Он многозначительно качает головой.
— Очень продуктивно побеседовали.
Настя замирает. Глаза барышни бегают от Данилы к её отцу. Шок.
Данила тем временем спокойно встаёт, лениво стряхивает с себя пепел, тянется, хрустя суставами.
— Ну, я, пожалуй, пойду, если Павел Тимофеевич не против?
Барон с трудом поднимает руку. Скривившись от боли, сквозь зубы выдавливает:
— Беги, Филинов… Беги, пока можешь… тебе хватило…
Даня усмехается. Расправляет плечи, оглядывает гостиную, словно оценивая масштаб разрушений.
— Обои́м хватило. — Пожимает плечами. — В другой раз повторим.
Смотрит на Настю, чуть склоняя голову:
— Анастасия Павловна, выйдешь на минутку?
— Конечно, Даня.
Она идёт за ним в коридор, всё ещё пытаясь осознать происходящее. В голове — полный хаос.
Когда они оказываются в холле, наконец выдыхает.
— Даня… что это было⁈
— О, пустяки, — ухмыляется он, потягиваясь. — Твой отец решил провести душевную беседу. Уладить наши разногласия.
— Да уж… — мрачно фыркает Настя. — И как, уладили?
— Надеюсь, отлично. Но, думаю, не зря всё это мы затеяли.
Она хлопает глазами.
— В каком смысле?
Даня вздыхает, устало проводя рукой по волосам.
— Меня давно мучил один вопрос, — говорит он, рассеянно глядя на копоть, покрывшую зеркало. Отражение расплывается, как и мысли. — Почему твой отец владеет двумя Дарами — магией крови и друидизмом? Редкое сочетание, скажем так. Обычно в природе двударников не бывает. Почти всегда это оказывается один Дар просто уникальный, с разными проявлениями. Но у твоего отца всё иначе. У него два совершенно разных типа магии.
Он отворачивается от зеркала и качает головой.
— Это было загадкой.
Настя чувствует, как внутри нарастает напряжение.
— И что ты узнал, Даня? — спрашивает она, голос звучит глуше, чем обычно.
— И вот, во время боя, когда его ментальные щиты треснули, мне кое-что показалось. Но у меня есть догадка. Я думаю, твоя мать заразила Павла Тимофеевича астральным паразитом.
Настя замирает, глаза расширяются, а во взгляде появляется смесь шока и ужаса:
— Папа заражён Демоном⁈ Это мама так с ним поступила⁈
— Скорее всего, могла, — со вздохом соглашается Данила, утешающе погладив невесту по плечу. — Сегодня я повредил паразита, но не до конца. Он там, под ментальными щитами, уютно живет и, похоже, не планирует съезжать.
Настя продолжает таращиться на него, явно пытаясь осмыслить услышанное.
— Кстати, — задумчиво добавляет Даня, — возможно, именно из-за паразита твой отец стал таким подкаблу… то есть, послушным перед твоей мамой.
Настя хмурится, потом, будто неосознанно, берет Даню за руку. Так ей спокойнее.
— Будьте осторожны с Жанной Валерьевной, — добавляет Данила. — И можешь рассказать об этом отцу, если хочешь.
Она молчит, переваривая услышанное. Потом резко моргает, встряхивает головой — словно стряхивает с себя тяжесть мыслей — и, недолго думая, вешается ему на шею.
— Спасибо, Даня. Спасибо, что рассказал!
Телепат кивает.
— На здоровье, Насть. Кстати, второй этаж цел, значит, и твоя комната тоже.
— Жалко, — вздыхает барышня. — Так бы сегодня я спала у тебя.
— Только я всё равно утром уезжаю, так что не сложилось бы. И мне уже пора.
— Да-да, конечно, — Настя отпускает жениха. — Передавай привет девочкам.
— Твои будущие «сестры» будут рады, — кивает Даня и поворачивается к выходу
Он успевает даже открыть дверь. У крыльца его тут же окружают гвардейцы — в полном вооружении, с напряжёнными лицами.
Начальник СБ Семен, закованный в огненный доспех, рявкает:
— Граф, оставайтесь на месте! Мы должны выяснить, что произошло!
Даня медленно переводит на Семена взгляд. На крыльце тут же появляется Настя.
Спокойно, но твёрдо заявляет:
— Не трогайте моего жениха!
Гвардейцы, как по команде, вытягиваются в струнку.
— Данила Степанович пообщался с папой и уходит. — Она смотрит на охрану так, что спорить даже никому в голову не приходит. — А вы сейчас займитесь домом, позовите слуг — надо разгрести завалы.
Охрана переглядывается, но слова так и остаются словами. Данила без лишних комментариев садится в машину, неторопливо захлопывает дверь. Мотор ровно урчит, фары выхватывают из темноты разрушенный фасад дома, осыпавшиеся с крыши камни, застывших на месте гвардейцев.
Машина трогается с места. Настя остаётся стоять на крыльце, взгляд цепляется за красные огни задних фар.
* * *
Сажусь в машину и коротко бросаю:
— Трогай, Пётр.
Машина мягко трогается с места, плавно вписываясь в повороты. Я откидываюсь на сиденье, закрываю глаза, но мысли уже несутся вскачь.
Ох, устал я… Павел Тимофеевич, конечно, разошелся. Бился, как черт, не унимался, всё пытался перевесить. Казалось бы, ну упал ты, ну прилег, отдохни… Так нет, снова вскакивал, снова лез в бой. Приходилось тратить на него силы, а Мастер крови — это вам не воришка, которого можно хлопнуть по затылку и отправить в сон. Сильный, опытный, хитрый. В смертельной битве я бы его давно подловил и закончил все одним ударом, но тут приходилось работать аккуратно — только сбивать, валить на землю, контролировать. В нокаут такие не ложатся, даже когда им уже явно пора.
И всё-таки… Жанна. Ох, эта женщина. Не пожалела собственного мужа. Усилила, подчинила через паразита, сделала из него идеального послушного супруга. Каблук-версия 2.0 с улучшенной преданностью и встроенным контролем. Бонусом — отсутствие излишних вопросов. Даже интересно, он сам когда-нибудь замечал, что с ним не всё в порядке? Или думал, что это просто «мужской долг»? Хотя, зная Жанну… нет, не замечал. Она бы не допустила. В её стиле держать всех на телепатическом поводке.
Хотя бы Настя ещё легко отделалась. А вот Павлу Тимофеевичу не позавидуешь.
По дороге домой набираю Студня.
— Как там у нас?
В динамике раздаётся бодрый голос — как будто сейчас не глубокая ночь, а утренний подъём на сборы:
— Всё по плану, переброска людей идёт полным ходом. Я уже в Междуречье, принял базу Стрёмено под контроль. Сейчас ревизируем склады, сверяем оружие со списком, который ты передал, шеф.
Киваю, даже зная, что он этого не видит.
— Отлично. В течение суток сам прилечу. А вы пока осваивайтесь на местах. Готовьте к эксплуатации бронетехнику Воробьёва и про артиллерию не забудьте.
— Принято.
Связь обрывается.
Добравшись до дома, направляюсь прямиком в кабинет. План — разобрать кое-какие документы, а потом завалиться спать. Но по пути слышу детский лепет и тихий, капризный плач.
Останавливаюсь, заглядываю в детскую. Камила сидит в кресле-качалке, плавно двигается взад-вперед, пытаясь убаюкать Олежека. Но тот, хитрый малый, явно не в настроении засыпать — тянется к её волосам, ловит пряди маленькими цепкими пальцами, болтает, издает восторженные писки. В глазах — чистый восторг. Плачет он не от усталости, а от того, что мама его пытается куда-то уложить, а у него тут дел невпроворот!
Камила уставшая, но терпеливая. Периодически нашептывает что-то успокаивающее, но в голосе уже звучит лёгкое отчаяние.
— Ну давай, малыш! Уже ночь! Спи, солнышко!
Усмехаюсь, наблюдая за этой сценой семейного сопротивления.
— Устала, Камил?
Брюнетка вздыхает, глядя на сына с такой вселенской грустью, что кажется, ещё немного — и она сдастся прямо здесь, в этом кресле.
— Если кто устала, так это Лакомка. Не выдержала и уснула. — Она кивает в сторону комнаты, где отдыхает главная жена. Потом указывает подбородком на малыша. — А вот этот — нет. Этот, похоже, питается чистой энергией из воздуха и не планирует сдаваться.
Олежек, в подтверждение её слов, радостно хохочет, вырывается и снова тянется за прядями волос.
— Давай его мне, — решаю я, протягивая руки. — Всё равно мне предстоит бессонная ночь, а ты хотя бы поспишь.
