Ливония (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

На обед к берегу приставать не стали, на дворе явный минус, до десяти мороза может и не дотягивает, но минус семь точно есть. А значит, каждую минуту, каждый час лёд становится всё толще. Перекусывали по очереди хлебом и остатками от вчерашнего пиршества, устроенного князем Холмским. Он, кстати, с двумя десятками ратников одвуконь всю дорогу пробирался вдоль берега Волга, лишь изредка, когда дорога уходила от реки скрываясь из вида. Сам напросился и лошадей с собой взял, поясняя, что как только лодьи не смогут дальше плыть, чай не атомные ледоколы «Ленины», то князь галицкий с ближниками и послами может пересесть на коней и он его проводит до Москвы и царю с рук на руки передаст.

Ну, это понятно, про победу над шведами весть по стране уже пролетела и каждому к столь значительному событию охота примазаться. Вот и наместник Тверской князь Пётр Андреич Холмский помог воинству. А особливо брату Ивана свет Васильевича.

Юрию Васильевичу жалко не было. Пусть примажется. А вот то, что дальше скорее всего действительно придётся двигаться на лошадках усиливающийся холодный ветер и снег предупреждали отчётливо. Ветер стал меняться. С северо-западного и вполне попутного, он перешёл на северо-восточный. А ведь вскоре Волга повернёт на восток.

Оказалось, в действительности всё ещё хуже. Причалили они к берегу почти в сумерках и стали костры разводить и ужин готовить. Поели, установили палатки, а утром еле выползли из них. Снега навалило столько, что по колено в нём пришлось ползать, сворачивая палатки. Сунулись к реке. А пробитую ими дорожку во льду сковало за ночь и снегом завалили. Попробовали сломать лёд в другом месте, чтобы проверить, сможет ли флотилия лодочная его сломать своим весом. И наткнулись уже на серьёзную толщину.

— Всё вои! Дальше пешком. Вытаскивайте лодьи на берег полностью и переворачивайте. Тут десяток останется их охранять, а потом поставим тут острог небольшой и будем менять раз в неделю ратников. Сами лодьи может и не тронет никто, а вот паруса и канаты с якорями растащат и даже спасибо не скажут.

Глава 25

Эпилог

— Что скажешь, брате?

Брате кивнул. Высокий, худой, отрастивший за лето козлиную бороду, Иван Васильевич и так-то сутулился, а тут опустил голову, и как-то в плечи её вжав, отошел от братика младшего и стал ходить вдоль окон Грановитой палаты, узоры на персиянских коврах, видимо, разглядывал. Чуть не горбатым при этом казался. Или искал чего? А, спокойствие потерял. Упало на ковёр и замаскировалось среди завитушек цветных. А ещё братец каким-то старым потрёпанным казался, а ведь всего двадцать пять лет Государю. Пацан пацаном.

Верблюжий ковер с высоким, ещё не замятым почти, ворсом и не вылинявший в свете пробивающихся сквозь стеклянные окна солнечных лучей, казался из-за преобладания зеленых и красных цветов нитей кусочком лета в стылой запорошенной снегом Москве. Даже вырывающееся из облаков то и дело солнце Москву из объятий мороза вытащить не могло. Холодно и ветряно. Словно февраль на дворе, а не середина ноября.

Разговор у братьев шёл про Ливонию. Хотя разговор — это перебор. Монолог? Ну, когда один глухой, и именно он почти молчащая сторона, то и монологом сложно назвать. Иван свет Васильевич бегал вдоль окон по ковру, останавливался напротив младшего брата и чуть снизу вверх глядя ему в глаза артикулировал губами, оттягивая вниз ужасную свою бороду, несколько фраз. Дожидался кивка и начинал снова бегать от стены к стене. При этом непокрытой головой пробегал как раз напротив окон солнечных и лучи уже низкого почти зимнего солнца путались в волосах царя, и из-за того, что не расчёсаны были волосы, и торчали во все стороны, как бы нимб образовывался на пару секунд, а потом пропадал, пока Иван до следующего окна не доходил… не добегал. Холерик. Ничего медленно делать не умеет.

Брат, пусть будет, рассказывал про то, как не получилось у него заманить на Москву мастеров из неметчины. Историю эту Боровой мельком знал ещё там в будущем. Преподаватель рассказывал в Универе. Запомнилось не много. Знал и в этом времени уже пребывая. Именно он и настаивал, чтобы Иван организовал вербовку мастеров и преподавателей для университета из немецких городов в Россию.

А не дал им попасть в Москву батянька приплывшего с ним барона фон Рекке ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии Йоганн фон дер Рекке. Более того он развил бурную деятельность, пытаясь поссорить императора Карла V Габсбурга с Иваном. В результате Ганс Шлитте, который и вербовал всех этих мастеров в немецких землях, был арестован. И долгие годы сидел в тюрьме, а потом судился с орденом. А набранные им сто двадцать три человека частично остались в Ливонии, частично вернулись назад и лишь чуть больше десятка добралось до Москвы. И добрались не те, кто нужен был прежде всего по мнению Юрия.

Батянька умер пять лет назад. Но дело его живёт. Не пускают через Ливонию мастеров и учёных в Россию.

— Держи. Читай. Это я новое письмо императору Карле написал. Если ещё кого нужно говори, допишу, — Иван сунул брату исписанный его ровным и почти понятным почерком листок.

Ну, сначала титулы и здравствования. Ага вот и просьбица пустяшная.

«Дозволь, брат, привезти на Москву мастеров и докторов, которые умеют ходить за больными и лечить их, книжных людей, понимающих латинскую и немецкую грамоту, мастеров, умеющих изготовлять броню и панцири, горных мастеров, знающих методы обработки золотой, серебряной, оловянной и свинцовой руды, людей, которые умеют находить в воде жемчуг и драгоценные камни, золотых дел мастеров, ружейного мастера, мастера по отливке колоколов, строительных мастеров, умеющих возводить каменные и деревянные города, замки и церкви, полевых врачей, умеющих лечить свежие раны и сведущих в лекарствах, людей, умеющих привести воду в замок, и бумажных мастеров» (подлинное письмо Ивана Грозного).

В конце Иван обещал использовать этих всех мастеров и докторов для подготовки к войне с османами. Аргумент был хорош. Именно сейчас Священная Римская империя теряла одну землю за другой. Турки уже совсем близко от Вены.

— Я бы рудознатцев добавил, вскоре Урал-камень доступен станет, там должно быть много чего полезного. Всё руды они в горах. Ещё ткачей и мастеров, что ткацкие станки делать умеют.

Царь — батюшка вырвал у Юрия лист плотной почти белой бумаги и бросился к столу, что в углу Грановитой палаты, рядом с троном стоял. Стал дописывать сказанное Юрием. Потом вернулся к нему и уже о другом повёл разговор.

— Приезжали же послы с Ливонии от ландмейстера Генриха фон Галена, обещали дань за Юрьев заплатить в размере тридцати тысяч талеров. Год прошёл и не везут.

— Брате, а зачем ты меня уговариваешь? Нешто я против. Обязательно нужно войной на Конфедерацию Ливонию идти. И не нужно поводов выискивать. Хватает их. Я тебе про другое говорю. Ливония это фитилька маленькая Она в ширину сто пятьдесят вёрст от Чудского озера до Пернау и того меньше. А от Ревеля (Таллина) до Динабурга и четырёх сотен вёрст нет. Только как мы на них нападём, так все соседи сразу возбудятся и Литва, и Польша, и Дания, и Швеция. Возможно, шведы сразу не сунутся. Теперь опасаться нас станут, а вот Литва и Польша с Данией обязательно вмешаются. Нам нужно так подготовиться, чтобы сразу все эти епископства захватить. И по возможности пленить там главных. Иначе они отправят гонцов во все страны, помощь просить. А то и продадут свои земли Дании и Польше, а те к нам с претензией, дескать мы купили пошли вон москали. Потому нужно не одной ратью идти, а несколькими. Одной по Югу на Динабург и дальше вдоль границы в Литвой на запад до Дурбе, и до самого моря. Вторая рать на Дерпт и дальше до Пернау или Пернова. Третья рать по северу, взять Нарву и дальше до Гапсаля. А я на кораблях захвачу Ревель и Ригу. Это столицы и их нужно обязательно сразу захватить.

И главное, брате. Не говори до последнего никому, и тем более боярам, куда мы идём. Всех убеждай, что рати собираем для похода на Крым.