Скажете, скучно вот так целыми днями бродить по прерии, обвешанному оружием, а из развлечений иметь с собой кусок овечьего сыра да ломоть хлеба? Это вы в полях не трудились весь световой день. Всю жизнь. Вот где скука, и то живут как-то. А кто не любит такую жизнь, пусть лучше сразу рождается сынком какого-нибудь барона или графа. Тем веселее. Пробуйте, у вас непременно получится! Не получилось? Умрите и рождайтесь снова, однажды обязательно повезет.
Глава 5
Караван
Ночь опустилась на поселок, пять с половиной лет назад выстроенный общиной на деньги и средства, выделенные роднёй на обустройство. Староста и его возлюбленная жена сидели в кровати, неспешно беседуя перед сном. Я как сторонний наблюдатель даже поначалу решил, что они читают, но нет — темновато, да и нет такой привычки у крестьян, пусть и не рядовых. У простолюдинов если есть навык чтения, то книг нет точно. А что сидя спать ложатся — так все сейчас спят сидя, мода такая. Кровати короткие, под спинами у бедных сундуки, у богатых горки подушек, как вот у старосты.
— Что думаешь, Изабелла, упорхнет от нас этот птенчик?
— Не знаю, не знаю. Уж очень он наособицу, не нашего круга парень.
— Думаешь, Счастливчик впрямь из этих, из аристократов?
— Скорее всего. Или бастард, или из младших, или зарубил кого на дуэли и сбёг. Как его привяжешь к нашей деревне?
— Он зарубил? Вик хоть и Счастливчик, а скорее себе ногу отрубит, чем кого-то на дуэли мечом заколет. Если только магией…
— Ну не знаю тогда, что там за причуда. У них головы иначе думают, не как у нас.
— Да ладно тебе, скажет баба глупость, а ты бабе не верь! — Отгородился от чуждой для принятия мысли староста.
— Алонсо, пенёк плешивый! Вот скажи, что означают слова «моя деревня»?
— Дык ясно что, моя деревня, то есть та, в которой родился, в которой живу. А сейчас наш посёлок стал моей деревней.
— То-то, что ясно! — Изабелла явно перехотела спать, — а для благородного «моя деревня» означает, что это его собственность! Понял теперь⁈
— Ух ты, не подумал. И верно, что по-другому думают. И чего?
— Того. Медовой ловушкой его не заманишь. Вообще, очень похоже, что он этого наелся уже, не смотри, что молодой. И не боится, и не трусится от вожделения, и не стесняется вовсе.
— А ты что, прямо вот показывала ему что-то?
— Вот дурак старый! Я видела. Мне не обязательно юбки задирать, чтоб видеть, я глазами смотрю, а не тем, чем вы мужики думаете. Третий глаз, он женщине для других случаев природой даден.
— Ха, третий глаз… Лучше скажи, у вас нету того, чем мы думаем, оттого вы бабы и думать не умеете.
— А я вот сейчас как дёрну! С одного разу думалку твою оторву. Зачнешь тогда головой думать, а не срамным удом своим.
— Ладно, ладно, угомонись! Или дергай, но аккуратно, чтоб с пользой. Может, нам его оженить на ком?
— Ну да, так он и разбежался жениться на крестьянках. Нет, Алонсо, тут надо чем иным привязывать. Чем-то серьёзным, хоть той же кровью.
— Тьфу-тьфу! Крови уже немало пролилось, да и Вик её пролил на нашей земле.
— Не в счёт, он чужую пролил. А вообще, нам так нужен этот белоручка?
— Скажешь тоже, аристократы, у них же война в крови. Это раз-другой мы дуриком отмахались от дикарей. А придёт настоящий враг, сильный, кто нами командовать станет?
— Да кто придёт-то? Муж, ты чего-то знаешь?
— Знаю, Изабелла. Когда у тебя накапливается добро, обязательно кто-то начинает на него разевать свой рот. Или несколько племен объединятся. Или соседа позавидуют.
— А нечего завидовать, работать надо!
— Ну да. Кому-то не повезло с землей, кому-то лень, у иного дождь не вовремя. Когда свои детки голодают, чужих жалеть не больно охота. А то еще хуже может выйти. — Староста вздохнул в темноте.
— Это как?
— Благородные придут и захотят свою власть тут установить. Там они чего баяли, мол земли их по праву рождения, крестьянин её арендует и платит за защиту от разора. А сюда придут чисто как волки, как бандиты, чтоб забрать всё по праву сильного. И лет через двести опять запоют, мол земля их по праву рождения.
— Думаешь, так и будет?
— Не знаю, но так может быть. Благородные… всё их благородство на нашем горбу зиждется. Надо быть очень сильными, чтоб не отобрали нашу землю. Вик нам нужен, хоть он и из этих.
— В каком качестве он нам нужен, Алонсо? Что ты задумал?
— Не знаю еще. Не придумывается. Но иметь на своей стороне мага — это правильно.
Вик Счастливчик пока каждый выезд на разведку воспринимал как приключение, его разъезды еще не стали рутиной, так что глаз не замылился, интерес не пропал. За полный день он объезжал половину маршрута, ночевал под открытым небом, если не было дождя, а потом завершал неправильное кольцо на дороге, ведущей от поселка к городу и порту. И уже по дороге возвращался в поселок, не имеющий официального названия.
Его не сильно напрягал собственный статус в поселении, приняли, не зовут чужаком, не сторонятся, так чего еще надо? Вспоминая рассказы родителей и уроки истории в школе и шараге, он называл существующий уклад в поселке коммунизмом. А что, похоже: работают сообща, кормятся за общим столом, во всяком случае холостяки. Урожай делят на всех, по нужде выделяется одежда и ресурсы, сообща строят жильё для семей. Чем не коммунизм? Непонятно, что будет дальше, но пока всё по уму, считал Вик. Его трофейный конь был вроде как его собственностью, но использовался на общее дело и кормился из общего котла. То есть, из котла кормился Счастливчик, а жеребец из кормушки. Потому как Счастливчику давно объяснили — нормальная рабочая тягловая или верховая скотина на одной траве долго не выдержит, исхудает, обессилеет, перестанет работать. Он для себя понял так, что история та же, что и с тачкой, на паленом некачественном бензине движок нормально не тянет.
Вообще, проведенное в этом обществе время стало для Виктора временем сплошного обучения. Он учил сначала язык, параллельно с этим правила поведения в поселении, навыки обращения с инструментом в кузнице, потом учился ухаживать за лошадью. Оказалось, что его те еще навыки езды верхом вообще ничего не стоят. Конь — это вам не сел и поехал. Конь — это обиходил, приследил, починил сбрую, кормишь, холишь, приучаешь к себе, даже чужого, которого выдали проехаться. Кони — это сложно, ни разу не проще батиной «Мазды».
Если бы он так упорно учился в институте, то стопудово бы его закончил и не попал в ту задницу, которую устроил сам себе. Да чего там, сослагательного наклонения в реальной жизни не существует, события или происходят, или нет. Попал, значит попал. И да, ежели кто-то из читателей решил, что долгими зимними вечерами наш герой одновременно с постижением науки выживания в средневековом обществе мастерил из дерьма и палок паровоз, то он сильно ошибся. У попаданца было такое впечатление, что всё, что можно было улучшить, исходя из имеющихся возможностей, технологий и материалов, уже было улучшено лет сто назад. А если что не стали доводить до совершенства, значит очень дорого выходит. Вик не переделывал ничего, кроме арбалета. И кроме одежды. И кроме метательных клинков, которые тут раньше оружием не числили.
А потом Счастливчику дали «одно маленькое, но ответственное поручение». Всего-то дел: съездить на побережье, сопроводить караван с первым урожаем в этом году. Некая форма кооперации, когда одна община выращивает и производит не всё, потребное ей, а то, что лучше всего получается, чему способствует климат и особенности почвы. И вот тут, как пояснили Вику, вот тут в дело идут деньги, которые не в ходу внутри поселка. А еще товары метрополии, обычно высокотехнологичная продукция, а еще заморские изыски вроде какао, вина и прочего, без чего вполне можно обойтись.
Вик не скучал ни по вину, ни по какао. Шоколад он не то чтобы не любил, не испытывал к нему тяги. Сладкое любил, но со сладостью в этом времени складывалось не очень хорошо. Сахар тоже был заморским товаром. И без него приходилось обходиться. Местное пиво походило по вкусу на не-пойми-что, моча молодого поросенка, как выражался кто-то из его старых друзей из той жизни. У этого пива был всего один положительный момент — бесплатная кружка в день полагалась каждому мужчине. Раз бесплатное, то пускай.
