечто потустороннее и безупречное следовало за ней, как шлейф неимоверно дорогого парфюма.
На сей раз роскошные черные волосы, которые я обычно привыкла видеть распущенными, были собраны и заколоты на затылке в тугой пучок. Длинный плащ стекал с плеч почти до пят и смотрелся, как нарисованный. Узкое треугольное лицо с высокими скулами и яркими губами точно парило во мраке. Глаза, будто подведённые черной густой тушью были темные и яркие, как у шлюхи и матово светились, отливая кошачьей зеленью.
В голове вспыхивали одна за другой картинки из прошлого: вот из мрака выдвигается силуэт, высокий и стройный, и меня почти обволакивает низкий, как звук виолончели, ласкающий голос: «Меня зовут Миарон Монтерей. Я оборотень из клана Черных Пантер. Не хочешь представиться в ответ?».
«Огненная и прекрасная — ценный экземпляр. Именно такого не хватало в моей коллекции».
Круглая комната. Полуобнаженный мужчина на дорогих коврах, в окружении курений и взвивающихся занавесок, тонких, подвижных, летучих. Я не могу оторвать взгляда от черных удушливых кос, змеящихся вдоль его лица. И от его губ. И от таких необычных глаз с узкими змеиными зрачками.
«Бог боли, смерти и запретных страстей. Именно он приведёт в мир хозяйку Бездны — Литуэль».
Стоя на коленях он целуется с Дейроком. Когти, острые и чёрные, скользят по собственной груди и кровь алой рекой течёт вниз. Руки жёстко, почти насилуя, прижимают лицо того единственного, кого я в ту пору могла бы назвать своим другом, к раскрытой, точно рот, ране…
Он нависает над Эллоиссентом, — моим Эллоиссентом! — распущенные волосы спадают вниз тяжёлым блестящим шелком, на широкой груди сверкает серебряная цепочка, рот влажный от крови. Его взгляд — взгляд уверенного в своей силе и безнаказанности хищника, прикован ко мне и не уйти, не спастись, не спрятаться — у зверя звериное чутье, звериные рефлексы, звериная беспощадность. Зверя может сдержать сила, но не мораль. У зверя нет морали.
В памяти снова и снова всплывала картина, которую я всеми силами души старалась забыть: Эллоиссент и Миарон, Миарон и Эллоиссент — целуются снова и снова. Их страсть переходит в похоть. Клыки и когти Миарона рвут белое, нежное, ещё почти мальчишеское тело на части, распинают…
Я тогда думала, что моя любовь к Эллоиссенту скончается там, на месте их жестоких игрищ.
Сколько раз я думала, что достигла дна? Но — продолжала плыть.
«Самка я, не ты Миарон. Потому и любить твои мальчики будут меня», — прозвенел в памяти собственный голос.
«Я заставлю тебя пожалеть о каждом произнесённом тобой слове», — рычит он в ответ.
«Это невозможно», — дерзко бросаю я.
И вот мои дрожащие руки держат оторванную голову Дэйрэка, а сердце наполняется звенящей пустотой осознания непоправимости смерти.
«Ты стала моим наваждением! Я болен тобой. Мой ядовитый Красный цветок!».
— Добрый вечер, Огненная Ведьма. Мой драгоценный Красный цветок, — мягко зазвучали богатые переливы глубокого благозвучного голоса уже в реальности, здесь, наяву. — Кажется, ты не слишком сильно удивлена моим визитом? — Он повёл носом, словно гончая, берущая след. — Боишься меня? Страх витает в воздухе. Я чувствую его на вкус.
Оборотень облизнул губы. Зрачки в его глазах на мгновение вытянулись в острое лезвие, но быстро вернулись к нормальному состоянию.
— Каждый раз с твоим появлением, Миарон, в моей жизни всё становится ещё хуже. — устало отозвалась я. — А сейчас всё и так плохо хуже некуда.
Он ухмыльнулся, с издевкой покачав головой:
— Неужели же в твоей жизни появился кто-то, кого ты ненавидишь больше меня, мой ядовитый Красный цветочек?
— Ты пришёл сюда поговорить о моих страхах и ненависти? Впрочем, ты настолько не в себе со всеми твоими немыслимыми странностями, что даже если это было бы так, я бы не удивилась.
— Я обижен на тебя, моя смертоносная куколка.
— Вполне в твоём духе. Приношу извинения за то, что спасла тебе жизнь. Сама не знаю, что на меня нашло.
Придвинув ногой стул, Миарон уселся на него, скрестив руки на груди.
— Я правильно понимаю, что моя непобедимая несравненная демонесса оказалась в полной… хм-м… неприглядном, в общем, месте?
В насмешливом и властном взгляде читалось неприкрытое удовольствие.
Наконец-то я, как крыса, загнана в угол. Добыча уже трепещет под его острыми когтями. Теперь злая кошка может сколько угодно играть со своей мышкой.
— Никогда не говорила, что я непобедима.
— Ты даже никогда об этом не думала, правда? — насмешливо растягивая слова, глумился Черный Кот. — С нашей предыдущей встречи всё изменилось… для меня к лучшему. Теперь в цепях не только наш, о! такой сладкий красавчик Эллоиссент, — он плотоядно облизнулся, и его жест снова заставил меня увидеть пошлые, эротически-кровавые картинки. — Но, судя по слухам, ещё и тот, кто с тобой связан куда более крепкими узами. Слепой Ткач, Одиффэ! Как же ты… поблекла. Где же твой огонь? Где твоя ярость? Тебе что — всё равно?
— Всё равно? — тихо повторила я. — Всё равно — что? Кто из вас с моим мужем первым растерзает отца моего ребёнка, а моего сына возьмёт в заложники, чтобы держать меня на коротком поводке? Я не до конца определилась, но кажется — да. Мне всё равно огонь или полынья, когти или черный дар некроманта — куда ни кинь, как говорится, везде клин. Как стервятники, чувствующие кровь, вы не оставляете мне ни единого шанса.
— Я хочу сделать тебе предложение.
Я подняла на него воспаленные глаза:
— Делай.
— Когда Дик*Кар*Стал настигнет твоих мальчиков, Эллоиссенту придётся жить в похожем застенке очень долго. Своего сына ты тоже вряд ли увидишь скоро.
— И?..
— Я помогу нашему любовнику вырваться из рук Темного Короля.
— Уверен, что у тебя получится?
Миарон растянул губы в жестокой ухмылке, показывая острые клыки:
— Я попытаюсь. Но с одним условием, моя драгоценная…
— С каким?
Миарон едва уловим движением поднялся со стула.
Я вздрогнула, когда он вырос передо мной и, протянув руку, коснулся длинными пальцами моей щеки:
— Ты пойдёшь со мной.
Подняв взгляд, я встретилась с ним глазами. В них пылало жаркое, жестокое пламя.
— Я пойду за тобой хоть в Бездну, если сумеешь их спасти, — пообещала я.
Миарон расхохотался:
— Значит в качестве мучителя Зверь всё-таки лучше Повелителя Мёртвой Плоти?
— Миарон, я хочу, чтобы Эллоиссент и мой сын были в безопасности!
— А когда я выполню твоё желание, ты не станешь вероломно кидаться в меня колечками-порталами?
— С тобой ничего не случится, если бросишь сорочью привычку хватать жадными лапами всё, что блестит.
Он засмеялся.
— Договорились, Красный цветок.
В следующее мгновение я поняла, что в помещении осталась одна. Это была астральная проекция наподобие той, что мы практиковали с Танитой, только более сильная. Да что там — сильная! Она была материальной!
Не знаю, сколько я просидела до того момента, как за дверью послышались приглушённые звуки, за которым последовал скрежет отодвигаемых засовов. Дверь с лязгом распахнулась и на этот раз вошёл Дик*Кар*Стал, склоняясь под сводом низкой арки. Неторопливо, словно пересчитывая про себя ступени, он сошёл вниз.
