Но сама Вера была убеждена, что не одной химией вышло так нарастить производства, все же главным она считала людей, которые этим производством занимались. И совсем не туркестанских хлопкоробов или монгольских овцеводов она считала, а людей советских, которых просто стало заметно больше. Больше не на тех, кто жил на «новых территориях», а тех, кто не умер. Кто не умер в тридцать втором году, кто не погиб в прошедших войнах — а это, по ее самым скромным прикидкам, было уже больше трех миллионов человек. И сколько-то человек не умерли под развалинами во время землетрясения в Карпатах, но, насколько помнила Вера, «раньше» народ погибал в основном в Румынии, в СССР погибли буквально единицы — но сейчас и эти «единицы» остались живы, добавив толику малую к «спасенным» миллионам советских граждан. И теперь эти миллионы работали в полях и на пастбищах, трудились на заводах и фабриках — и именно результатом их труда были все эти «дополнительные» товары.
Не только и даже не столько ткани, одежда и обувь, с той же мебелью, которую «в первой жизни» было не то что подобрать, но даже найти непросто, теперь проблем вообще не было. Потому что ее производили многочисленные государственные фабрики (на которых работали «сэкономленные люди»), еще более многочисленные небольшие артели. И работала, причем очень хорошо работала система распределения всего сделанного по магазинам. Которая вообще-то уже не была просто «торговлей», а именно налаженной системой обеспечения народа нужной ему мебелью.
Именно «система» потребовалась главным образом потому, что мебель по сути своей представляет «пустое пространство, обернутое в тонкую деревянную оболочку», а далеко перевозить «пустоту» было просто экономически нецелесообразно. И поэтому — по предложению какого-то артельщика вроде — в крупных городах были созданы кооперативные (то есть объединяющие много разных артелей) чисто «сборочные производства», где из деталей, изготовленных артелями где-то далеко, мебель собиралась и разводилась по относительно близким магазинам. Но не вся мебель, а достаточно мелкая: стулья, столы, табуретки и этажерки какие-нибудь. А мебель уже крупная, вроде шкафов или диванов, покупателю на дом доставлялась все еще в разобранном виде, и ее уже на месте окончательно собирали приезжающие вместе с доставленными деталями рабочие. Или даже сами покупатели — для чего некоторые предметы непосредственно на мебельной фабрике подготавливались для «простой сборки».
Система (изначально артельная) народу очень понравилась, и к ней очень быстро присоединились и государственные фабрики — зато теперь стул, допустим, изготовленный в Цхинвале (а там стулья делались просто шикарные из местного белого бука) можно было найти и в Москве, и в Мурманске, и во Владивостоке. Или найти его в каталоге мебельного магазина, заказать и просто подождать, пока его не привезут покупателю прямо домой — но только в «мебельной системе» работало около трехсот тысяч человек. А еще были системы «электрическая» (по производству главным образом разных осветительных приборов), «фарфоро-фаянсовая» (посуда и сантехника) и даже все более набирающая популярность «цветочная», обеспечивающая поставки экзотических комнатных растений — то есть поставляющие людям товары отнюдь не ежедневного спроса и требующие особых условий доставки. Однако эти «системы» тоже приносили стране изрядные доходы, а людям — дополнительный комфорт…
А чтобы было, куда людям этот комфорт доставлять, очень сильно развилась строительная отрасль: как собственно строительные предприятия, так и производство стройматериалов — и именно на строительство была сейчас направлена большая часть демобилизуемых бойцов РККА. По планам именно в строительство предстояло направить два миллиона человек из трех, на которые армии предстояло «сократиться». И уж пару сотен тысяч из них Вера решила задействовать в своих «химических» интересах — просто потому, что строить нужно было очень много всего.
Строить нужно было очень много всякого, в том числе и потому, что химия была наукой очень быстро развивающейся, а новые результаты научных исследований требовалось как можно быстрее внедрять в народное хозяйство. Тот же Николай Дмитриевич летом завершил очень интересное исследование по получению из горючих сланцев прекрасных масел и жидких топлив что называется «на любой вкус» — и тогда же, летом, началось строительство по сути дела нового сланцевого завода в Сызрани. Строительство это шло исключительно за счет ресурсов НТК и продвигалось главным образом из-за того, что Вера лично за ним следила и очень жестко наказывала тех, кто хоть немного этому строительству мешал. Так жестко, что даже Иосиф Виссарионович не смог не вмешаться:
— Вера Андреевна, вы, как мне доложили, довольно серьезные репрессии применяете к тем, кто срывает планы по постройке нового химзавода в Сызрани, но насколько мне известно, завод этот принесет нам гораздо меньше пользы, чем завод нефтеперерабатывающий, постройку которого вы же и замедляете…
— Не замедляю я постройку нефтеперерабатывающего завода, я ее просто остановила за ненадобностью. У нас сейчас таких заводов достаточно и тратить деньги на еще один просто нет необходимости.
— А тратить деньги на завод по производству топлива из сланцев, вы считаете, необходимость есть?
— Есть. Потому что сланцевый завод жидкое топливо будет выдавать в качестве отходов производства, а вот основная его продукция… Да, если измерять ее в тоннах, может показаться, что основной продукцией как раз бензин и является, а если измерять ее важность для народного хозяйства и брать измерение денежное…
— То есть прочая продукция будет гораздо дороже топлива, я правильно вас понял?
— Совершенно правильно, но если принять во внимание экономический эффект, который стране даст та же ихтиоловая мазь, то сразу станет понятно: бензин — это именно попутный отход основного производства. Если хотите, я вам принесу краткий списочек того, что завод выпускать будет. Совсем краткий, на пару тетрадок всего… общих тетрадок. Но, думаю, будет достаточно для начала всего парочки веществ: с эпоксидной смолой, производимой заводом, цена углепластика для, скажем, наших самолетов упадет почти что вдвое. А синтетические лаки мало что сделают покраску сельхозтехники и военных машин вдвое дешевле, так и краски на основе этих лаков на порядок более стойкие и прочные. И я уже не буду просто упоминать сотню тысяч тонн получающегося практически бесплатным столь нужного стране асфальта и даже про попутно возникающую мощность электрогенерации в две сотни мегаватт…
— Спасибо, я понял. Но вот производство того же бензина… товарищ Струмилин подсчитал, что бензин у вас получится втрое дороже получаемого из нефти.
— И что? В Забайкалье основным источником бензина вообще уголь является, и там бензин еще более дорогим получается — но если посчитать расходы на перевозку, то не очень-то он и дорогим становится. А товарищ Струмилин пусть еще подсчитает, какую экономия стране даст само отсутствие необходимости гонять туда-сюда десятки тысяч вагонов!
— Для Забайкалья согласен, экономический эффект… есть. Но ведь нефть-то буквально рядом с Сызранью теперь добывается, и ее как раз возить на нефтеперерабатывающие заводы приходится!
— Ну да, в основном танкерами по Волге, то есть почти бесплатно. Но повторю еще раз: переработка сланцев нашей химии дает очень много продуктов, которые можно, конечно, производить из нефти или газа, но раз в десять, а то и в сто дороже. Ладно, еще один, надеюсь последний аргумент. Для нефтеперерабатывающего завода нужна чертова прорва электроэнергии, которой уже сейчас в Сызрани просто не хватает. А вот когда сланцевый завод с ТЭС заработает, то электричество появится. Появится, но разве что года через два его будет достаточно для нефтепереработки — и вот тогда я первая скажу: стройте нефтеперерабатывающий завод! А до того — что толку, что мы там такой завод поставим? То есть запустить-то мы его сумеем, но при этом оставим без электричества и Куйбышев, и Вольск со всеми окрестностями — и будем с дешевым бензином, но без цемента и без кучи промышленных предприятий…
